Британские власти потребовали цензуры сети как средства саморганизации бунтовщиков. То есть сделали то, за что «арабской весной» они проклинали Мубарака.
То, что британские власти были совершенно не готовы к погромам, очевидно: иммигранты, безработица и жестокость полицейских существовали задолго до августа 2011-го, однако бунтов не было. Главный фактор, которого не учли британские политики,— развитие социальных технологий, позволивших бунтовщикам действовать с удивительной быстротой и эффективностью. В отличие от прошлогодних массовых студенческих протестов, нынешние бунты не поддерживала ни одна политическая сила, они не координировались «сверху», не было ни штаба, ни лидеров: недовольные буквально самоорганизовывались.
Размах британских погромов не стоит преувеличивать. Пять дней, несколько сотен активных участников — для подобного типа бунтов это не слишком большие цифры. Например, сколько сожгли машин? Думаю, не больше дюжины. А во время аналогичных волнений во Франции несколько лет назад их было уничтожено более 350. Тем не менее последствия для страны могут быть достаточно серьезными, поскольку британский истеблишмент — вне зависимости от партийной принадлежности — оказался застигнут врасплох и, соответственно, сильно напуган.
Сейчас правительство будет судорожно принимать ответные меры. Вообще-то есть два стандартных варианта — кнут и пряник. Власти уже сделали достаточно заявлений, чтобы понять: пока они склоняются к силовому ответу. Выступая перед парламентом, Дэвид Кэмерон заявил, что правительство ищет способы, при помощи которых полиция и спецслужбы смогут контролировать интернет-активность и SMS-переписку граждан, при необходимости блокируя их. Изумительное признание, достойное какого-нибудь второсортного диктатора. Будем реалистами: никто не сомневается, что спецслужбы западного мира уже и сегодня пристально следят за виртуальным общением и телефонами граждан. И все же публично признаваться в этом в Европе не любят: до сих пор шпионить за собственным населением считалось для государства неприличным.
Вообще-то всякое общество вынуждено искать золотую середину между вседозволенностью и рабством, свободой и контролем. В Британии исторически сложился странный порядок. С одной стороны, здесь весьма развиты технологии слежки за гражданами. Эта страна — один из ведущих производителей «шпионского» оборудования в телекоммуникационной сфере, а по количеству камер слежения в пересчете на душу населения ей и вовсе нет равных (я уж не говорю про электронный браслет на моей лодыжке). С другой стороны, в отличие от большинства развитых стран, результаты прослушки не могут служить доказательством в суде, регистрация SIM-карт производится без предъявления удостоверения личности, а полицейским, за исключением спецподразделений, запрещено носить огнестрельное оружие.
Впрочем, если приглядеться, окажется, что эти либеральные порядки имеют любопытное объяснение. Скажем, британская полиция уже много лет лоббирует закон, по которому прослушка стала бы считаться доказательством. И кто ей мешает? Спецслужбы. Их вполне устраивает давно устаревшее законодательство, принятое задолго до того, как стало технически возможно массово прослушивать телефоны. Теперь это своего рода «серая зона», чем весьма активно пользуются спецслужбы, постоянно (если не тотально) подслушивая британцев. Новый закон им не нужен, во-первых, потому что привлечет к существующей практике внимание общественности, а во-вторых, из-за того, что в нем придется четко прописывать особые условия, при которых разрешается проведение «специальных мероприятий». Свободная продажа SIM-карт может быть объяснена тем, что в «именных» номерах у спецслужб нет необходимости: благодаря современным программам распознавания голоса, достаточно 7-секундного отрывка разговора, чтобы безошибочно идентифицировать говорящего. Что касается «безоружных» полицейских, то это просто многовековая традиция. Несмотря на появление первых револьверов, которыми вполне можно было вооружить полицейских, этого сделано не было, поскольку влиятельное сословие дворян сочло, что позволить простолюдину-полицейскому расхаживать по их землям с оружием унизительно.
Если Кэмерон посчитал возможным объявить о планируемом вторжении «полицейского» в личное пространство граждан, значит, он уверен: британцы к этому готовы. Правительство сделало заявку на изменение статус-кво, и боюсь, что народ ее одобрит, так же как после 11 сентября сходную «санкцию» дали своим властям американцы.
Еще совсем недавно, незадолго до падения режима Мубарака, подобные меры египетских властей подверглись яростной критике со стороны европейских лидеров. То, как быстро изменилась риторика британских политиков, едва протесты вылились на улицы их городов, не только показательно, но и вполне объяснимо, если обратиться к философии техники. Появившись в начале ХХ века вслед за индустриальной революцией, эта ветвь политической философии постулировала, что поведение человека подчинено развитию технологий. Тот, кто овладел новым инструментом или методом, становится более эффективным и добивается больших результатов. Соответственно, чтобы не проиграть в борьбе за ресурсы, его конкуренты также вынуждены брать на вооружение аналогичные техники. В конце концов выходит, что не люди овладевают технологиями, а технологии людьми, навязывая себя обществу и структурируя его поведение. Именно поэтому и арабские революционеры, и британские подростки пользовались социальными сетями как максимально эффективным средством организации массовых протестов. Именно поэтому схож и ответ властей — они тоже выбирают наиболее эффективные контрмеры против таких способов народной мобилизации. И хотя, казалось бы, одни и те же техники могут использоваться для продвижения совершенно различных ценностей, понятно, что в некоторых случаях использование одного и того же метода может в свою очередь приводить к унификации ценностей.
Контекст
Контекст