— Знаете ли вы, что являетесь первым кандидатом на пост главного редактора "Известий"?
— Моя информация ограничивается тем, что кто-то где-то слышал об этом. Мне никто не звонил, никакой должности не предлагал. Я работаю собственным корреспондентом "Известий" в Соединенных Штатах.
— Но если бы позвонили через пять минут после нашего разговора из Москвы и предложили этот пост?
— Я скажу, что у меня есть жесткие условия, на которых это может быть. Я попробую сформулировать, их несколько. Творческая самостоятельность редакции. Разнообразие и объективность политического освещения. Невмешательство никаких финансовых структур в деятельность редакции после утверждения бюджета. Пусть занимаются бюджетом, выгодой, прибылью и так далее.
Что касается внутриредакционной жизни, она должна развиваться по творческим законам и на основе уважения принципов, взглядов и политической свободы журналистов, работающих в этой редакции. После этого мы заключим договор. Он будет носить характер письменного соглашения.
— И тогда?
— И тогда я поеду.
— Предположим, договор подписан, но не соблюдается?
— Для этого есть суд. Я буду свои права защищать. А как же иначе? Никто никому ничего не дарит в этом мире. Если вы не умеете защищать свои права, если вы заранее не обсуждаете, если вы не думаете о будущем, то вы окажетесь в таком положении. Но пока это отраженный свет. Сначала мне сообщают информацию, а потом спрашивают: что ты о ней думаешь? Я хочу в ответ спросить: а насколько она корректна? А насколько она полна? А откуда она исходит? Что с этим связано? Я же ничего этого не знаю...
Я знаю лишь, что любой слух может быть запущен с какой-то другой целью, и не могу исключить того, что этот слух запущен потому, что кого-то другого хотят назначить главным редактором. Со мной никто никогда ни о чем не говорил.