"Булганин не смог больше переносить постоянных злобных выпадов Никиты"

Следующим главой советского правительства стал Николай Булганин. Что представлял собой человек, способный одновременно быть председателем правления Госбанка СССР и заместителем министра обороны? Почему он был главой советского правительства лишь около трех лет? На эти и другие вопросы обозревателя "Власти" Евгения Жирнова ответил бывший управляющий делами Совета министров СССР Михаил Смиртюков.

Когда вы начали работать с Булганиным?

В первый раз я привез ему на согласование документы из Совнаркома в 1938 году. Его тогда назначили председателем правления Госбанка и одновременно или вскоре после этого — заместителем председателя Совнаркома. Помню, он сидел в огромном зале заседаний банка во главе длинного стола, сам стройный, лицо узкое, бородка клинышком. Очень эффектно он на этом месте смотрелся.

Говорят, что он не слишком хорошо разбирался в финансах.

Он был толковым хозяйственником, прошедшим хорошую школу. Взгляните на его биографию. Он работал в ЧК, госаппарате, был директором крупнейшего московского предприятия — электрозавода. Потом возглавлял Моссовет, Совнарком РСФСР. Но, надо сказать, звезд с неба он не хватал. Сказать или предложить что-то оригинальное он не мог.

Но ведь таких управленцев в стране, да и в Москве было несколько десятков, если не сотен. Почему именно ему доверили столичное хозяйство?

Его электрозавод выполнил первый пятилетний план за два с половиной года и гремел на всю страну. Это во-первых. А во-вторых, у него была очень полезная для продвижения по службе черта характера: он никогда не возражал начальству. Что бы оно ни говорило. К примеру, в 30-е годы вдоль Садового кольца в Москве были вырублены почти все деревья. Все просто не успели. Тогда появилась теория, что в случае вражеской химической атаки вся отрава будет оседать на деревьях и еще долго вредить населению. Партийное руководство города — Каганович или Хрущев — приказало деревья вырубить, а Булганин без возражений начал исполнять. Но Сталин это дело остановил.

А как он, сугубо гражданский хозяйственник, стал маршалом?

В 1941 году он был назначен членом Военного совета Западного фронта, которым командовал Жуков. Мы с ним по-настоящему познакомились именно тогда. Штаб фронта находился недалеко от Москвы, в Перхушково, и я несколько раз по поручению Микояна, отвечавшего за снабжение Красной армии, ездил туда проверять, как идут дела. Булганин часто приезжал с разными просьбами к Микояну. Анастас Иванович давал мне поручения найти возможность помочь, и я искал. Иногда это удавалось, иногда нет.

Он разбирался в военном деле лучше, чем в финансах?

С тех пор как Булганину присвоили генеральское звание, он предпочитал везде появляться в военной форме. Хотя по характеру был совсем не военным, не резким. Но время от времени мог и ругнуться матом. И конечно же, был совсем не стратег. Помню, в 1941 году мы приехали на Западный фронт. Над нашими головами в сторону Москвы степенно, строем, с ровным гулом летели немецкие бомбардировщики. Булганин вдруг занервничал, забегал взад-вперед и начал кричать: "Почему мы их не сбиваем? Почему не сбиваем?" Жуков оторвался от карты, посмотрел на него твердо и говорит: "Да не волнуйся ты так, Николай Александрович! Если мы начнем их сбивать, они начнут бомбить позиции наших войск. Пусть там, в тылу, их сбивают те, кому это положено". Но как хозяйственника Жуков его высоко ценил и был спокоен за тыл фронта, если членом Военного совета был Булганин. Булганин к Жукову тоже хорошо относился.

Но это ведь не помешало ему принять участие в травле Жукова после войны?

Булганин в этом случае, как обычно, без возражений исполнял волю руководства. Он потому с легкостью возглавлял такие разные организации, как Госбанк и Министерство обороны, что в основном передавал подчиненным указания Сталина, оформленные в решения Политбюро, а затем следил за их неукоснительным исполнением. Когда Сталин начал отходить от руководства текущими делами, Булганин стал выполнять указания Берии и Маленкова. Причем, как потом выяснилось, много плохого сделал из страха перед этой парой. Когда арестовали руководителей Ленинграда, было организовано специальное тюремное подразделение. И роль следователей в нем исполняли сотрудники ЦК и члены Политбюро. Булганину тоже пришлось допрашивать обвиняемых. Он сам боялся до смерти Берию, пока того не арестовали. Вы бы видели, как радовался Булганин, когда того расстреляли. Тогда в первый раз после долгого перерыва в Кремле встречали Новый год. В отличие от предвоенных лет встречать 1954 год пригласили очень много людей. Руководители страны Маленков, Булганин, Хрущев вокруг елки водили с гостями хороводы. Булганин неожиданно вышел в круг и начал плясать "барыню". Красиво танцевал! Женщины по очереди выходили плясать с ним, уставали и уходили. А он все продолжал и продолжал плясать. И это в его 58 лет! Крепкий был мужик. Гостей на Новый год в Кремль приглашали и в следующие годы, но не было ни хороводов, ни русских танцев маршала Булганина. Наверное, это было бы даже как-то неприлично. Он ведь в 1955 году стал председателем Совета министров СССР.

Почему Хрущев, сняв Маленкова, не сел в премьерское кресло сам? И почему назначил на этот пост именно Булганина?

