Песня Макаревича про Холуево, а также другие демарши лояльной еще недавно творческой элиты объясняются тем, что кроме моральных власть теряет и экономические рычаги воздействия на нее
Рок-музыка — в своем роде политика, и публичные заявления здесь тоже не бывают случайными. Андрей Макаревич, спевший в эфире "Нашего радио" песню "К нам в Холуево приезжает Путин", безусловно, сделал это сознательно. И песня эта, что бы там сегодня ни говорил Макаревич, именно о Путине, потому что система, выстроенная им, поощряет Холуево как самую эффективную форму жизни. И публика Макаревича — не дураки: она воспитана еще культурой намека и троеточия. А песня даже слишком прямолинейна: в ней перечислены все антигерои интеллигенции — единороссы, "Наши", менты, чиновничество. Песня, пожалуй, даже была рассчитана на массовый эффект, потому что Макаревич явно не хотел, чтобы его считали "другом Кремля". В советские времена стиха или даже фразы было достаточно, чтобы оправдаться перед современниками — "танки идут по Праге, танки идут по правде",— однако логика свободных медиа требует от человека, сказавшего А, неизбежно сказать и Б или, по крайней мере, подтвердить А. Макаревич оказался к этому не готов: на прошлой неделе в МК вышла его статья, напоминающая покаянные письма советской интеллигенции, "Без меня меня женили". В которой, в общем, повторяется то же, что Макаревич сказал и в интервью "Огоньку": "Не могу и не хочу больше об этом. У нас люди слышат не то, что в песне, а то, что им хочется услышать. И сегодня это приобретает болезненные формы. На месте Путина в песне мог быть Брежнев, Сталин или Екатерина Великая. Понимаете, лидеры меняются, а Холуево остается. А про Путина я другую песню напишу".
Макаревич болезненно реагирует на вопросы о песне, что, по мнению музыкального критика Артемия Троицкого, объяснимо. "В Макаревиче всегда боролись две силы: тормозящая и разгоняющая. Полагаю, на него произвело гнетущее впечатление то, что случилось 24 сентября. Ему Медведев нравился, и Андрей говорил мне об этом вполне искренне, его, как и многих, постигло серьезное разочарование. Во власти оказалось еще больше фальши, чем предполагали. Особый случай Макаревича состоит в том, что он не всегда практиковал то, что проповедовал. Вспомним песню "Не стоит прогибаться под изменчивый мир" и многие другие... Я был бы рад, если бы этот зазор наконец исчез".
Но зазор между словом и поступком, как мы видим, оказался непреодолим: и поклонники Макаревича оказались обмануты в ожиданиях так же, как сам Макаревич,— в отношении президента Медведева. Но нельзя не отметить во всей этой истории главного — страстного желания интернет-аудитории, чтобы Макаревич "прозрел", "одумался" и "сказал правду". Аудитория явно ошиблась с Макаревичем, но в чем-то она права: часть "системной" творческой элиты нарушила негласный договор "не трогать власть".
Недавно лидер "Чайфа" Владимир Шахрин на вопрос радио "Свобода" ответил, что власть после 24 сентября "не оставила выбора" и что он больше не будет выступать на традиционных торжествах на Красной площади. А еще один участник "Чайфа", Владимир Бегунов, спел на пресс-конференции издевательскую песню про канал НТВ и "сурка, который сидит в траве". Не забудем недавнее заявление Пугачевой, которая публично обвинила Владислава Суркова в неадекватности и пересказала телефонный разговор, в котором неназванный чиновник угрожал ей: "Если раньше мы вам не помогали, теперь мы будем вам мешать". Наконец, вспомним совершенно комическую фигуру — Волочкову, которая со скандалом вышла из "Единой России".
Макаревич олицетворяет ту часть элиты, которую называют медведевской. Эти люди в постсоветское время не вступали в открытый конфликт с государством, и тем не менее часть их посчитала нужным сегодня открыто дистанцироваться от власти. Можно, конечно, назвать это душевным порывом. Но, кроме прочего, такое поведение вполне рационально, и в этом — главная сенсация: с ютьюбом сегодня выгоднее, чем с властью.
