 |
— Вы обещали переехать в Грозный к 1 ноября. Почему вы не сдержали обещание?
— Я обещал, что 1 ноября в Грозный переедут все министерства и ведомства. Большая часть министерств сегодня уже в Грозном, кое-как они выкарабкались, нашли здание, взяли в аренду и переехали. Я пока не могу переехать, потому что нет места, где я смог бы работать. Может быть, этот переезд состоится через месяц, может, через два. Все будет зависеть от того, как быстро найдут помещение для главы республики. Я же не могу каждый день ездить из города к себе в Центорой. Кстати, и Владимир Рушайло советовал мне не торопиться, потому что он понимает, какое положение сейчас в Грозном.
— Ходят слухи, что вы не хотите возвращать Грозному статус столицы, потому и не переезжаете.
— Грозный будет столицей, и наша задача — его восстановить. Я недавно с Горбачевым встречался по поводу немецкой техники, которая разбирает руины и сортирует мусор на металл, песок, цемент, глину. Для Грозного такие машины — идеальный вариант. Но пока ни один рубль не дан на восстановительный процесс. Небольшие деньги давали для "текущего ремонта", и следом шла проверка. В результате такой вот проверки работа администрации блокирована уже вторую неделю, потому что пошли слухи о том, что чеченская администрация присвоила себе какие-то деньги. Но никто не говорит, когда произошло хищение, в какой период, в каком размере, что нашла у меня Счетная палата. Я заставил прокурора поднять все дела, и он нашел уголовное дело от 4 апреля на директора госхоза имени Калинина, который под прикрытием сверху расхищал зерно. Но, извините, это не наше время, это время другого господина. Или еще один в Думе выступает: ни одного рубля нельзя давать Чечне, пока мы не найдем 7 млрд за ту войну. А при чем здесь чеченский народ? Я знаю одно: если не будут отпущены средства на восстановление жилья и компенсации людям, никогда не будет порядка в Чечне, беженцы не вернутся, не будет работы, не будет средств к существованию. А значит, молодежь будет искать эти средства другими путями — терактами и хищениями нефти, чтобы выжить, чтобы заработать.
— Касьянов обещал вам начать финансирование.
— Это лучше у него спросить насчет обещаний. Мне за весь этот период дали 119 млн, это как раз на первоочередные меры — это школы, больницы. А учителя на грани забастовки, они поставили условие: если не дадут денег, вторую четверть не будут заниматься. У них ведь нет других источников доходов.
— Недавно вы снова помирились с Бесланом Гантамировым. Это был указ сверху?
— Это была инициатива с их стороны. Пришли к моему другу, сказали, что эта ссора никому не нужна, нам нечего делить, нужно вместе работать. Я как раз был в Москве, ко мне пришли отец, братья Беслана, сам Беслан. Мы поговорили и решили, что нужно работать и, главное, никого не слушать, потому что очень многим хочется нас поссорить.
— У вас в последнее время обострились отношения с военными. Об этом свидетельствуют и арест Салмана Абуева, и обстрел федералами вашего кортежа у Новогрозненского.
— Никакого обострения нет, это все выдумки. У меня очень хорошие отношения с командующим ОГВ Валерием Петровичем Барановым, с комендантом республики, с прокурором и т. д. Что касается обстрела, да, это неприятный инцидент. Там были технические недостатки, они всегда есть. Был комендантский час, я выезжал из Гудермеса, мне пообещали, что по всем постам сообщат маршрут моего следования. Все посты мы миновали нормально, потому что там вообще никого не было. Мы подъезжали, снимали шлагбаумы и ехали дальше. У новогрозненского поста стояли омоновцы. Мои ребята с ними переговорили, и мы поехали дальше. И в лесу нас обстреляли. Там не было ни поста, ни военных, просто из леса открыли огонь. Потом выяснилось, что у них приказ — после восьми закрываться и по движущимся объектам стрелять без предупреждения. Сейчас создана госкомиссия, которая занимается расследованием этого дела.
— Вы ничего не сказали об аресте Абуева.
— Я нигде не читал про арест Абуева.
— Но он был задержан, а недавно его отпустили. Это подтверждали ваши сторонники.
— Я ничего не знаю ни о каком аресте.
— В Чечне все время происходят покушения, взрываются камикадзе. Это свидетельствует об упущениях правоохранительных органов. Вы надеетесь на свою личную охрану?
