"Брежнев называл Тихонова "мой критик""

Николай Тихонов возглавлял правительство СССР при четырех генсеках — Брежневе, Андропове, Черненко и Горбачеве, но о нем в памяти большинства сограждан не осталось ни малейшего следа. О самом незаметном премьере обозревателю "Власти" Евгению Жирнову рассказал бывший управляющий делами Совета министров СССР Михаил Смиртюков.

"Кто там у вас есть в президиуме Совмина?"

— В отличие от других советских премьеров о Тихонове большинство наших сограждан не сохранило воспоминаний. Как вы считаете, почему?

— Дело в том, что он не принадлежал к той категории политиков, которых принято называть публичными. Тихонова совершенно не волновало ни то, как часто и как долго его показывают по телевидению, ни то, как освещают газеты его визиты за рубеж или поездки по стране. Он был человеком дела. Хозяйственником, прошедшим большую производственную и административную школу. До назначения в 1965 году зампредом Совмина Тихонов руководил крупнейшими предприятиями трубной промышленности, работал в Министерстве черной металлургии, возглавлял Днепропетровский совнархоз, был первым зампредом Госплана СССР. В своей области, в металлургии, он был очень квалифицированным специалистом. А вот с другими отраслями поначалу у него дело шло негладко. Но постепенно он освоился и по поручению Косыгина долгое время возглавлял две комиссии Совмина — валютную и по топливно-энергетическому комплексу.

— Но как он, достаточно узкий специалист, смог стать главой правительства?

— Тихонов был, наверное, единственным зампредом Совмина, который одинаково хорошо ладил и с Брежневым, и с Косыгиным, мягко говоря, недолюбливавшими друг друга.

— И как это ему удавалось?

— С Брежневым, как тогда говорили, он был "из одной деревни" — из Днепропетровска. К тому же оба металлурги. Но генсек ценил Тихонова прежде всего за прямоту и честность. Я несколько раз присутствовал при разговорах Брежнева с Тихоновым по "кремлевке". Эта связь всегда была хорошей, и голос Брежнева был слышен отлично. Тихонова он называл "мой критик" и внимательно выслушивал его замечания по крупным вопросам, которые готовилось рассматривать Политбюро. Точно так же Тихонов относился и к Косыгину. Если он в чем-то был не согласен с Косыгиным, то говорил ему об этом прямо в лицо, в отличие других зампредов — "односельчан" Брежнева Вениамина Дымшица и Игнатия Новикова, которые тут же бежали звонить генсеку. Кроме того, Тихонов никогда за глаза не говорил о Косыгине ничего плохого. Поэтому, когда в 1976 году с Косыгиным случилось несчастье, едва придя в себя, он позвонил мне. "А знаете что? — говорит.— Подготовьте записку на Политбюро о том, что исполнять мои обязанности на время болезни будет Тихонов, и пришлите мне на подпись". Потом перезвонил еще раз и сказал, что напишет ее от руки, сам.

— А с чем была связана такая спешка?

— Врачи сказали Алексею Николаевичу, что ему предстоит провести в больнице длительное время. Он хотел, чтобы его заменял проверенный человек, который не станет ломать сложившийся стиль работы, и понимал, что за его пост может начаться борьба. И ведь он оказался прав. Через пару часов после того, как мы отправили его записку генсеку, мне позвонил еще один земляк Брежнева, член Политбюро Кириленко (он в ЦК отвечал за экономику), и со своим украинским акцентом спрашивает: "Ну хто там у вас есть в президиуме Совмина?" По тону было понятно, что он имеет в виду: никого толкового там нет, и возглавить правительство может только сам Кириленко. "Тихонов",— говорю и дальше начинаю перечислять остальных. Он понял, на что я намекаю, и разозлился. "Ты шо ж не по алфавиту,— с ударением на втором слоге говорит,— мне читаешь?"

— Вы намекали на то, что Брежнев назначит Тихонова?

