С некоторых пор я предпочитаю без необходимости не информировать своих случайных собеседников о ремесле, которым мне приходится зарабатывать на жизнь. Разумеется, если бы можно было выбирать, я предпочел бы профессию директора советского кинотеатра. Вряд ли мир даже самого дикого и разнузданного капитализма способен предоставить человеку такое удовольствие, как неспешное обсуждение, вдумчивая критика и, наконец, окончательное утверждение рисованной провинциальным художником киноафиши к очередному «Фантомасу». Но жить в пространстве без случайных собеседников нам еще, видимо, предстоит — и я знаю, как именно обслуживающий персонал нагревательных элементов будет надо мной издеваться. Ровно так же, как, например, третьего дня проделывал это главный инженер ЖЭКа, с которым мне выпала доля обсуждать ремонт кровли моего дома — ее, говорят, посекло осколками в 1942 году, да так как-то и осталось. Достаточно мне было невольно намекнуть, что по роду занятий я мог бы быть, хотя бы в теории, допущен к тайному пониманию процессов, движущих курсами рубля, доллара и евро,— как разговор о фальцевании кромок кровли неуловимым образом свелся к вопросу, к которому я уже привык.
Москва, 2011 год, осень, дождь. В чем же, скажите, хранить теперь сбережения? Рубль, доллар, евро или все же недвижимость? Ну разумеется.
За годы я выработал беспроигрышную интонацию такого рода разговоров, угол движения брови на семнадцатой секунде второго тезиса, три жеста в интермедии и финальное движение края рта в необходимом послесловии, которое инвестбанкиры называют disclaimer — ? Данное сообщение не является рекомендацией по направлению инвестирования, авторы не несут ответственности…? — то есть, говоря проще, не пытайтесь повторить этот трюк самостоятельно. Интонация и расстановка пауз — важнее всего. Смысл сказанного неважен: человек, высказывающийся в России (как, впрочем, и везде в мире) на темы экономической политики,— в первую очередь психотерапевт.
Мало кто понимает, в какой степени психика любого эмигранта из Пакистана в первые недели пребывания в Лондоне более иммунна к сообщениям о грядущих финансовых катастрофах в сравнении, например, с прожженным русским клерком из московского офиса HSBC. Опыт 1991 года не помогает — этот кризис был, по сути, веселейшей в своей всеохватности катастрофой, ну, кто способен извлечь хоть какие-то полезные навыки из вселенского пожара? Тогда родился новый мир, и никто в мире не способен вспомнить, когда и при каких обстоятельствах он родился сам. Опыт 1998 года тоже довольно бесполезен: считайте это потерей невинности — только и дела, что сильно перепугаться, о практических навыках говорить смешно. 2008 год, который никак не может закончиться,— считайте его первым осознанным опытом настоящего финансового кризиса. Наконец-то мы с видом умудренных жизнью любовников можем рассуждать о том, что на самом деле производит на нас такое же впечатление, какое «L’Arrivee d’un train en gare de la Ciotat» 6 января 1896 года производил в театре Солодовникова, который до 1941 года (тогда-то его и разнесла такая же немецкая бомба, что поцарапала балки на моей крыше) располагался, напомню, на Кузнецком Мосту. Там сейчас должен быть Петровский пассаж, которому основной оборот доставляют супруги недоступных кризису серьезных людей, не мне чета.
Нет ничего удивительного в том, что финансовые материи, с одной стороны, так и тянут своих режиссеров к монтажному столу, а с другой — не даются в руки мастерам экрана, даже и в киножанре non-fiction. Мне, например, всегда нравился кинематограф невозможностью остановиться, ощущением того, что ты попал в поток вместе с бревнами, сухими листьями и прочим мусором (среди этого прочего есть и прелюбопытное!) — и этот поток тебя тащит к финалу. Так же и финансовые кризисы: и интересно, чем дело закончится, и нет возможности остановиться и выйти. С другой стороны, финансы не выносят общего ритма, всяк тратит и зарабатывает со своей уникальной скоростью, всякому в определенный момент нужно остановиться и подумать о деньгах, чтобы в другой момент не наблюдать вывернутый наизнанку карман. И поскольку течение кинокартины неостановимо — слишком привлекательно словосочетание «кино про кризис» для всяких и всяческих пропагандистов. Неудивительно, что в этом жанре отметился именно Майкл Мур. Жаль лишь, что социалисты-ленинцы, в отличие от троцкистов, некиногеничны. Экономисты, впрочем, тоже.
Да вы не бойтесь мирового финансового кризиса. Еще пару раз — вы привыкнете, и вам даже понравится. И в чем хранить деньги — не стесняйтесь, спрашивайте. Я привык. А кино — это все же про любовь.