"Премия как процесс важнее, чем награда конкретному человеку"

Беседовал Алексей Тарханов

В этом году в пятый раз будет вручена премия Кандинского в области современного искусства. Выставка номинантов уже прошла в ЦДХ, где показали работы 40 авторов, соревнующихся за три награды — "Проект года", "Молодой художник " и "Медиа-арт". Детский возраст не мешает серьезности этой частной премии, претендующей на то, чтобы стать одной из самых заметных художественных наград России. Об истории и нынешних амбициях премии Weekend рассказал ее создатель, председатель попечительского совета, президент культурного фонда "АртХроника" Шалва Бреус.

С чего все начиналось пять лет назад? Лежите вы в ванной, как Архимед, и вдруг озарение — срочно нужна премия Кандинского в области современного искусства?

Ну, не совсем так, но похоже. Я отдыхал в Турции, голова была свободная и хорошие мысли приходили чаще. Почему у нас все так неблагополучно с современным искусством? Одна из причин — не хватает институций, которые специально им занимаются. И я решил: нужна премия. Стал ее придумывать, звонить друзьям. Важно было сложить попечительский совет из людей, неравнодушных к искусству, хорошо в нем разбирающихся. Я позвонил Авену, это мой университетский друг, и пригласил его в совет. Потом позвонил Пинчуку в Киев. Он много делает для современного украинского искусства. Виктор с радостью согласился. Затем пригласил в совет Эрнста, который тоже принял приглашение. Я сидел в шортах и футболке на балконе после завтрака и не выпускал телефон из рук.

То есть к обеду...

Сложил попечительский совет, стал придумывать и прописывать саму фактуру — регламент премии. Сразу возникло несколько принципиальных решений. Первое — международное жюри. Кстати, впервые в России. Что сразу сильно подняло планку.

Как же вы договаривались с приглашенными худзвездами?

Это было непросто. Тем более что у нас, в отличие от премии, учрежденной Пинчуком на Украине, жюри работает бесплатно, на энтузиазме. Договаривались, рассказывали, объясняли. Жан-Юбер Мартен оказался в первом же призыве жюри. Всем стало ясно, что столь масштабных людей можно привлекать к сотрудничеству, им искренне интересно происходящее в России. Как следствие, уже через год он стал главным куратором Московской биеннале. Еще один аргумент, в пользу премий. Одна институция начинает помогать другой, а выигрывает в целом художественный процесс. Итак, международное жюри, это первое.

А второе?

Второе — максимальная доступность и открытость для художника. Буквально с первого дня родился принцип самовыдвижения номинантов. Помимо заявок от музеев, галерей, центров современного искусства и так далее, любой художник, минуя все эти институции, может написать заявку и номинироваться на премию. Таким образом, мы, насколько возможно, сократили дистанцию между художником и премией. У нас каждый год появляются интересные "самовыдвиженцы", например группа "Рисайкл". Впоследствии Пинчук использовал этот принцип в своей международной премии. Конечно, спросив перед этим разрешения.

Третий принцип — премия как процесс, а не как событие. Организационно легче было бы провести опрос жюри, выбрать победителя, вручить премию и на этом закончить. Вручили и разбежались. Нет! У нас проходят две выставки — обязательная, в России, лонг-листа номинантов, и зарубежная, плюс церемония награждения. Этот процесс, на мой взгляд, важнее, чем награда конкретному человеку.

Значит, на ваших выставках известные художники, номинированные всякими достойными людьми, соседствуют с наглыми самовыдвиженцами?

Да. Всегда существует соблазн взять работы только известных художников, заработать на этом определенный капитал. Получить лестные оценки. Выставки в рамках премии Кандинского не являются выставками в классическом понимании. Это не кураторские проекты. Мы просто выставляем первые сорок работ, отобранных жюри из первоначального длинного списка. В нем представлены художники разного возраста и профессионального уровня, работающие в различных стилях и техниках. Сделать из такого разнообразия цельную выставку — сверхзадача для экспозиционера. Согласно регламенту, представленным работам должно быть не больше двух лет. Своего рода прививка, поддерживающая актуальность премии.

А что происходит с выставочными работами художников, которые получили премию?