— Конечно. Косыгин рассчитал все правильно. Брежнев умел и любил разделять своих соратников, чтобы над ними властвовать. Тихонова и Кириленко он поссорил вроде бы невзначай. На неюбилейные дни рождения у Брежнева собирался только самый узкий круг родных и друзей. Даже самый ближайший помощник генсека Черненко там не бывал. А вот Устинов, Тихонов и министр гражданской авиации Бугаев, который, когда был личным пилотом Брежнева, спас ему жизнь, приглашались в обязательном порядке. Иногда в эту компанию звали Гейдара Алиева. А Кириленко никогда. И Тихонов, считая себя более близким к генсеку человеком, игнорировал приглашения Кириленко на разные совещания в ЦК. А обозленный Кириленко был оппонентом Совмина практически по любому вопросу. Брежнев не стал изменять сложившуюся схему сдержек и противовесов, и в итоге получилось так, как хотел Косыгин: Тихонова назначили первым заместителем и исполняющим обязанности премьера. Вскоре он стал кандидатом в члены, а затем членом Политбюро. А в октябре 1980 года — председателем Совмина.

"Мы с Леонидом Ильичом всегда думаем в один унитаз"

— Кириленко не возражал против этого назначения?

— К тому времени Кириленко впал в маразм, но продолжал "работать". Требовал, чтобы все вопросы промышленности и строительства согласовывались с ним. Приходит к нему один из секретарей обкомов, докладывает о разворачивающейся стройке. А Кириленко давай кричать, что в его области такой завод не нужен. "А вот Леонид Ильич сказал, что нужен",— возражает секретарь. "Вы мне бросьте вбивать клин между мной и генеральным секретарем! Мы с Леонидом Ильичем всегда думаем,— и замолчал, никак не мог вспомнить слово "унисон",— в один унитаз!" А под конец своей работы в ЦК он потерял способность читать и писать. Его привозили на Старую площадь, и он сидел в кабинете за пустым столом.

— А остальные? Ведь, наверное, и другие члены высшего руководства не любили Тихонова?

— Это правильно. Недолюбливало его влиятельное трио — Устинов, Андропов, Громыко. У них с Тихоновым, когда он еще исполнял обязанности премьера, нередко возникали споры на Политбюро. При Брежневе крупные вопросы на Политбюро, как правило, не обсуждались. Все проговаривалось и решалось до того. На заседаниях случалось только официальное одобрение. А так по большей части слушали разные оргвопросы и обсуждали международные дела. Докладывал о них практически всегда Громыко. Говорил он всегда очень ясно, не подглядывая в записи. Гришин, тот даже на Политбюро, среди своих, все читал по бумажке. А Громыко нет. Но любые прописные истины он изрекал с видом оракула. Вот если мы поступим так-то, то произойдет то-то, а если не поступим, то не произойдет. Они его слушали, открыв рты. Особенно когда он говорил про американскую угрозу и про наше отставание в обороне. После этого обязательно встревал Устинов и начинал объяснять, сколько и каких видов вооружений ему не хватает, чтобы заокеанских подлецов догнать и перегнать. Тихонов несколько раз у меня на глазах пытался им возражать: мол, может быть, обойдемся без этих оружейных систем, может, с их созданием можно и подождать? Ну тут они на него всем скопом наваливались и проталкивали решение о выделении дополнительных средств.

— Но против назначения Тихонова главой правительства они не выступали?

— Нет. Во-первых, Устинов, Андропов и Громыко не слишком считались с Тихоновым. Через день после того, как в декабре 1979 года наши войска вошли в Афганистан, я зашел к Тихонову. Он сидел мрачный какой-то. Говорит: "Представляешь, мне только сегодня сказали про Афганистан! А теперь они задним числом хотят получить мое одобрение!" Кто "они", он не говорил, но это было и так ясно. Во-вторых, потому, что назначать-то больше было некого. Кадровый застой привел к тому, что все остальные возможные кандидаты были столь же пожилыми людьми, как и Тихонов. А молодые 50-60-летние управленцы не имели достаточного опыта работы в центральном аппарате управления хозяйством: все ответственные должности были заняты несменяемыми кадрами. А Тихонов к 1980 году уже четыре года фактически возглавлял правительство. И в- третьих, всем было понятно, что Брежнев на излете, что скоро встанет вопрос о его наследнике. Так что ломать копья в борьбе за пост премьера никто не стал.

