Фильтруй эфир

В том, что на федеральных телеканалах есть цензура, не сомневается, наверное, никто. Но получить живое свидетельство об этом довольно трудно (см. интервью с известным тележурналистом Александром Любимовым в материале "А я не видел"). "Власть" такое свидетельство получила: телепродюсер Елена Самойлова в своей статье рассказывает, как даже ее конформизм не помог выпустить в эфир фильм на "Первом канале".

Елена Самойлова — журналист, продюсер, режиссер документального кино. В начале 2000-х годов работала корреспондентом в ИД "Коммерсантъ". В 2004 году начала сотрудничать с НТВ. В мае 2004-го сняла сюжет для программы "Намедни" о Малике Яндарбиевой — жене взорванного российскими спецслужбами в Катаре чеченского полевого командира Зелимхана Яндарбиева. 30 мая сюжет был снят с эфира по распоряжению руководства канала, а 1 июня ведущий программы "Намедни" Леонид Парфенов был уволен "за нарушение трудового договора". Программа "Намедни" была закрыта. Сейчас Елена Самойлова возглавляет продюсерский центр Profi Vision Group.

Стыдно признаться, но за последние несколько лет я, как и многие люди, работающие в сфере российского телевидения, давно свыклась с необходимостью самоцензуры. Фильтровать текст, картинку через призму политической конъюнктуры стало необходимо, если ты хочешь остаться в профессии. Управляемость стала главным условием выживания в информационной среде, где официально цензуры нет, но по факту есть. Однако выясняется, что, даже согласившись на творческий процесс под полным контролем свыше, ты всегда можешь попасть под каток идеологической машины.

"Уже снимали, но не показали"

Далеко не все телезрители знают, что львиная доля всех программ на российском телевидении сегодня производится не самими каналами, а продюсерскими студиями, которые работают по их заказу. Я руковожу одной из них. Многие проекты я делаю не только как продюсер, но и как автор сценария и режиссер.

Осень 2009 года я, как обычно, провела в мозговом штурме, разрабатывая синопсисы документальных фильмов для нового телесезона. Синопсис, или, проще говоря, сценарная заявка,— это подробное описание проекта. Продюсер должен не только изложить истории потенциальных героев фильма, заручившись при этом их предварительным согласием на съемки, но и расписать все сюжетные линии, суть драматургии, фабулы, информационного посыла, сверхзадачи, объяснить, на чем будет строиться видеоряд, какими материалами студия уже располагает и что предстоит снять.

Когда сценарная заявка готова, она начинает долгий и трудный путь через горнило редактуры к теленачальникам среднего и высшего звена. В случае положительного рассмотрения они презентуют заявку генеральному директору канала, который должен ее окончательно утвердить. Если это происходит, канал заключает со студией — контент-провайдером договор на производство проекта, и тогда начинается работа.

Той осенью из полутора десятков моих идей "Первый" выбрал сценарную заявку на производство документального фильма о древней экзотической традиции похищения невест. Я была очень рада. Съемки предстояли на Кавказе, который я хорошо знаю и люблю. К тому же материал по теме подобрался просто захватывающе интересный. В основе проекта лежало пять реальных историй похищений невест, разных по своей драматургии: одна закончилась счастливым долгим браком похитителя и похищенной, другая — неудачей жениха, который украл девушку, но так и не смог на ней жениться, третья — мучительным союзом горянки с похитителем-многоженцем, четвертая — тюрьмой, пятая — трагедией.

В советское время за похищение невест сажали. В старом Уголовном кодексе была даже глава "Преступления, составляющие пережитки местных обычаев", но потом ее отменили. Теперь похитителям в большинстве случаев удается избежать наказания на основании примечания к статье 126 УК ("Похищение человека"), согласно которому лицо, добровольно освободившее похищенного, не привлекается к уголовной ответственности, если в его действиях не содержится иного состава преступления. Другими словами, если кто-то украл человека, но потом просто его отпустил, не причинив вреда, то по закону похитителю ничего не грозит. Эта поправка появилась на волне массовых похищений людей с целью выкупа в разгар военного конфликта в Чечне. Тогда благодаря законодательной уловке удалось спасти немало человеческих жизней, однако сейчас закон приобрел обратный эффект.

