В Музее петербургского авангарда, расположенном на Петроградской стороне в доме Михаила Матюшина, открылась выставка "Расширенное смотрение". 150-летие художника музей отметил показом 60 рисунков Матюшина, большинство из которых экспонируются впервые. Рассказывает КИРА ДОЛИНИНА.
По большому счету, главный подарок к любому юбилею Михаила Матюшина в ближайшие десятилетия уже сделан — это открывшийся в 2006 году Музей петербургского авангарда, расположившийся в отреставрированном по этому случаю доме на Песочной (ныне — Профессора Попова) улице, где в квартире N 12 с 1912 по 1923 год жил Матюшин. Этот маленький деревянный двухэтажный особняк, помнящий не только своих знаменитых жильцов, но и не менее знаменитых и куда более бурных их друзей (издательство "Журавль", в котором вышел первый сборник кубофутуристов "Садок судей"), своим пространством, теснотой, скрипом крашеных половиц, видом из низких окон столь особенен на высотной уже и в начале века Петроградской, что кажется подлинной реликвией. Хотя на самом деле подлинного в нем мало: в 1977 году дом сгорел и был заново отстроен в 1990.
Стены новые, а шум времени в них почему-то имеет место быть. Это прекрасно понимают и кураторы нового музея (официально числящегося филиалом Государственного музея истории Санкт-Петербурга), и его посетители. Здесь обходятся малыми формами, никаких блокбастеров и выставочных аттракционов, но зато и несколько новых экспонатов тут могут сделать событие.
60 рисунков Матюшина — очень большая для этого места выставка. Все они происходят из фондов головного музея, но в тех залежах они мало кого могли заинтересовать.
Это и вправду специфическое зрелище. Натурные зарисовки слабым, еле видным карандашом: смирная лодка-плоскодонка, безлюдные геометрические поля, одинокий деревенский дом, залив, разлапистые японистые сосны, карандашные портреты, — столь мало напоминают того Матюшина, которого мы можем себе представить исходя из общих представлений о нем, как о теоретике и практике самого что ни на есть радикального и заумного авангарда, что кажутся здесь случайными. Немного успокаиваешься при виде тоже карандашных, но уже бурных и витиеватых цветных штудий. Здесь уже есть всяческие лучи и пространственные изыски, есть и значимые авторские названия — "Стог в широком пейзаже" или "Сосна в расширенном смотрении, сцепление с пространством". Только глаз принимает игру, навязанную своеобразными представлениями Матюшина о способностях человеческого глаза, как новый удар — несколько набросков к плакатам самого что ни на есть реалистического содержания: "Берегу колхозную машину", "Ликбез", "Брак".
Все работы датированы 1920-1930 годами, так что сослаться на различные стилистические периоды ну уж никак не удастся. Да это и не было бы так интересно. Неожиданно оказывается, что отец "органического искусства", мастер сложнейших схем и колористических таблиц, любитель самых передовых физических и математических теорий был еще и очень интересным рисовальщиком, не чурался реализма как такового, был подзаражен всеобщим для нескольких поколений вирусом французского символизма и отлично изображал трактор. Знаменитое матюшинское "расширенное смотрение" обернулось в таком контексте не столько упражнениями по изображению "бесконечности пространства", сколько визуальным доказательством идеи позднего Матюшина о том, что художник должен уметь "выражать свои мысли в конкретной изобразительной форме". И формой этой совсем не всегда должна быть беспредметность. Испытывал на себе. Иногда получалось.