Один из лучших камерных музыкантов страны пианист Алексей Гориболь отметил 50-летие концертом в Малом зале Петербургской филармонии и первым исполнением нового сочинения Леонида Десятникова — сюиты из музыки к кинофильму Александра Зельдовича "Мишень". Комментирует ДМИТРИЙ РЕНАНСКИЙ.
В сравнении с сюитой Леонида Десятникова из музыки к "Москве" — предыдущему фильму Александра Зельдовича, "Фрагменты "Мишени"" отличаются от оригинального саундтрека достаточно радикально. По-другому и быть не могло: 80-минутный музыкальный нарратив "Мишени" спаян сложной системой контрапунктирующих друг другу лейттем, и уложить могучее его дыхание в прокрустово ложе эргономичного дайджеста попросту невозможно. В итоге из 33 номеров партитуры господин Десятников выбрал пять наиболее самостоятельных позиций, а большому симфоническому оркестру предпочел укомплектованный солирующим пианистом, трубачом и ударником мобильный состав струнных. Освобождение от оков прикладного жанра и модуляция в сферу камерного музицирования заставили по-новому зазвучать казалось бы хорошо известные эпизоды саундтрека. В этом смысле "Фрагменты "Мишени"" наследуют скорее "Эскизам к "Закату"" — сюите из первого детища тандема Зельдович — Десятников, являясь, по сути, не столько экстрактом киноподлинника, сколько вполне самостоятельным опусом.
К тому же развивающим магистральные темы творчества композитора: содержание "Фрагментов "Мишени"" составляют авторские размышления о прошлом и настоящем европейской культуры, а в двух опорных частях цикла деконструкции подвергаются знаковые тексты западной музыкальной традиции. Сюита открывается "Январем" Вивальди — к нетронутой гармонии титульной пьесы присочинены кучерявая мелодия а-ля шинуазри и идеологически чуждый аккомпанемент. С помощью этого эффектного акустического аттракциона, за пару минут которого у классика барокко желтеет кожа и сужается разрез глаз, в саундтреке лишь экспонировался недостаточно внятно проартикулированный режиссурой мотив китайской экспансии. Концертный формат избавляет музыку от необходимости выполнять чисто служебные повинности и позволяет господину Десятникову раскрыть глубинный смысл своего жеста: символ тучной эпохи Возрождения, предпоследняя часть "Времен года", присвоена бесплодным веком глобализации и трансформирована масскультом до полной неузнаваемости исторического сигнала.
Резюмирующая замысел сочинения кульминация приходится на четвертую часть, "Тангейзер" — приторная тема романса Вольфрама из одноименной вагнеровской оперы встроена в босхианский контекст глумливых форшлагов, плебейских глиссандо, апокалиптических спазмов и окоченевшего сопровождения минималистской шарманки. В саундтреке этот номер звучит на пике переживаемой героями катастрофы, во "Фрагментах "Мишени"" композитор ставит с его помощью безжалостно честный диагноз современной культуре: она по привычке витает в облаках, не замечая ни окружающего кошмара, ни того, что сама давно источает сладковатый аромат тления. Вакханалию "Тангейзера" на мгновение прерывают одинокие ноты игрушечного пианино, чей дребезжащий надтреснутый тембр рифмуется со слышащимся в "Скачках" — центральном эпизоде сюиты — тревожным набатом. Разумеется, Леонид Десятников не был бы самим собой, если бы в финальном элегантно-подтянутом "Фокстроте" не спрятался за эстетскую ширму, не усомнился в только что сказанном, не отшутился заметкой на полях: не ищите, мол, между строчек какого-то подтекста, вы слушали музыку про музыку. Привычный фокус, впрочем, удается ему не слишком хорошо — как и сама "Мишень", ее "Фрагменты" слишком настойчиво напоминают о невозможности возвращения к утраченной цельности и былой гармонии существования.