Ингушские законодатели предложили внести в УК поправку, предусматривающую срок до трех лет для похитителей невест. Однако в Госдуме РФ к инициативе ингушских коллег отнеслись с иронией, закон так и не был принят. Я надеялась, что наш фильм поможет сдвинуть ситуацию с мертвой точки, и перед вылетом на Кавказ позвонила в ингушский парламент, чтобы обрадовать авторов провалившегося законопроекта.

— Вы действительно будете снимать такой фильм? — недоверчиво спросили меня в Народном собрании Ингушетии.— Проблема для нас действительно очень актуальная, но в Москве, похоже, этого не понимают. Тут к нам уже приезжали журналисты с "России", тоже снимали про похищение невест, мы им все объясняли, везде возили, столько времени на них убили, а они в итоге так ничего и не показали. Ваш-то фильм покажут?

— Конечно, покажут! — убежденно сказала я.— Проект утвержден во всех деталях. Договор на производство фильма подписан лично гендиректором "Первого канала" Константином Эрнстом.

Однако после разговора с ингушским депутатом у меня возникло нехорошее предчувствие. О том, что сюжеты, репортажи и фильмы регулярно кладутся на полку из так называемых соображений редакционной политики, мне было хорошо известно. Но в редакции Дирекции документального кино к моим подозрениям всерьез не отнеслись. К тому же передо мной лежал договор на производство фильма, завизированный гербовыми печатями и подписью Эрнста. Я ждала его долгих девять месяцев: именно столько времени заняла волокита от рассмотрения синопсиса до заключения договора. Сценарная заявка была утверждена по всей начальственной вертикали и расписана так подробно, что уже напоминала реферат. Успокаивало и то, что год назад я уже делала документальный фильм по тематике Северного Кавказа для "Первого" и он благополучно прошел в эфире. Это был фильм "Война и мир генерала Трошева". Тогда, естественно, тоже не обошлось без идеологических заморочек. Передо мной поставили задачу свести тему чеченской войны к минимуму. То есть не дай бог показать серьезные боевые действия, кровь, раненых, трупы солдат. Войну следовало отобразить легким художественным штрихом. Я сделала все как просили. За время упорного труда на ниве телепроизводства в специфическом информационном климате последних лет я научилась абстрагироваться от собственных предпочтений, заставляя себя целиком и полностью ориентироваться на установки редакторов и продюсеров каналов-заказчиков. Я искренне считала, что если идти за ними след в след, как вылупившийся из яйца утенок идет за мамой уткой, и выполнять все их указания, то можно избежать и малейшего риска сделать что-то "не так". Именно по этой, как мне казалось, беспроигрышной схеме я собиралась работать и над фильмом о похищении невест.

Я собрала съемочную группу и вылетела на Северный Кавказ, отгоняя от себя мрачные мысли.

Если кто-то украл человека, но потом просто его отпустил, не причинив вреда, то по закону похитителю ничего не грозит

"Некрасиво — взять и похитить как тряпку!"

Наш первый герой — молодой дагестанский артист, участник команды КВН "Горцы от ума" Эльдар Иразиев, который несколько лет назад похитил любимую девушку.

— Очень часто похищают тут девушек,— рассказывал Иразиев, лихо разруливая по улицам Махачкалы на красном Infiniti.— Все, как и сто лет назад, ничего не изменилось!

17-летняя возлюбленная Эльдара уговорила родителей забрать заявление из милиции. Однако оскорбленные родственники запретили девушке выходить замуж за артиста. По словам Эльдара, виной всему был национальный вопрос. В Дагестане старшее поколение часто не приветствует межэтнические браки, а любимая девушка кумыка Иразиева была аваркой, поэтому ее родители были категорически против их союза. В конце концов, устав от выяснения отношений с родными аварки, Эльдар женился на симпатичной лачке.

