Небольшая советская энциклопедия

Пылесос «Ракета», пластиковая кукла-неваляшка, граненый стакан, треугольный молочный пакет, 48 образцов дизайна, промграфики, инженерного искусства и просто предметов ширпотреба — вещи мира социализма, полузабытые символы советского дизайна. Дизайна, который оказался не ублюдком или мутантом, а важной частью мирового.

В издательстве Rizzoli вышел альбом под названием «Made in Russia: Unsung Icons of Soviet Design». Американец с 14 лет, родом из Риги, Михаил Идов собрал людей с советским бэкграундом (у кого солидным, как у художника Виталия Комара, родившегося в 1943, у кого небольшим, юношеским, как у журналистки Бэлы Шаевич, у кого и вовсе детским, как у писателя Бориса Кашки) для того, чтобы они поговорили о важнейших вещах, об «иконах» советского дизайна, на многие из которых, ввиду дефицита, и вправду молилось население.

К каждой из «икон» прилагается эссе на одну-две странички про телевизор «Темп», или фен для волос «Аэлита», или Останкинскую телебашню. Большую часть этих эссе написала Бэла Шаевич. И написала так хорошо, что расстраиваешься, когда равномерное течение ее неперсонального текста вдруг разбивается персональными эссе о школьной форме или медицинских банках, написанными другими руками и очень обиженным тоном. Возможно, юная Шаевич не успела поносить в советской школе теплые вязаные колготки, потому и не взялась за тему, но, в конце концов, и спутник она не запускала, пишут же о Древнем Египте — и с большим знанием дела. Начинаешь думать, что авторы этих отдельных литературных произведений были из тех, кому нельзя отказать даже ради единства книги.

В остальном — знакомый жанр вроде упрощенных, политизированных и подкрашенных ностальгией бартовских «Мифологий». Применительно к made in USSR (а вовсе не «Made in Russia») он тем более уместен, потому что в СССР ничего не делалось просто так. Все вокруг было идеологией и мифологией. Самое любопытное, что этот жанр существовал и в самом Союзе. Я помню вышедшую в начале 1970-х в «Декоративном искусстве СССР» статью моего учителя Володи Тихонова «За что бьют автоматы». Он рассказывал, как странно, на взгляд теоретика дизайна, устроен обыкновенный автомат с газированной водой, как все расфокусировано в его образе: никелированные накладки, отсылающие к американским машинам 1950-х, шрифт, достойный вывески другого фетиша эпохи — «молодежного кафе», и, главное, ярко красный цвет. «Из такого автомата,— заключал автор,— должен литься кипяток».

Для нас, советских людей, постоянно протягивавших красным автоматам то три копейки за воду с сиропом, то одну копейку за без сиропа, это было необычайно интересно. Оказывалось, что все в ящике с газировкой полно значений и нет на свете вещи в себе. Так же интересно было французам вычитывать смыслы своего «Ситроена», воспетой Бартом «Богини», «Деессы», DS. Я не знаю, что по поводу незнакомых им Unsung Icons чужого прошлого подумают англичане и американцы — им ведь приходится объяснять все с нуля, откуда взялось название «Аэлита», например. Рецензии, мне попадавшиеся, пока сводятся к краткому пересказу данного в предисловии самим Идовым краткого пересказа истории советского дизайна.

Вещи-иконы ясно делятся на два класса. Первый — когда мы хотели сделать не хуже, а лучше, чем у «них», и нам это почти удавалось: тот же граненый стакан работы Веры Мухиной, или первый спутник, или фотоаппарат «ЛОМО-компакт». Второй — когда мы догоняли и копировали, как было с мотороллером «Веспа» по имени «Вятка» или электробритвой с плавающими лезвиями (помните «Иронию судьбы»), слизанной с «Филипса». «Пока элита ВНИИТЭ погружалась в технократические фантазии, их не столь образованные заводские коллеги занимались тем, что воспроизводили линии Vespa или Hoover»,— пишет об этом Идов.

Это очень забавно, потому что само понимание первенства в дизайне — такой же знак времени. Оно исчезло в наши дни вслед за идеологическим соперничеством систем. Сейчас — что в Америке, что в Китае — дизайн ровен и одинаков, машины, телефоны, компьютеры похожи друг на друга, и за редким случаем не поймешь, кто чем вдохновлялся. Никакой стиль, кроме персонального, ни национальный, ни тем более идеологический, не выделяется на общем фоне. Заметны только те художники, которые смеются над классикой дизайна: Старк, или Рашид, или Ора Ито.

В конце концов, дизайн — анонимное творчество. Тарелка не должна кичиться своим происхождением, у штопора нет родителей. Советский дизайн был в этом смысле даже более строгим, на всю страну существовал один тип простого карандаша, повсюду, от Таллина до Владивостока, он стоил две копейки, и эти «2 коп.» были золотом вытеснены на одной из его граней. Именно это единство цены, качества и предложения, а не какие-нибудь «Браун»-стиль с «Оливетти»-стилем, было подлинным торжеством дизайна — анонимного, тотального и действительно демократичного.

Все пользовались одними и теми же предметами, смотрели одни и те же телевизоры, покупали одну и ту же мебель, носили одну и ту же школьную форму. Советский дизайн не менялся годами, пылесос «Буран» обсасывал потребности целых поколений. Многие из этих вещей делались с таким свирепым запасом прочности, что работают и сейчас.

Мы не задумывались тогда, умирая от тоски по джинсам, что нет на свете социалистического и капиталистического дизайна, как не было на свете социалистического человека и капиталистического. На съездах КПСС говорили, конечно, о «новой исторической общности», потом общность быстро развалилась, кое-где даже со стрельбой, и оказалось, что людей не изменишь. Советский человек, конечно, ел социалистическую колбасу, носил социалистическую авоську, в которой лежали протекающие треугольные пакеты, ездил на «Запорожце», но это не делало его марсианином. Точно так же советский дизайн оказался важной частью мирового, а не его ублюдком или мутантом.

Собрать вещи, которые еще никто не считает музейными, и отпеть их как уходящую натуру — хорошая идея, даже если в Icons of Soviet Design до кучи записаны Хрюша со Степашкой из «Спокойной ночи, малыши!». Вышла хоть маленькая, но энциклопедия советского быта, псевдообъективная, но местами не без ностальгии, написанная хоть и для американцев, но все-таки в анамнезе советскими.

Кому-то покажется даже, что это типичная эмигрантская проза, и люди, оторванные от родившей их страны, вспоминают, какими были те предметы, которые их окружали. Кому это может быть интересно как по ту, так и по эту сторону океана? На это я отвечу, что именно эти вещи олицетворяли СССР, простые вещи, которые, в отличие от коммунизма и социализма, можно было потрогать. Эти вещи мы вовсе не забыли. Возможно, настанет время выпустить новый том Большой советской энциклопедии, который рассказал бы о нашей бывшей жизни, ее вещах и идеях, подробно, кратко и понятно.

Относительно нашего советского прошлого мы, хоть и по эту сторону границы, но в единой позиции с авторами «Made in Russia». Им-то кажется, что они от СССР уехали. Не тут-то было: эта жизнь уехала от них и от нас примерно с одинаковой скоростью и одинаково далеко. Книжка написана для американцев, но число читающих ее американцев может быть значительно меньше числа читающих ее русских — а она скоро выйдет по-русски. Всем хочется нежно вспоминать это прошлое, пока оно не стало настоящим.