Их частное дело

Милена Орлова

Скажите честно, какой образ у вас возникает при слове "музейщик"? Вот у меня так и стоит перед глазами высоченный вальяжный Томас Кренц, 20 лет возглавлявший Фонд Соломона Р. Гуггенхайма, самый блестящий музейный холдинг современности. Вернее, сидит. На своем мотоцикле, который он, как лошадь в римский сенат, вкатил в музейные залы вместе с новой идеей, что музей не столько храм, сколько аттракцион и толика "попсовости" ему не повредит. Выставка "Искусство мотоцикла" стала одной из самых популярных в истории Гуггенхайма. Члены гуггенхаймовского мотоклуба голливудские звезды Лорен Хаттон, Джереми Айронс, Деннис Хоппер слетались по знаку Кренца хоть в испанский Бильбао — на открытие футуристического Гуггенхайма архитектора Френка Гери, хоть на пробег Петербург--Великий Новгород, превращая вернисажи в светские события первой величины. "Russia!" в головном нью-йоркском Гуггенхайме была одной из редких выставок, которую почтил своим присутствием тогда, в сентябре 2005 года, президент Владимир Путин. При Кренце Фонд Гуггенхайма превратился в настоящую империю, раскинув по миру сеть своих филиалов — сейчас это четыре музея (один, в Лас-Вегасе, плод сотрудничества с Эрмитажем, закрылся, некоторые проекты — в Бразилии и Литве — не осуществились), которые каждый год посещают 3 млн человек. На подходе пятый, самый грандиозный — в Абу-Даби, пугающий гигантским размахом стройки, но обещающий оправдать усилия притоком туристов.

Но вряд ли Томасу Кренсу удалось бы осуществить свою революцию, соединив шоу-бизнес, туриндустрию и музейное дело и придумав технологию "музей под ключ", если его патронами были бы чиновники из российского Минкульта, а не рисковые трасти — попечители фонда, готовые потратиться из своего кармана на самые безумные и дорогостоящие затеи. Да, в Америке музеи — это по преимуществу частное дело. И чтобы оценить размах этой филантропии, достаточно вспомнить историю самых знаменитых нью-йоркских художественных музеев, на которые сегодня ориентируется весь мир.

Вот, скажем, дом, который построил Фрик. Замысла делать музей у сталелитейного и коксового магната Генри Клея Фрика не было — он просто мерился недвижимостью со своим партнером Эндрю Карнеги (да-да, "Карнеги-холл" — это именно его дело) и выкупил целый квартал по такой-то авеню напротив Центрального парка. Появившаяся 100 лет назад не то вилла, не то палаццо с садиками поражала воображение своими размерами и роскошью. Да и внутри было на что посмотреть: из родного Питсбурга Фрик перевез коллекцию старой европейской живописи, которая — спасибо отменному вкусу и щедрости нувориша — состояла почти из одних шедевров. Например, целых 5 Вермееров из существующих в мире 37 штук. Нрава Фрик был крутого, бизнес вел жестко — рабочие у него бастовали вплоть до того, что один из активистов совершил покушение на "кровопийцу", но кто об этом вспоминает сейчас, когда особняк Фрика с его содержимым стал музеем? Музейному зданию, как показал дальнейший опыт, прощается любая экстравагантность, и "Фрик Коллекшн" сегодня воспринимается на фоне последующих свершений в музеестроительстве чем-то консервативным и классическим, этакой вставкой итальянского ренессанса в модернистский Манхэттен.

Фрику было на что оглядываться: в 80-е годы XIX века в Центральном парке уже возвели неоготическую махину музея "Метрополитен" (известный фасад и крылья появились позже). Уже само название музея свидетельствует об амбициях тогдашних американских меценатов, решивших превратить Нью-Йорк в художественную столицу мира в пику Парижу. И ведь удалось. Вскладчину. В основу музея легли три частные коллекции, а владелец одной из них, кипрских древностей, полковник Чеснола стал первым директором музея. А потом понеслось — "Метрополитен" уставал отбиваться от жертвователей. Так, например, в конце 1920-х музей отказался принять в дар коллекцию современного американского искусства Гертруды Вандербильт-Уитни. Красавица богачка, к тому времени поучившаяся в Париже на скульптора у самого Родена и заведшая в Гринвич-Вилладж модную студию для молодых художников, которую очевидцы описывают как сказочный чертог с белыми павлинами, не растерялась и учредила свой музей. Музей американского искусства Уитни.