Самому Хрущеву становиться во главе Совета министров было не с руки. Они же все говорили, что в стране коллективное руководство. А тут сразу два высших поста — в ЦК и правительстве — оказалось бы у одного человека. А Булганина он продвинул на этот пост потому, что они были друзьями и собутыльниками. Как-то раз приношу Булганину документы. Он говорит: "Вот мы вчера были на митинге с Никитой, и после митинга мы с ним трахнули по бутылке коньяку!" Что ему ответишь на это? "Здорово",— говорю. Все это у него в кабинете, сидит еще несколько человек. Все смеются. Пили они вместе, это точно. И пили порядочно. Но при назначении Хрущев ему прямо сказал, что сидеть ему на этом месте ровно два года. Потом, мол, мы все равно тебя снимем. И все время Булганину об этом напоминал, что место он занимает незаслуженно, что работает не так, как надо, и так далее.

Булганин действительно плохо работал на посту главы правительства?

Так, конечно, говорить нельзя. Но кто сможет полноценно трудиться, когда ему все время напоминают, что он калиф на час? К тому же картину его работы портили сотрудники аппарата, которых он привел за собой из Министерства обороны. Были среди них очень грамотные и талантливые люди. Генерал Алексеев, например. Но часть этих ребят не любили утруждать себя работой. Генерал Ермолин такой у Булганина работал. Часто со мной вместе ходил к нему документы подписывать. "С тобой веселей",— говорит. Брал пухлую папку бумаг. Булганин сначала мои документы просмотрит, подпишет. Затем Ермолин свои бумаги подает. Одну, вторую, третью. Тут Ермолин встревает: "Товарищ маршал, вы, наверное, устали уже, может, остальные в другой раз?" "Да, пожалуй",— соглашается Булганин. Выходим. И так раз за разом. Я как-то не утерпел, спрашиваю: "Что ж у тебя там за бумаги в таком количестве?" Ермолин улыбается. Папку раскрыл — а там кипа таблиц каких-то для веса и объема, чтоб показать, что вот-де, сколько работы у меня. Сплошная военная показуха. Ермолин и подобные ему генералы предлагали преобразовать аппарат правительства по образцу и подобию Министерства обороны. Мы, конечно, возражали. Они, наверное, жаловались на меня Булганину. И как-то на заседании президиума правительства он назвал меня то ли в шутку, то ли всерьез "наш злой гений".

Хрущев сдержал свое обещание относительно двух лет?

Нет. Булганин проработал председателем Совмина дольше, до 1958 года, и ушел сам. Не смог больше переносить постоянных злобных выпадов Никиты.

Их дружба не выдержала испытания властью?

Это случилось после поездки в Таиланд. Был тогда такой порядок: когда наши руководители приезжали из-за границы, то собирали митинг и на нем отчитывались о поездке. Митинги огромные были. В Большом театре, например. Или в Лужниках в зале на 6 тыс. человек. Почему-то Хрущев вылетел в Москву из Таиланда раньше. А позже на другом самолете летел Булганин. Хрущев, не дожидаясь Булганина, открыл митинг и стал держать речь. Он стоял на трибуне, когда неожиданно появился Булганин. Зал встал — и гром аплодисментов. Все ведь считали, что они одно целое, друзья. А Хрущев от таких оваций Булганину будто очумел. Лицо стало обиженным, он сник и, не договорив, сошел с трибуны и уселся за стол. А Булганину все хлопают. С тех пор как какая-то черная кошка пробежала между ними. Дружбы больше не было. Никита не успокоился, пока не добил Булганина. В последний день своей работы в Кремле Булганин вызвал управляющего делами Совмина и меня к себе: "Я теперь ухожу,— говорит,— а председателем будет Никита". Чуть не плачет, бородка трясется. И в утешение-то сказать ему нечего. "Здоровья вам, Николай Александрович",— говорю. Хоть он и стоял в маршальской форме, но вид у него был совершенно жалкий. А вскоре Никита, зная, как Булганин дорожит своим маршальским званием, понизил его в чине до генерал-полковника и отправил руководить Ставропольским совнархозом.

Вы встречались с ним после его возвращения в Москву?

У него после возвращения жизнь как-то совсем расстроилась. Жена умерла, с детьми он что-то не очень ладил. Собственную дачу кому-то отдал. С квартирой тоже были какие-то проблемы. Но меня он просил только об одном: чтобы ему каждую неделю давали путевку в дом отдыха "Назарьево" имени Куйбышева. Почему дому отдыха дали такое имя, я до сих пор не знаю. Куйбышев к нему никогда и никакого отношения не имел. До революции это было поместье Михалкова — отца поэта Сергея Михалкова. Это был дом отдыха для персонала Совмина — секретарей, водителей. Сам я тоже любил туда ездить: природа там красивая, рыбалка хорошая и все просто, без ненужных церемоний. Булганин приезжал туда утром в пятницу, а к вечеру привозили сотрудников аппарата. Булганин встречал автобус и здоровался со всеми как со своими близкими. Люди пожимали ему руку, обнимали, перекидывались парой фраз. Такой он завел ритуал. В столовой этого дома отдыха у него свой столик был. Придешь завтракать — он всегда встанет, подойдет поздороваться, поговорить. Пытался хоть как-то скрасить свое одиночество. Незавидная у него была роль на нашей политической сцене — безропотного исполнителя. Отыграл ее и оказался совсем никому не нужен.