Мы с огромным трудом уговорили сниматься известного аварского поэта, члена Союза писателей России Махмуда-Апанди Магомедова, который в молодости похитил свою будущую супругу Залиху. Махмуд и Залиха познакомились еще в школе. Но когда молодой человек ушел в армию, родители девушки сосватали ее за другого, и Махмуд украл возлюбленную буквально из-под носа соперника накануне свадьбы.

Эту историю мы поехали снимать в высокогорное аварское селение Харахи, где 40 лет назад произошла эта история. Я не раз бывала в горах, но так высоко никогда прежде не забиралась. Мы ехали почти пять часов. Мы собирались снять сцену лезгинки в сельском клубе, во время которой наш герой когда-то похитил свою невесту. Но тут нам сообщили, что в село приехал молодой парень, похоронивший отца, и что снимать в Харахи лезгинку из уважения к трауру молодого человека нельзя. Мы впали в ступор. Было уже далеко за полночь, все устали и в буквальном смысле валились с ног. При этом я понимала, что если мы не снимем эту сцену, то другой такой возможности нам не представится. На следующий день мы собирались уезжать в Махачкалу.

Нам предложили поставить сцену в соседнем селе за горным перевалом. Делать было нечего. Посреди ночи мы поехали в деревню Тлайлух. Клуб был закрыт, и некоторое время мы с актерами бродили в ночи, тщетно пытаясь дозвониться до кого-нибудь из администрации. Но тут подошли жители села и отвели нашего продюсера к местному авторитету — известному дагестанскому поэту. Поэт вышел навстречу в медвежьей шкуре на плечах, налил две рюмки водки, выпил с продюсером за знакомство и постановил: "Клуб открыть!" Вскоре в клуб стали подтягиваться полусонные местные жители. Потихоньку все распелись, растанцевались, и сцену похищения невесты мы сняли уже всем селом с впавшими в азарт тлайлуховцами.

Самого экзотического похитителя невест мы сняли в Грозном. Пожилой чеченец Хаджи-Акмет Исраилов — многоженец. У него три жены, двадцать пять детей, более двадцати внуков. Всех трех жен Исраилов украл.

— В 72-м, в сентябре, первую жену Малику украл,— рассказывал Акмет,— после у нас были дети. Четверо. Одна дочка умерла, осталось трое. Я думал, надо жениться, чтобы была большая семья. В 79-м украл Зухру в Грузии. В 86-м недалеко от Грозного тоже старшую дочь у родителей украл. Тоже год-полтора домой не пускал, пока у нее один-двое детей не появилось.

Самой общительной из трех похищенных Хаджи-Акметом женщин оказалась аварка Зухра, которой на момент похищения было 17 лет. Она подробно рассказала нам, как ее воровали.

— Он спящую меня из дома вытащил прямо в ночной рубашке. Я проснулась, кричу: "Это что такое?" Я вырвалась из машины, побежала прочь, но наступила босой ногой на обломок бутылки. Акмет схватил меня опять, затолкнул в машину и увез. А когда родственники послали за мной милицию, он мне угрожал: "Скажи, что ты по согласию со мной ушла. Если не скажешь, я тебя зарежу!" Ну я испугалась, пришлось сказать, что по согласию иду.

Свою первую жену Малику Хаджи-Акмет заставил притворяться его сестрой. Малика покорно играла эту роль, опасаясь развода, в случае которого она могла потерять детей (по шариату они принадлежат главе семьи — мужчине). Когда Зухра узнала, что она жертва многоженца, то долго горевала, но назад дороги не было. Жизнь с Акметом оказалась тяжелой. Годы прошли в нищете и заботах о семерых детях, рожденных от него. Всего детей было девять, но двое умерли в младенчестве.

— Обычай похищения невест — это плохо! — убежденно говорила Зухра.— Если человеку нравится женщина, он должен у родителей спросить согласия, посвататься, и у русских, у всех так положено, правда ведь? Некрасиво — взять и похитить как тряпку!

