8 октября в «Гараже» открывается выставка «Марина Абрамович: Присутствие художника» — крупнейшая ретроспектива знаменитой художницы, на протяжении последних 40 лет исследующей границы и возможности перформанса как жанра. Citizen K публикует пояснения Марины Абрамович к отдельным работам и всему своему искусству в целом.
В 1970-е за перформансы почти не платили. Мы с моим партнером Улаем жили в машине, не в трейлере, а в обычном ситроене — это что-то типа консервной банки. Мы звонили в разные галереи и музеи и искали, где можно устроить перформанс. Я помню один случай: мы приехали в Болонью в Музей современного искусства, где должен был начаться фестиваль перформансов. Музей обещал нам 300 долларов — огромные деньги. Мы уже знали, что в Италии если не получить своих денег заранее, то ты их никогда не получишь. После выступления тебе обычно говорят, что выслали чек. Суть нашего перформанса была в том, что мы с Улаем будем входом в музей. Мы перестроили вход, сильно его уменьшив, и должны были стоять голые друг напротив друга. Причем проход между нами был такой узкий, что человек не мог просто пройти, он мог только протиснуться боком, повернувшись либо ко мне, либо к Улаю. В день открытия мы должны были вот так три часа стоять. На протяжении недели до открытия фестиваля мы каждый день приходили в офис и пытались получить деньги. И каждый раз что-то этому мешало: то у них обед, то забастовка, то еще что-то. В день открытия нас охватило полное отчаяние, потому что мы понимали, что денег не получим, а жить нам не на что. И вот за 10 минут до начала перформанса совершенно голый Улай поднялся на третий этаж, зашел в офис и спросил, может ли он получить деньги. И ему немедленно заплатили. Гонорар был, правда, в лирах — куча бумажек, а мы голые, и перформанс вот-вот начнется. Тогда мы нашли какую-то пластиковую коробку, засунули в нее деньги, а саму коробку спрятали в бачке в музейном туалете. Кстати, кроме нас денег никто не получил тогда — всем обещали чеки.
Многие не любят перформанс, потому что видели много плохих перформансов. сказать по правде, человеку вообще-то выпадает мало хороших перформансов в жизни
Куратор предложил назвать мою выставку в MoMA «Марина Абрамович: Присутствие художника». Знаете, раньше писали: «Художник будет присутствовать на открытии». В случае с MoMA такое название звучало забавно, потому что речь шла о выставке, на которой я буду присутствовать и делать перформансы каждый день в течение трех месяцев. 10 часов по пятницам и 7,5 часов во все остальные дни. Выходной во вторник, но иногда по вторникам музей открывают для людей с ограниченными возможностями.
Чтобы делать перформанс, нужно ненавидеть театр. в театре одна бутафория: ненастоящий нож, ненастоящая кровь, ненастоящие эмоции. В перформансе — наоборот
Впервые идея длительного перформанса, в котором как будто ничего не происходит, появилась у меня в 1979 году — мы с Улаем провели тогда год с австралийскими аборигенами. Там чудовищная жара: днем примерно 50–55 градусов, вечером прохладнее – 45. Это ад. Ходить невозможно, большую часть дня можно только сидеть. От восхода солнца до заката ты физически можешь только сидеть. Там мы поняли, что такое время и что происходит с сознанием, когда ты не двигаешься.
Контекст очень важен. Если человек печет хлеб в пекарне — он пекарь, если в галерее — художник
В 1975 году я поехала в Амстердам участвовать в проекте Body Art. Я вырезала лезвием бритвы на животе пятиконечную звезду, коммунистическую. Все подумали, что это имеет какое-то отношение к еврейской звезде, и перформанс запретили. В благополучной стране, в которой даже проститутки получают пособие, а наркотики предлагают на каждом углу, первую же вещь, которую я сделала, немедленно запретили!
И вот в какой-то момент я спросила себя: а что же будет, когда я умру? Что станет с перформансом?
Я уже придумала, какие я хочу похороны. Я хочу трое похорон: с двумя фальшивыми телами и одним настоящим. Их должны одновременно предать земле в трех городах: Белграде, Нью-Йорке и Амстердаме. Кроме троих доверенных лиц, которые будут хранить тайну, никто не будет знать, в каком из гробов настоящее тело. Надеюсь, что не выйдет, как с Кафкой.
В материале использованы интервью, опубликованные в The Guardian, The Wall Street Journal, Vice и в книге «Hans Ulrich Obrist/Marina Abramovich: the Conversation Series»