XIV международный фестиваль Earlymusic продолжился в Санкт-Петербурге концертом Эндрю Лоуренса-Кинга: самый известный арфист мира представил в Таврическом дворце программу "Хореографии". Комментирует ДМИТРИЙ РЕНАНСКИЙ.
"Хореографии" — материал одноименного сольного диска, записанного Лоуренсом-Кингом четыре года назад на любимом лейбле западных "старинщиков" Harmonia Mundi. Трек-лист позаимствован из датированного 1700 годом учебника танцев Рауля-Оже Фейе: обслуживавший Людовика XIV балетмейстер проиллюстрировал ключевые позиции хореографического вокабуляра своего времени фрагментами "Галантной Европы", "Мещанина во дворянстве", "Ксеркса" и других партитур Андре Кампра и Жана-Батиста Люлли. Представляя эту подборку highlights французского классицизма объемным портретом эпохи, Лоуренс-Кинг театрально объединяет цепочки миниатюр в драматургически законченные циклы со своими завязками, кульминациями и развязками — вся логика движения первого отделения, к примеру, устремлена к величественной пассакалии из "Армиды" Люлли, суммирующей и результирующей предшествовавшие ей номера.
Оркестровые эпизоды лирических трагедий и комедий-балетов Лоуренс-Кинг исполняет в адаптированных под возможности старинной арфы клавирных транскрипциях Жана-Анри д'Англебера. В результате двойной редукции от первоначального музыкального текста остается лишь самое сущностное — гармонические тылы, обычно спрятанные за декоративной пышностью несущие конструкции, становящаяся едва ли не зримой и физически осязаемой волевая геометрия звука. Чакону из "Амадиса" Люлли разглядываешь, как чертеж роскошного дворца и прилегающего к нему паркового ансамбля, — не только наслаждаясь изощренной простотой структуры и совершенством архитектоники, но и силясь расслышать между нот оставшиеся за кадром объемы. Стараясь сыграть основное, Лоуренс-Кинг предусмотрительно не договаривает главного: ключевое содержание французской музыки XVIII века — пресыщенность имперского великолепия — тщательно скрывается.
Подобная интерпретация хрестоматийных названий рассчитана на совершенно определенный психологический эффект. В последние годы сочинения Кампра, Люлли и их современников звучали с европейской сцены в максимально избыточных и экстравагантных трактовках. В противовес расточительности Скипа Семпе и Венсана Дюместра Эндрю Лоуренс-Кинг предлагает поверить тот же репертуар предельной аскезой. Парадокс этого минус-приема заключается в его не столько эффектности, сколько эффективности: он не только не удаляет исполнителя и публику от воспеваемой эстетики, но полностью соответствует ее букве и духу. Оставаясь верным риторической строгости и даже не пытаясь хотя бы минимально агогически раскрасить перечитываемые тексты, Лоуренс-Кинг через недосказанность и сдержанность транслирует тот невероятный эротизм, который определял эмоциональный облик искусства времен "короля-солнца" и которым насквозь пропитана музыка композиторов его двора. Выдающийся британский арфист отлично усвоил центральное правило эпохи: жесткий корсет — чувственности не помеха.