Малика, Зухра и Луиза признались мне, что едва сводят концы с концами. Глава семьи уже много лет безработный, жены перебиваются мелкими заработками на рынке, им нужно кормить многочисленное потомство, а еще — купить на всех школьную форму (по их словам, ее в обязательном порядке нужно покупать за 2,5 тыс. рублей за комплект). Это была тихая трагедия трех женщин, попавших в безвыходное положение и смирившихся со своей участью.

В селе Сурхахи мы снимали историю похищения невесты, которая обернулась настоящей трагедией. Все случилось в 2004 году. Тогда в селе Верхние Ачалуки пропала 20-летняя Фатима Чапанова. Ее нашли в Сурхахи. Выяснилось, что девушку похитили. Потенциальный жених оказался выходцем из уважаемой семьи Аушевых, поэтому родители Фатимы согласились на свадьбу. Но накануне бракосочетания родственники невесты передумали. Как рассказала нам мать жениха-похитителя Мария Аушева, на рассвете, вооруженные автоматами, они ворвались в их дом, чтобы забрать девушку. В результате завязавшейся перестрелки погибли двое братьев жениха и брат невесты.

Самым удивительным было то, что в итоге в тюрьму никто так и не сел. Похоронившая сыновей Мария Аушева показывала нам дырки от пуль по всему дому и жаловалась, что долго обивала пороги различных инстанций, писала даже Путину, но возбуждения уголовного дела так и не добилась.

Последнюю историю о том, как одна заботливая мать украла 14-летнюю невесту для своего 16-летнего сына, мы поехали снимать в Ставропольский край. Драма разыгралась между двумя цыганскими семьями.

В станице Урухской мы разыскали дом похищенной невесты Тамары Гавриленко. Оказалось, что недавно она вышла замуж и теперь живет в Подмосковье. Отец девушки Николай вышел к нам в изрядном подпитии. Рассказывать о похищении дочери он не хотел, но потом согласился за тысячу рублей.

— Приехали ночью, перепрыгнули,— вспоминал Гавриленко,— выбили двери, залетели, схватили девчонку. Жена проснулась, услышала. "Коль,— говорит,— Тамарку украли!" Ну я к ним, они меня битами вырубили. Они ее на маршрутку и увезли. Мы потом кое-как вышли на след. Эти похитители — кочевые цыгане, жили во Владикавказе на вокзале. Из картона домишки какие-то себе сбили. Я увидел это — чуть с ума не сошел. У нас там война, караул, была! Они же ее нам не отдавали. Машину побили, нас побили. Только тогда мы к ментам обратились.

По словам Николая, похищение Тамары организовала его дальняя родственница Наталья. Это обстоятельство, похоже, возмущало его куда больше, чем само преступление.

— За такие поступки нужно было бы убить ее! Она мне теткой доводится! — возмущался Гавриленко.— Она мою дочку украла для своего сына. За это вообще надо убивать, а не сажать. Похищать знать надо у кого же! Что же я, у своих буду воровать?

За организацию похищения тетка Николая получила шесть лет. Она отбывала наказание в Мордовии. Общаться с журналистами отказывалась наотрез. Чтобы убедить ее сниматься, мне пришлось поднять все журналистские связи во ФСИН. Наконец, получив официальную бумагу с разрешением на съемки, мы совершили марш-бросок в Мордовскую туберкулезную зону. Оказалось, что наша героиня подцепила опасный вирус. Посещение зоны, где у многих заключенных открытая форма туберкулеза, для меня было куда более серьезным испытанием, чем трехнедельные съемки на Кавказе.

— Мы решили ее похитить замуж. У нас такой обычай,— объясняла нам цыганка Наталья.— Меня саму украли, когда мне было 13 лет. Дочь мою тоже украли, когда ей было 13...

Мы сняли и показали все как есть, без прикрас и вранья. Но к этой правде некоторые оказались не готовы

Конец фильма

Наконец съемки были закончены. Передо мной лежало пятьдесят часов интереснейшего материала. Я написала сценарий, намеренно сделав первый вариант втрое больше по объему, чем того требовал хронометраж проекта в 52 минуты. Таким образом, я предоставила редакции Дирекции документального кино возможность выбрать из материала все, что нравится. Редактор Светлана Карпекова отметила то, что сочла нужным. Она также настояла на включении в структуру проекта фрагментов комедии Леонида Гайдая "Кавказская пленница", то есть она видела фильм в жанре infotainment — развлекательной информации. Это не вполне соответствовало моей авторской задумке, но я сразу согласилась со всеми предложениями.

