Брать интервью у собственных старых добрых знакомых — занятие неинтересное и даже несколько унизительное (вот мы дружим, а вот я раз — и включил диктофон, и давайте теперь поговорим, бр-р-р), но большинство редакторов этого не понимает, поэтому иногда приходится такие интервью брать.
— Девяностые,— говорит мой собеседник.
— Медков,— говорю я и жду, что он сейчас удивится и спросит, откуда я знаю такие раритетные имена. А он так спокойно:
— Да, Илюша работал с нами какое-то время.
И вернулись к теме интервью. Слушаю, а сам думаю: черт, у меня с этим Медковым, оказывается, куча общих знакомых.
Тут надо честно сказать, что источников знаний о знаменитейшем в свое время банкире Илье Медкове у меня ровно два, и оба совсем не эксклюзивные. Первый — это ЖЖ Антона Носика, который несколько лет назад в день рождения Медкова пустился в воспоминания о "тех, кто набился 27 февраля 1993-го на последний Илюшин день рождения в главном зале "Метрополя"": "Я как-то совершенно забыл про тот праздник, с бассейном из шампанского, Таней Овсиенко в мини-юбочке и групповыми отлучками охраняемых лиц в мраморный сортир, откуда возвращались по одному, с бодрым блеском в глазах", и эти 33 слова почему-то стали для меня главной литературой о 90-х, к которым я тогда относился по-мейнстримовски — как к лихим в плохом смысле.
Второй источник — мемуары Артема Тарасова и его же разговор со мной, в котором он, как и в мемуарах, рассказал эту байку (говорят, байка неправдива, и все было совсем не так, но сама-то байка существует), как Медков однажды купил ИТАР-ТАСС, ну не купил, конечно, а стал платить зарплату сотрудникам агентства в обмен на возможность вмешиваться в редакционную политику, и вот однажды по его просьбе агентство сообщило, что где-то под Мурманском взорвалась атомная станция (которой там вообще не было), и после этого Медков смог за какие-то копейки купить стремительно подешевевшие акции чего-то норвежского. К моменту разговора с Тарасовым я уже не относился к 90-м как к лихим в плохом смысле, поэтому историю про ИТАР-ТАСС воспринял нейтрально-уважительно: мол, жили же люди.
В те годы в "Коммерсанте" была специальная рубрика "Расследование заказных убийств" — такая будничная хроника с короткими заметками о нераскрытых убийствах. Об Илье Медкове, главе объединения "Прагма", председателе правления Прагмабанка и президенте концерна ДИАМ, что, в свою очередь, расшифровывалось как "Дорогой Илья Александрович Медков", писали: "Через его банк в декабре 1992 года из ЦБ России некой фирмой "Мелисса" было похищено 10 млрд руб. по фальшивым мемориальным ордерам. У сотрудников следственного управления ГУВД нет доказательств участия Медкова в этом преступлении. Но следователи МВД России планировали арестовать его в сентябре 1993 года по делу о хищении госсредств с помощью фальшивых чеков "Россия". Медков об аресте знал и хотел уехать в Германию (у него даже был куплен билет)". Но в ночь на 17 сентября 1993 года Медкова расстреляли из карабина Симонова. Выстрелов никто не слышал, но на чердаке дома напротив милиция нашла карабин без глушителя: как предположил "Коммерсантъ", "дорогостоящую насадку преступник прихватил с собой". Через четыре дня после убийства Медкова Борис Ельцин распустит Верховный совет, в стране начнется новая жизнь. То есть это так считается, что она началась в сентябре-октябре 1993-го, но, кажется, правильнее считать новой жизнью не ту, которая регулировалась ельцинскими указами, а ту, в которой были бассейны с шампанским, "мемориальные ордера" и фальшивые чеки "Россия". И вот та жизнь осенью 1993 года как раз закончилась.
Коммерсантовский некролог под заголовком "Убийство крупного банкира" заканчивается так: "Илья Медков трагически погиб в возрасте 26 лет". Сегодняшние двадцатишестилетние — это такие молодые балбесы, которые на пять лет моложе меня. Некоторые даже с родителями до сих пор живут. Почему-то меня сейчас это сильнее всего впечатляет.