"Мы про план говорим, а ты — про стружку"

— А как выглядело угасание Брежнева с близкого расстояния?

— Еще хуже, чем то, что вся страна видела по телевидению. Он начал чудить. Как-то сидит на заседании Политбюро и говорит: "А что это мы, старые товарищи по партии, так официально друг к другу обращаемся: Михаил Андреевич, Дмитрий Федорович... Давайте звать всех по отчеству: Андреич, Федорыч,— помолчал и добавил: — Ильич..." Все дружно для вида заодобряли, но на новые обращения так и не перешли. А вот другим появившимся у Брежнева слабостям потакали все и охотно. Награждали его орденами, задаривали подарками. Я помню, на 75-летие Брежнева в 1981 году мы заказали для него очень красивую инкрустированную шкатулку. Несу ему, а он уезжать собирается. Но узнав, что я с подарком, задержался. Захожу. Он полез целоваться-обниматься. "Понимаешь,— говорит,— целый день сегодня здесь. Тяжелый день. Устал я ужасно, уста-а-ал". Возвращаясь к себе, зашел к Тихонову сказать, что подарок отдал. Вдруг звонок. Брежнев. "Слушай,— говорит,— вот тут Смиртюков коробку какую-то принес. Это от кого — от Совмина или от тебя?". Тихонов понял, что с подарком мы не угодили, и отвечает: "Это от управления делами Совмина, Леонид Ильич". Тот покряхтел: "А-а! А от тебя что?" — "А я вот купил золотые карманные часы, но, как вручить вам, не знаю, стесняюсь".— "А чего стесняться? Давай присылай быстрее, а то я сейчас уеду".

Делами он почти не занимался. Я помню заседание Политбюро, на котором в последний раз при Брежневе обсуждался проект пятилетнего плана. Обычно после этого были выступления. А тут после сорокаминутного доклада Тихонова было видно, что Брежнев изнемогает от усталости. Встал Устинов и начал говорить о том, что в нашей промышленности тридцать процентов металла уходит в отходы. Брежнев прервал его: "Дмитрий Федорович, мы про план говорим, а ты — про стружку. Ты план-то одобряешь?". "Одобряю",— отвечает. На том Политбюро и закончили.

— То есть, несмотря на маразм, рычаги управления продолжали оставаться в руках Брежнева?

— Да. И все группировки пытались воспользоваться этим. Был такой случай. Тихонов уехал в отпуск, но каждый вечер звонил мне и интересовался, как идут дела. Во время одного из наших разговоров мне вносят красный пакет, в которых рассылались решения Политбюро. Продолжая разговаривать, я вскрыл пакет, а там решение: за проведение мероприятий по укреплению обороны страны наградить орденом Ленина и присвоить звание Героя Социалистического Труда зампреду Совмина Смирнову и конструктору ракет Янгелю. Читаю Тихонову это решение. Он страшно возмутился. "Как же так, моего зама награждают за укрепление обороноспособности страны, а со мной об этом никто не говорил! — Потом помолчал и добавил: — Выходит, один Смирнов в Совете министров заботится об укреплении обороны страны!" И быстро свернул разговор. Я позвонил Черненко, через руки которого должны были проходить все решения Политбюро, и рассказал об этой беседе с Тихоновым. Он тоже очень удивился. Полчаса спустя он мне перезвонил и говорит: "Верни-ка ты мне это решение обратно". Еще через полчаса я получил новый красный пакет с поправленным решением. Первым в списке награжденных званием Героя значился Тихонов. Я не вытерпел и снова позвонил Черненко. "Так как же все получилось?",— спрашиваю. "Очень просто,— говорит.— Устинов был у генерального. Вышел, сам пошел в общий отдел ЦК, передал начальнику особого сектора решение Политбюро, проголосованное только им и Леонидом Ильичом, и приказал немедленно его разослать. Тот спорить с членом Политбюро не стал". Отменить решение Черненко не мог, но изменил его так, чтобы досадить Устинову.

— То есть за власть боролись триумвират и группа Черненко--Тихонова?