Их забирают обратно.

А нет такого порядка, чтобы они вам их оставляли?

Нет.

Это несправедливо. По-моему, это замечательный способ сформировать музей современного искусства.

Наверное. Но это же оброк, барщина.

Вы же эти работы не съедите.

Нет, не съем. Доброжелатели периодически нам говорят, что, мол, как-то несправедливо: вы все делаете, а затем галеристы на этом зарабатывают. Но мы не коммерческая организация и стоим над ареной борьбы за коммерческий успех. Я не владею галерей, антикварным магазином, аукционным домом и пр. Хотя, к сожалению, после выставок работы расходятся и их уже не собрать. Если бы у нас был музей или собственная выставочная площадка, и у нас и у художников был бы стимул оставить работы. Мы могли бы сразу показать автору музейный зал, где окажется его произведение. Пока об этом можно только мечтать. Вчера один мой товарищ задал мне вопрос: "Зачем это нужно? Разве у нас много художников международного уровня, которых там можно выставлять?" Нет, их немного, но и не станет больше, если не будет полноценных музеев современного искусства. В такие музеи будут неизбежно приезжать студенты искусствоведческих факультетов западных университетов. Они будут писать рефераты и диссертации, как это происходит в других областях. Например, в политологии, в истории — моей профессии в прошлой жизни. На основе диссертаций напишут статьи, книги, и мир узнает о происходящем в России. Только так может произойти интеграция в мировой художественный процесс.

Бывало ли такое, что решение жюри шло вразрез с вашими желаниями?

Конечно. Я помню историю с Беляевым-Гинтовтом. Премия закалилась в этой истории. Там была попытка со стороны отдельных членов художественного сообщества надавить на жюри. Можете себе представить крупных иностранных кураторов и искусствоведов, на которых пытаются давить. Они просто встали на дыбы. В итоге, притом что попечительский совет голосовал тогда за Орлова, победил Гинтовт.

Не обидно?

Ну, что сделаешь. Как раз все изначально и задумывалось так, чтобы на выбор жюри влиять было невозможно. А то все у нас привыкли влиять на процесс.

Страна ручного управления.

Именно. Но это не проблема нескольких человек, а проблема всей художественной среды. Поначалу никто не верил, что мы не хотим тайно, под ковром, манипулировать процессом и выбирать любимого нами художника Иванова вместо нелюбимого художника Сидорова.

Как вы вообще справляетесь с этими художниками, любимыми и нелюбимыми? Тяжелая ведь публика.

Мой жизненный опыт показал, что талантливые люди всегда непростые. Не стоит искать простоты и неординарности в одном флаконе. Как может быть простым хороший художник? Это невозможно по определению. Исключено...

Но у него может быть хороший характер. Или, допустим, он может оказаться воспитанным человеком.

Бывает. Культура взаимодействия художника с арт-институциями у нас и вправду недостаточно развита. Это выражается в каком-то эгоцентризме — пусть галерея мне поможет, а я буду действовать, как выгодно исключительно мне, потому что они все буржуи. Хотя деньги, конечно, каждому нужны.

Я-то считаю, что искусству нужны деньги, откуда бы они ни пришли, и нечего здесь привередничать.

Конечно. Все-таки деньги — это материализованное время жизни, которое кто-то потратил, чтобы их заработать. Это не бумажка, это часть жизни, которую я сжег сидя в кабинете, вместо того, что бы провести ее с друзьями, с книгой, в путешествии. И на самом деле люди, жертвующие деньги — в том числе в поддержку искусства,— отдают другим часть своей, материализованной в деньги жизни.

Ну а зачем?.. Вот вы делаете премию — и благодаря этому что-то создается?

У меня ясное понимание — будущее создается сегодня. Прошлый век когда-то так же бурлил, оскорблял общественные вкусы, обижал галеристов и художников, порождал массу имен, ныне канувших в Лету. Но благодаря этому процессу возник и достался нам драгоценный пласт, по которому мы и оцениваем ту эпоху. От нас сегодня зависит, что прочтут в словарях "задумчивые внуки" о нашем времени: это был период упадка или был период расцвета.

Интервью взял Алексей Тарханов