Чтобы поговорить о тестировании наркомании в школах, нужно посмотреть на гигантскую машину тестирования в ВИЧ-службе, через которую ежегодно проходит около 25 млн человек. Это никак не повлияло на темпы распространения ВИЧ-инфекции в России. Только вбуханы громадные деньги, которые могли бы....
В эпидемиологии (а у нас эпидемия наркомании!) работает триада: выявление, привлечение и удержание в терапевтическом контакте. Это значит, что выявление будет оправдано, если оно подкрепляется мероприятиями по привлечению и удержанию выявленных. И наоборот: все не привлеченные в систему помощи и не удержанные в ней продолжат свои эпидемические цепочки (то есть будут распространять ВИЧ-инфекцию или наркоманию) и к тому же приобретут недоверие к системе помощи.
Чтобы оценить целесообразность масштабной операции по тестированию, надо рядом с миллионными цифрами поставить цифры по пациентам, пролеченным в наркослужбе, а потом умножить их на 0,03, так как только 3% наркозависимых людей в России выходят в стойкую (больше года) ремиссию.
Эти цифры, естественно, валидны по отношению к мотивированным на лечение пациентам: наша служба не умеет работать с немотивированными (зато умеет убеждать других, что это невозможно), хотя весь цивилизованный мир уже научился.
Тогда миллионы действительно ужаснут, потому что именно хотящий вылечиться человек, но не сумевший это сделать, становится частичкой того "отрицательного магнита" наркомании, который и сравнивают с воронкой. Ведь положительного магнита эффективной системы реабилитации у нас никто не создал, да и не собирается. А болтовня про тестирование — глумление чистой воды, просто усиление фискальных возможностей наркоконтроля. Никаких терапевтических ресурсов в этой задумке нет. Как я уже сказал, нужно начинать с другого конца — усиливать систему привлечения и удержания, а потом уже выявления.
Нашей стране пока везет: на мировой карте наркокартелей мы (пока?) обозначены как потребители героина. Все будет гораздо страшнее, когда там будет написано слово "крэк". Могу добавить, что филькина организация наркоконтроль и от угрозы героина нас не спасает, а от более серьезной угрозы и вовсе не спасет.
Я занимался и занимаюсь социальной стороной проблемы — вопросами "снижения спроса", то есть как помочь человеку перестать употреблять, а значит, перестать вовлекать в употребление других. Это поведенческая эпидемиология. Эта наука только-только начинает у нас изучаться и применяться.
Базовое утверждение такое: эпидемия (наркомании, ВИЧ-инфекции, туберкулеза) не является единой, "гомогенной" эпидемией, а является конгломератом микроэпидемий, состоящих, в свою очередь, из (чаще) небольших сообществ людей. Внутри каждого сообщества есть "ядро"; есть "ядро" и у эпидемии.
Скорость передачи "инфекции" (кавычки для наркомании, для остальных кавычки не нужны) зависит от поведения людей, и наиболее опасны, с точки зрения поведенческой эпидемиологии, люди ("ядра") с наиболее опасными моделями (паттернами) поведения.
Например: сексуально активный ВИЧ-инфицированный молодой человек, употребляющий психостимуляторы и живущий в студенческом общежитии, заразит в единицу времени гораздо больше людей, чем молодая женщина, не употребляющая наркотики, заразившаяся от своего партнера, узнавшая об этом и ни с кем больше не вступающая в контакт.
Поведенческая эпидемиология изучает характеристики таких групп, "индексирует" их и предлагает государству направлять свои средства в первую очередь на ядерные группы, так как именно от них зависит преумножение эпидемии.
То есть (это, собственно, утверждает и "простая" эпидемиология) необходимо всегда идти от источника — человека уже заразившегося. Он начало эпидемической цепочки. И тут нельзя жалеть никаких денег. Они себя оправдают.
Это уже многократно доказано многими странами, которым повезло и у которых наркопотребители явились ядерной группой в начале эпидемии ВИЧ-инфекции. Они быстро накрыли это сообщество терапевтическим "колпаком" и взяли, как говорится, эпидемию "под уздцы" (очень точный образ).
Бывают, конечно, и курьезы. Например, в Хельсинки, когда героин, насытив Петербург, отправился в Финляндию, а потом там поползла вверх и ВИЧ-инфекция. Финны так напугались, что местным соцслужбам дали карт-бланш на мероприятия любой стоимости. И если ВИЧ-инфицированный наркопотребитель там становился участником метадоновой программы и доказательно переставал быть клиентом-источником, то ему в Хельсинки давали однокомнатную квартиру.
В общих чертах делается так: сообщество наркопотребителей стратифицируется, подгруппы с одинаковыми поведенческими характеристиками индексируются по степени опасности (скорости трансмиссии — передачи "инфекции"), а потом в отношении каждой разрабатывается вмешательство со своими критериями эффективности. Мировой практике все это известно.
А вся работа нашей наркологии, вернее, наркополитики, это имитация деятельности. По сути, геноцид, как это ни страшно звучит.
Михаил Кирцер, семейный врач
Наркотестирование школьников — вредная, опасная и бесцеремонная затея. Это мощнейший инструмент давления на детей и родителей в руках репрессивного государства: родителям приходится защищать детей не только от эпидемии наркомании, но и от карательных и коррупционных инициатив чиновников. По закону, любая медицинская процедура проводится только после того, как пациент информирован: зачем, кто и что будет с ним делать и чем это ему поможет и грозит. Но мы знаем российские реалии и можем почти с уверенностью предположить, что отказаться от "добровольного" тестирования школьникам будет очень сложно, а анонимность соблюдена не будет. После чего настоящий наркозависимый легко откупится, а для здорового ребенка ложноположительный тест превратится в волчий билет.
Вообще не очень понятно, зачем школе знать, употреблял ли когда-нибудь наркотики ученик, если его поведение и успеваемость соответствуют нормам. А если это интересно родителям, несложно провести по-настоящему анонимное и добросовестное исследование в частной или государственной лаборатории.