— Для меня важно сделать фильм таким, каким его хотите видеть вы и руководство канала,— честно сказала я.— Сделаю все, как вы скажете.

Редактор утвердила сценарий и благословила меня на монтаж. Когда я приступила к работе, Рамзан Кадыров неожиданно громко запретил на территории Чечни похищение невест, пригрозив нарушителям крупными штрафами. Я подумала, что все-таки не зря взялась за эту тему: заявление главы Чечни подчеркивало ее актуальность. Вероятно, это поняла и руководитель Дирекции документального кино Светлана Колосова, которая захотела срочно презентовать мой фильм руководству:

— Поторопитесь, иначе ваш фильм будет уже никому не нужен.

Вообще-то по условиям контракта я абсолютно не была обязана отбивать какие-либо информационные поводы. Но после этого предупреждения я смонтировала фильм за девять дней вместо обычных трех недель. Мои монтажеры, художники по компьютерной графике и анимации трудились вместе со мной день и ночь. Результат мне в целом понравился. Светлане Карпековой, видимо, тоже. Она позвонила мне и сказала, что нам удалось снять интересный материал, какой на "Первом" редко увидишь.

Светлана понесла фильм руководителю дирекции, которая в свою очередь должна была отдать проект заместителю генерального директора по общественно-политическому вещанию Олегу Вольнову (комментарий Олега Вольнова см. на стр. 31.— "Власть"). Необходимо подчеркнуть, что, если бы у редактора были какие-то претензии к фильму, она никогда не понесла бы его "наверх", а вернула на доработку. Редактор спрогнозировала скорый эфир. Но рассмотрение фильма на высшем уровне неожиданно затянулось на полтора месяца. Подгоном проекта к информационному поводу уже и не пахло. Наконец раздался звонок от Светланы. На нее была возложена миссия огласить мне решение начальства.

— У меня не очень хорошие новости,— тихо сказала она.— Олег Викторович пришел к выводу, что фильм является рекламой похищения невест и многоженства и его нельзя давать в эфир.

Решение Вольнова для меня звучало дико по той простой причине, что лично он и одобрил в проекте каждого героя и каждую сюжетную линию, а мы работали строго по утвержденной сценарной заявке под полным контролем редакции канала. И потом, если следовать этой логике, фильмы о проблеме проституции нужно рассматривать как рекламу проституток, а фильмы о наркомании — рекламой наркотиков.

Был и еще один очень важный для меня аспект: "Первый канал" поставил передо мной условие финансировать проект за свой счет (сейчас на телевидении это обычная практика), и я вложила в его производство несколько десятков тысяч долларов. И теперь выяснилось, что теленачальники не хотят компенсировать мне средства, затраченные на утвержденное ими производство фильма.

Я предложила переработать проект так, как захочет канал. Руководитель производственного отдела "Первого" Татьяна Медведева пообещала мне подойти к Вольнову, "когда у него будет хорошее настроение", и попробовать уговорить его. В ожидании хорошего настроения Вольнова я провела еще два с половиной месяца. В конце концов Медведева сдалась:

— Олег Викторович не дал согласия не переработку проекта. Фильм не может быть принят по идеологическим причинам.

Три года назад у нас была аналогичная ситуация. Тогда известный продюсер документального кино, занимающий руководящую должность на одном из центральных каналов, заказал мне довольно смелый по нынешним временам фильм о молодежной политике. Проект представлял собой обзор всех активных политических движений от "молодогвардейцев" до лимоновцев и национал-патриотов. Потом продюсер неожиданно решил вступить в "Единую Россию" и объяснил мне, что теперь кино в эфир поставить не может, поскольку его содержание идет вразрез с линией "партии и правительства". Впрочем, новоиспеченный единоросс оказался человеком порядочным и за производство проекта заплатил.