— Конечно, как и любой руководитель. У меня хорошие ребята — и чеченцы, и русские. Бандиты, видимо, хотят что-то сделать напоследок, потому что понимают — им мало осталось. Мы им сами легенды создаем. Тот, что взорвался, не обязательно должен быть камикадзе. Просто он должен был выполнить какое-то задание, но не справился. Информация о нем была у начальника республиканского УВД Сергея Аренина. Он предупреждал, что на днях должен появиться здесь камикадзе, даже внешние данные были. И он все-таки прошел. Сейчас есть информация, что еще один ходит где-то в городе, ждет удобного случая, чтобы взорвать себя. Но бояться их не нужно. У нас на днях команда по тейквондо стала чемпионом мира, принесла 15 золотых медалей. Было торжество по этому поводу. Меня отговаривали идти, потому что информация была о готовящемся покушении. Но мы все пришли на это мероприятие, потому что это большое событие для всей Чечни: чеченцы показали, что они не только воевать умеют.
— Что происходит сейчас в горах? Боевики ушли и война закончена или это затишье?
— Я всегда делю боевиков на две категории — боевиков и бандитов. Боевики рассосались: кто уехал за границу, кто вернулся в мирную жизнь и закопал оружие. А бандиты продолжают свое грязное дело.
— У вас готовились переговоры с Гелаевым. Почему они не состоялись?
— Были контакты с ним, но, по всей видимости, Гелаеву пока некогда. А как наступит время, встретимся, поговорим. Я контактов не теряю с этими людьми, я их считаю боевиками, а не бандитами, потому что на них нет криминальной крови. Я думаю, они пригодятся нам в мирной жизни.
— Кто еще, кроме Гелаева, пригодится в мирной жизни?
— Планировалась встреча еще с шестью командирами шатойского направления, с некоторыми состоялась. Они еще боятся, что их арестуют, не амнистируют. Тут много факторов и с той стороны, и с этой, которые очень мешают. Я всегда чувствую, что у меня мало полномочий для того, чтобы я мог что-то реально сделать, чтобы моя подпись была подписью, чтобы люди мне поверили. Тогда бы и Гелаев, и другие пришли, а те, кто не захотел бы прийти, уже давно бы голову потеряли.
— Очень много ходит слухов о том, что вы собираетесь уйти с поста главы республики или же вас снимут.
— Эти слухи преследуют меня с первого дня, как я был назначен. Я человек верующий, я мусульманин, я не знаю, что будет через минуту. Может, у меня дыхание остановится, и я умру. Но я знаю, что сам я не уйду с этого поста, если меня не вынудят. И чтобы сплетни эти не гуляли по республике, я сказал, что буду здесь всегда. Я это сказал и в Шали, и в Урус-Мартане. А вообще, у меня план другой — закончить войну, подвести под выборы, заложить прочный фундамент, чтобы через пять лет опять не объявился один имам и чтобы он не поднял чеченский народ на новую войну и не привел снова к разрухе. Если мы за 50 лет восстановимся, это будет хорошо.
— Когда можно будет проводить выборы?
— Об этом надо будет думать после того, когда фамилии Басаева и Хаттаба перестанут фигурировать в терактах.
— А вы сами будете участвовать в выборах?
— Если доживем до выборов и если меня попросят люди, я буду участвовать. Но, если я за время до выборов ничего не смогу сделать, я должен будут уйти и уступить дорогу другим.
— Истекающий срок президентских полномочий Аслана Масхадова — это повод к выборам?
— Нет. Его срок истек давно — как только Басаев вошел в Дагестан. Если бы он тогда был настоящим президентом, он бы этого не допустил. Но он уже тогда ничем не управлял. Управляли Шамиль, Яндарбиев и Удугов, а Масхадов — это была фамилия, кожаное кресло и ноль характера. Если против него кто-то шел, он сразу сажал его во главе департамента, министерства. А тех, кто был рядом, все время поливал грязью. Я ему говорил: "Меняй тактику. Если кто-то идет против тебя, встречай противника достойно — не унижайся, не бойся его". Да что говорить! У него характер такой. Он всегда был военным человеком. Он всю жизнь жил с уставом в кармане и отдавал честь. У него ничего и не было больше. Я его и президентом сделал, и сохранял потом три года, и я ему говорил: "Если я от тебя уйду, ты потеряешь это кресло". Но он не прислушивался ко мне. А когда я понял, что он подчинился ваххабитам, я сам ушел.
— Чеченцы много говорят о том, что русские не хотят мира в Чечне, поэтому до сих пор не могут найти Басаева и Хаттаба. А вы как думаете?
— Я знаю, что президент хочет мира в Чечне. Но одного его желания недостаточно, должна хотеть его команда. Да, люди говорят, что военные не хотят закончить войну. Они знают, где находятся Басаев, Масхадов, они с ними в контактах. Люди говорят, было время, ворону, пересекающую границу, замечали. Почему же сейчас в такой маленькой республике не могут найти бандитов? Неправда, что не могут. Но, повторяю, президент хочет мира, и Кадыров этого хочет.