Рок — не попса; кумир тут не назначается сверху, а выбирается народом и вынужден в соответствии с железной политической логикой прислушиваться к настроениям избирателей. Не меньшее значение имеет внутрикорпоративная этика: после известного дела Троицкого никто из музыкантов не хочет считаться "пуделем Кремля". "Лизость к власти" — термин придуман нашими коллегами из журнала "Власть" — сегодня вредит музыканту, а не помогает. Макаревич на себе испытал, что такое моральное осуждение: год назад сотни блогеров критиковали его за выступления на каких-то государственных торжествах. И это немалое достижение интернет-демократии: моральное порицание остается сильным оружием, хотя и граничит с моральной травлей.
Но еще сенсационнее другое: рок-музыканту экономически престало быть выгодно с властью. Можно сказать, что рыночные законы диктуют этическую позицию.
И в этой связи важно напомнить о легендарной уже встрече рок-музыкантов с Владиславом Сурковым в 2005 году, когда был заключен негласный договор между роком и властью. Сегодня суть встречи становится яснее: взамен на лояльность (власть тогда боялась повторения оранжевой революции) рокеры просили пустить их "в телевизор". Это было время "Фабрики звезд" и тотальной петросянизации ТВ. Тот же телевизор был тогда единственным источником популярности и, значит, доходов для музыкантов. Участники встречи говорили о дегуманизации телеэфира: на деле это означало — дайте команду, чтобы мы тоже имели выход в публичное пространство, чтобы у нас были эфиры и трансляции концертов. Именно это рокерам, видимо, и пообещали. Сразу после встречи появилась передача на радио у БГ, случилось пару альтернативных новогодних "Огоньков" с участием рок-музыкантов (РЕН ТВ). Но принципиально никаких изменений в эфире не произошло, да и не могло, потому что противоречило бы той задаче, которую сама власть поставила перед ТВ: развлекать и отвлекать. Рок-музыканты, между прочим, "договор о ненападении" соблюдали: Земфира за пять лет ничего не сказала, БГ витиевато оправдывал власть от бога, Шнуров глумился. Один интернет-портал писал в 2005 году, выражая общее мнение: что рок-ветераны не имеют больше влияния на 20-летних и что они не представляют угрозы для власти.
Спустя шесть лет рок прочно обосновался в интернете — и в телевизоре он вообще или почти не нуждается. Шевчук, Борзыкин, Троицкий, Василий Шумов — это лишь верхушка айсберга. Выросла новая рок-волна, которая привыкла обходиться без ТВ. На концерте в защиту Троицкого в режиме нон-стоп выступало 30 или 40 таких групп. Рок-ветераны, вопреки общему мнению, не перестали быть актуальными, как мы видим в случае с Юрием Шевчуком. Словом, рок-музыка больше не зависит экономически от телевизора и, значит, от власти. Можно, конечно, представить, что предвыборный чес мог бы стать привлекательным проектом, но теперь он грозит моральными издержками: за участие в предвыборных концертах рок-музыкант почти гарантированно будет подвергнут остракизму в Сети, которая уже является синонимом общественного мнения.
У нас как-то всегда считалось, что экономика и этика противоречат друг другу. Но сегодня независимая общественная позиция может быть вознаграждена популярностью и деньгами: в Европе и Америке с 1960-х годов протестный маркетинг приносит денег не меньше, чем индустрия развлечения. Люди, критикующие в своих произведениях власть, являются полноправными участниками рынка. В России этот маркетинг пока не имеет легальных механизмов, потому что никакой крупный бизнесмен не рискнет открыто вложить деньги в раскрутку, допустим, нового альбома Шевчука. Но для иностранного капитала это не является проблемой: Нойз МС уже рекламирует наушники и кроссовки — зарубежных фирм, естественно. Именно от отсутствия протестной культуры и маркетинга любое остросоциальное высказывание рассматривается не в рамках музыки, а в рамках политики. Так было и с песней Нойза МС "Мерседес S666", так случилось и с песней Макаревича про Холуево.
Важно понять: терять музыкантам больше нечего и соблюдать негласный договор с властью нет смысла. Власть, похоже, и сама не особо переживает по поводу песенок. Может быть, ее сегодня это даже устраивает: еще одна демонстрация свободы слова. Мы видим, как воспроизводится архитектура позднего застоя: когда расслоение элиты на официальную и неофициальную состоялось, андеграунд почти не зависел от власти, и мог творить в замкнутом пространстве "для своих". Сегодня такое существование еще безопаснее и ничем не угрожает. Возможно, в этом и будет суть нового договора рок-музыки с властью: обе стороны больше ничем не обязаны и друг в друге не нуждаются.