"Первый" платить не хотел. Еще два месяца я пыталась получить от дирекции письмо с отказом принять проект, ведь несмотря на то что производство фильма было за наш счет, права на "Кавказских пленниц" принадлежали каналу. Письмо писать тоже никто не хотел. Когда я его наконец дождалась (за подписью Колосовой), об идеологических причинах в нем, естественно, не было ни слова. Смысл обвинения в наш адрес сводился к тому, что якобы мы не выполнили сценарную заявку. Это было откровенной ложью. Сценарная заявка была выполнена нами до мельчайших деталей. За этим строго следила редактор канала.

Возможно, руководитель дирекции просто не читала сценарную заявку или позабыла ее содержание, поскольку вдруг заявила о том, что якобы мне заказывали глубоко трагичный фильм, а я сделала недостаточно трагичный и похищенные 40 лет назад невесты не выглядят несчастными. Но в сценарной заявке черным по белому было написано, что "в основе проекта — пять историй, разных по своей драматургии, одна из которых закончилась счастливым браком похитителя и похищенной", что само по себе исключает тотальную трагичность. Удивительно, но история Зухры, которую в юности украл многоженец, угрожал ее убить, принудил к сожительству, которая всю жизнь прожила в нищете, презираемая собственными родственниками, была признана Колосовой "благополучной" (то есть, по ее мнению, неправильной), потому что женщина родила похитителю детей и живет с ним много лет, "да еще второй женой". К тому же если бы каналу действительно нужна была трагедия, то мы с легкостью могли бы сделать версию, от которой вся страна утонула бы в слезах, но такую задачу перед нами никто не ставил. И наконец, в данном контексте становятся нелогичными действия редактора, которая не только не стремилась делать из "Кавказских пленниц" трагедию, но и, наоборот, явно собиралась смешить телезрителей, включая в фильм фрагменты комедии Гайдая и отрывки из комедийных скетчей кавээнщика Эльдара Иразиева.

Трагический исход нашего "сотрудничества" Колосова объяснила тем, что редакция не смогла "все просчитать на уровне сценария", потому что "в нем были просто перечислены истории, но не было ни слова о том, как женщины относятся к своей судьбе". Но сценарий представляет собой отнюдь не "перечисление историй", а подробное описание видеоряда, дословное изложение синхронов (интервью) всех героев и закадрового текста.

Я разослала фильм своим многочисленным друзьям и знакомым, живущим на Северном Кавказе. Мне было интересно узнать их мнение. Ведь отказ от эфира мотивировался тем, что, просмотрев фильм, горцы с удвоенной прытью кинутся воровать невест и заводить гаремы. Кавказцы искренне недоумевали, каким образом фильм, построенный на историях реальных людей, причислили к "рекламе". Мне особенно запомнились слова одного из молодых актеров, снимавшихся в Дагестане, который несколько лет назад тоже похитил свою супругу:

— Мы невест воровали тысячелетиями и без всякого телеящика. А кино получилось честное.

В этом, скорее всего, и заключалась наша проблема. Мы сняли и показали все как есть, без прикрас и вранья. Но к этой правде некоторые оказались не готовы. Казалось бы, далекая от политики тема похищения невест слишком наглядно демонстрирует, что многие жители Северного Кавказа предпочитают жить по своим собственным законам, среди которых российским нередко отводится далеко не самое почетное место, а это по понятным причинам в "редакционную политику" не вписывается. Честное кино о Северном Кавказе в России не нужно уже давно. Оно интересно на Западе. Но раньше, когда ко мне обращались продюсеры иностранных каналов с предложением снять объективный фильм о ситуации на Северном Кавказе, я отказывалась, потому что все-таки родина хоть и не слишком щедро, но все же поила меня березовым соком. Теперь я поняла, что хранить лояльность системе бессмысленно.

Эта история закончилась весной 2011 года. Для того чтобы расплатиться со всеми специалистами, которые работали над фильмом, мне пришлось взять кредит. Теперь каждый месяц, выплачивая его, я вспоминаю руководство "Первого канала" с особой нежностью.