— Я бы не стал говорить, что Тихонов боролся за власть. А вот Черненко имел на Брежнева огромное влияние. Я как-то зашел к нему накануне Пленума ЦК. А он в это время по "кремлевке" в деталях объяснял Брежневу все, что тому предстоит делать завтра. Как выступать, что скажут в прениях, как благодарить присутствующих и т. д. Буквально переставлял ему ноги.

— И все же следующим генеральным секретарем стал Андропов.

— За Андроповым и Устиновым была реальная сила — армия и КГБ.

— Но почему Андропов сразу же не отправил Тихонова в отставку?

— А кем он мог его заменить? И кто бы занимался экономикой, пока Андропов укреплял свою вертикаль власти? Я знаю, что он сказал Тихонову: "Работай". Но он не пригласил Тихонова к себе. Сколько тот ни просил о встрече, Андропов неизменно отвечал: "Мы же видимся на Политбюро".

— Но ведь все это время положение в советской экономике, мягко говоря, было далеко не лучшим.

— Это не вина Тихонова, а беда. Премьером он стал в 75 лет. Это, наверное, единственный случай в мировой практике, когда такого пожилого человека поставили во главе правительства. Здоровье уже не позволяло ему работать с полной нагрузкой. Но дело было не только в нем. Одной из основных причин застоя в экономике были непомерные военные расходы. А второй по важности — дисбаланс цен: одежда была непропорционально дорога, продукты — дешевы. Мы подготовили реформу цен. Я как сейчас помню, что рост цен на продовольственные товары должен был составить 4,2 миллиарда рублей. На ту же сумму предполагалось снизить цены на промтовары. Решение должно было вступить в силу 15 ноября 1982 года. Но 10 ноября умер Брежнев. На Политбюро решили, что теперь не время. Потом мы напомнили о реформе цен Андропову. Тот замахал руками. "Вы что,— говорит,— хотите, чтобы я начал руководство страной с повышения цен на хлеб? Ни за что!" После его смерти по той же причине от изменения цен отказался сменивший его Черненко. У пришедшего к власти после его смерти Горбачева были буквально те же резоны. Мы поднимали этот вопрос уже без Тихонова в 1987 году. Но тогда Политбюро решило, что ситуация в экономике улучшается и в изменении цен необходимости нет. Что получилось, все видели.

— Но Тихонова Горбачев в отставку все-таки отправил.

— Они как-то сразу не сошлись друг с другом. При Черненко была создана комиссия по улучшению работы аппарата управления во главе с Тихоновым. Горбачев был ее членом. И во многом благодаря Михаилу Сергеевичу работа комиссии благополучно провалилась. Речь шла прежде всего о сокращении аппаратов министерств и ведомств. Их руководители бились с Тихоновым буквально за каждого человека. А Горбачев все сглаживал и уравновешивал. В результате найденных им "консенсусов" аппараты остались практически в неизменном виде.

— Тихонов как-то пытался препятствовать приходу Горбачева к власти?

— Если бы он даже хотел, ему это было не по силам. Хотя, конечно, возражения у него были. И я знаю, что Громыко пытался подбить на более активные действия. После смерти Устинова и Андропова Громыко искал себе нового союзника и звонил Тихонову, намекая, что Горбачев не тот человек, который нужен стране и т. д. А когда ему не удалось сделать Тихонова соратником, перебежал к Горбачеву.

— Я слышал, что расставание Горбачева со старой гвардией происходило не совсем корректно.

— Во многих случаях так и было. Тяжелобольного Кириленко, например, выносили с государственной дачи, которую приказал освободить Горбачев, на носилках. Но с Тихоновым все прошло по-человечески. Да он, собственно, ничего для себя и не просил. Как получил трехкомнатную квартиру, когда был зампредом, так и жил в ней с женой до самой смерти. Детей у них не было, и жили они очень скромно. Ему как бывшему премьеру оставили дачу, охрану, назначили персональную пенсию. Но после ликвидации СССР Николай Александрович стал бедствовать. Персональную пенсию отменили, и он получал обычную пенсию по старости. Никаких сбережений у него не оказалось. Все свои деньги они с женой тратили на покупку автобусов, которые дарили пионерлагерям и школам. И ребята из охраны сбрасывались, чтобы купить ему фрукты.