Впрочем, если уж Мет принимал дары, то не забывал благотворителей. По музею можно передвигаться как по мемориалу богатых и знаменитых — не только этикетки, но и целые залы украшены их именами. Вот коллекция Роберта Лемана — 2,5 тыс. единиц хранения, отборное европейское искусство семи веков, которая была отписана музею в 1969-м и для которой построили специальное помещение, воспроизводящее интерьеры семейной резиденции Леманов. Крыло Саклера — именно в нем расположен настоящий египетский храм из Дендура. Крыло Майкла С. Рокфеллера — предметы из Африки, Океании и Латинской Америки. Самый милый уголок — музейная крыша имени четы Кантор, имеющих в родословной родственников из Белоруссии — правда, выставки скульптуры и потрясающие панорамы небоскребов можно лицезреть только в теплое время года.

Сегодня музейными коллекциями "Метрополитен" владеет частная корпорация Друзей и Дарителей, состоящая из 950 человек во главе с попечительским советом (41 член), в который приглашают и представителей городских властей. Эта неполная тысяча граждан, по сути, и обеспечивает благополучие музея (лишь 15% своего дохода он получает от продажи билетов). Мет — "один из", если не самый богатый музей мира — и не только по части универсального собрания. Его бюджет на 2009-2010 годы составлял $222 млн, а фонд развития — эндаумент, по разным данным,— около $2-3 млрд. Ну и по рейтингу газеты The Art Newspaper — самый посещаемый, почти 6 млн в год (Эрмитаж не вошел и в первую десятку).

Понятно, что "Метрополитен" был национальным проектом с девизом "догнать и перегнать Европу", однако ноу-хау и лицом американского меценатства стали не новодельные исторические декорации Мета (ауру дворцов европейских монархий им перешибить трудно), а первые в мире музеи модернизма, спроектированные и построенные в соответствии с их авангардным содержанием. В конце 1920-х и начале 1930-х годов на этом поле возникло сразу несколько инициатив, финансируемых мощными семейными кланами миллиардеров — Рокфеллерами, Вандербильтами-Уитни и Гуггенхаймами. Любопытно, что всех их тайно консультировал один человек — Пол Сакс (партнер в компании "Голдман и Сакс"). Он так увлекся искусством, что, выйдя из бизнеса, стал по приглашению Генри Форбса университетским профессором в Гарварде и впервые разработал курс музейного менеджмента. Именно он порекомендовал Эбби Олдри Рокфеллер и ее подругам своего студента Альфреда Барра в качестве директора нового Музея современного искусства (MoMA), основанного в 1929-м. Протеже Сакса стал легендой музейного мира уже с первой выставки "Абстрактное искусство и сюрреализм", для которой он вывез из Европы массу произведений, в том числе несколько ключевых работ Малевича, по преданию, в зонтике. Кроме того, Барр первый завел в музее отделы дизайна, архитектуры, кино и фотографии, рассматривая их как часть современного искусства.

На протяжении почти полувека одним из главных попечителей музея был Нельсон Рокфеллер — выдающийся политик, вице-президент США и губернатор штата Нью-Йорк, которого не отвратил от поддержки искусства даже скандальный инцидент с фреской Диего Риверы, которую он сам и заказал мексиканцу для своего Рокфеллер-центра. Вместо условного рабочего левак, нарушив контракт, вписал во фреску Ленина. Такой провокации Рокфеллер потерпеть, конечно, не мог. Монументалку сбили со стены, и в результате благодетеля многих художников ославили как циничного вандала-капиталиста.

Вандербильты-Уитни, как сказано выше, взялись опекать местных творцов, создав американскую Третьяковку в 1932-м (сегодня музей знаменит и своей всеамериканской биеннале, и курсами для художников, из которых вышли такие звезды, как Джулиан Шнабель и Риркрит Тиравания). А в 1939-м для публики открылся Музей нефигуративной живописи, ныне известный как Музей Соломона Гуггенхайма. Финансист послушался свою консультантку баронессу Хиллу Рибей и тоже начал скупать европейских абстракционистов и авангардистов, переживавших не лучшие времена — так в музее оказалось едва ли не самое большое собрание Кандинского, впервые показанное в бывшем автомобильном шоу-руме.

Естественно, между новыми музеями возникла негласная конкуренция. MoMA брал широтой коллекции, зато Гуггенхайм первый осознал важность достойной архитектурной упаковки своего собрания, заказав проект нового здания архитектору-новатору Фрэнку Ллойду Райту. Знаменитая ракушка-спираль была построена уже после смерти основателя музея, в 1959 году, породив новый жанр в архитектуре — "музей современного искусства", ставший алиби для самых фантастических экспериментальных проектов, чей расцвет мы наблюдаем сегодня. В 1960-е новыми авангардными зданиями обзавелись и Уитни, и MoMA. Однако трогательно, что после недавней реконструкции MoMA сохранил кусочек былой семейственности — сад скульптур имени Эбби Олдрих Рокфеллер, расположенный точно там, где была ее личная галерея. И жив еще человек, который знает, как из частной затеи возникают великие музеи,— ее сын почетный член попечительского совета 97-летний Дэвид Рокфеллер.