Трофейщики
Обычным способом — от человека к человеку — разыскать советских трофейщиков, работавших во Вьетнаме, не удавалось. Ветераны власти и спецслужб вроде бы что-то где-то когда-то слышали о них, но ни одной фамилии не называли. Я нашел даже подписавшего справку о работе группы полковника Колотильщикова дипломата Виктора Звездина. Но он, неохотно признав, что был во Вьетнаме, от авторства категорически отказался и утверждал, что такого документа никогда не видел. И никакого отношения к трофеям не имел. А в ДРВ занимался советско-вьетнамскими связями. На вопрос "Какими именно?" он, поразмышляв, ответил: "Культурными". Парторг посольства и резидент КГБ тоже ничем не помогли.
Оставался один старый и хорошо работавший в советские времена способ — публикация в прессе. Тогда люди любили писать в газеты, и в потоке писем, приходивших после практически каждой более или менее интересной статьи, можно было выловить какую-то полезную информацию. Однако после распада СССР и до наступления эры рунета ситуация резко изменилась. Писем приходило, как говорится, в час по чайной ложке, так что вся затея с публикацией могла обернуться прахом.
После публикации в 1998 году небольшой заметки о трофейщиках писем действительно не пришло. Но на следующий день меня разыскал глава организации советских ветеранов войны во Вьетнаме Николай Колесник. И начал рассказывать о том, что прессой поднята очень важная тема, поскольку все эти специалисты были направлены министерствами и ведомствами на войну как в простую командировку. И теперь не имеют не только льгот как воины-интернационалисты, но даже не могут получить официальные документы, что кто год, кто два, а кто и дольше работал под бомбами во Вьетнаме. Еще через день мы встретились, и я исписал половину блокнота фамилиями, адресами и телефонами.
Оказалось, что трофейная группа существовала с небольшим перерывом на протяжении всей войны. Состав ее менялся, но было несколько человек, которые приезжали в ДРВ по два-три раза. И с них стоило начать. Конечно, куда интересней были старшие этой группы. Но к тому времени все они ушли из жизни.
То, что рассказывали трофейщики, было крайне интересно. Да и сами они оказались знатоками своего дела и очень интересными собеседниками. Во время этих многочисленных интервью выяснилось, что некоторые из этих людей были награждены боевыми орденами, причем абсолютно заслуженно — за то, что снимали совершенно неповрежденную ракету с упавшего и продолжавшего гореть "Фантома".
Правда, бывали и обратные примеры. Еще одного члена трофейной группы, как мне рассказывали, уже в Союзе наградили, а затем лишили награды. За неудачное копирование самого страшного и эффективного американского средства борьбы с живой силой противника — шариковых бомб. Как утверждали его коллеги-трофейщики, вины этого специалиста в неудаче не было. Авиационное начальство решило улучшить американскую разработку, дабы она лучше подходила для советских условий. И поручило сделать так, чтобы кассеты с шариковыми бомбами можно было долгие годы хранить на складе. В результате кассету пришлось сделать прочнее и герметичней. И храниться она могла десятилетиями. Но вот раскрываться стала в полете довольно плохо. И на испытаниях в присутствии первого лица военно-промышленного комплекса страны Дмитрия Устинова кассеты с трудом открылись, а шариковые бомбы вместо того, чтобы лететь на головы условного противника, начали колотить в обшивку самолета. К счастью, они не взорвались.
Все ветераны в разной форме сетовали на вьетнамских товарищей, мягко говоря не помогавших советским друзьям в сборе ценных образцов вражеской техники. Но это были только детали, дополнявшие текст записки о группе Колотильщикова. Трофейщики не были теми "ребятами из разведки", о которых мне говорил бывший руководитель оборонной промышленности. Теми, кто добыл F-4 и F-111.
Вьетнамцы (на фото — на месте падения самолета) внимательно следили за тем, что мотают на ус советские трофейщики
Фото: Росинформ, Коммерсантъ
Благоприобретенный "Фантом"
С поисками "ребят" был полный швах. Вероятность того, что добычей самолетов занималась военная разведка, была куда выше. Один из ведущих конструкторов КБ Сухого Олег Самойлович писал в мемуарах:
"У нас очень грамотно делало свое дело Главное разведывательное управление Генерального Штаба (ГРУ ГШ). Там работали специалисты, очень квалифицированные инженеры. А вот в службе внешней разведки КГБ сидели дилетанты. И когда меня приглашали на Лубянку для оценки добытой ими информации, у меня создавалось впечатление, что все данные они черпали из открытой печати, а затем обобщали их при помощи ножниц и клея. В памяти не осталось ни одного случая, когда бы мы получили от КГБ действительно ценную, нужную нам информацию. Я даже как-то пошутил на Лубянке: "Вы зря платите деньги своим резидентам. Я за эти деньги добуду информации в 10 раз больше". К счастью, КГБ мою шутку никаким сроком не оценил".
Но люди из научно-технической разведки из обеих спецслужб, КГБ и ГРУ, находились одинаково плохо. Разговоры с ними шли не гладко и по большей части бесполезно. Нет, кое-что занятное они, конечно, рассказывали. Но люди из госбезопасности как-то очень быстро и единодушно переходили на тему предательства и кляли изменников. Потом один из них вскользь упомянул, что у них подозревали в работе на американцев одного из руководителей службы, Героя Советского Союза. Дело, мол, темное, он умер, и никто не знает, не осталось ли после него среди подчиненных кого-то еще "меченого", скажешь что-то — и пальцем покажут на тебя. Словом, было ясно, что нужные люди согласятся говорить только об изменах и изменниках. Ко всем прочим бедам среди тех, кто соглашался хоть что-то говорить, не было никого занимавшегося авиацией.
Однако из-за всех этих разговоров о предательстве и самолетах из глубин памяти всплыла одна почти забытая история. Когда в 1976 году в Японию на МиГ-25 перелетел старший лейтенант Беленко, трясли всех, кто имел к нему хотя бы малейшее отношение. Допрашивали даже мать моего одноклассника, которая когда-то работала вместе с матерью Беленко. А вдруг контрразведчики привлекали для консультаций тех людей из советской разведки, кто имел опыт похищения самолетов? Оказалось, что это попадание в точку. Достаточно скоро я входил в офис фирмы, принадлежавшей отставному полковнику из научно-технической разведки, который согласился поговорить об изменнике Беленко.
За время войны сменился не один состав советской трофейной группы (слева — полковник Капалкин, руководитель группы)
Фото: Росинформ, Коммерсантъ
Несмотря на прошедшие годы, эта история все еще продолжала его волновать.
— Ведь мы так и не нашли того, кто уговорил Беленко перелететь. Столько народу перетрясли — и пусто-пусто,— сетовал он.
— А что, такой человек существовал?
— Обязательно. Без этого никак нельзя. Это же классика! — Он разгорячился.— Я сам такую же операцию проводил. А они Беленко ублатовали в отместку нам.
— Вы F-111 угнали? — уточняю.
— Нет, "сто одиннадцатый" — это работа ГРУ. Они "заглушили". А мы взяли F-4 "Фантом".— Он помолчал.— Собственно, об этом можно и рассказать. У нас перебежал человек, он был в курсе деталей операции "Призрак". Так что американцы об этом все знают. Но я вам все ж таки без лишних подробностей расскажу. Началось все с F-111. Грушники его во Вьетнаме взяли и с большой помпой в узких кругах в Союз доставили. Начальнику ГРУ Ивашутину Петру Ивановичу за это дело вскоре генерала армии дали. А наш Юрий Владимирович — Андропов — не то что обиделся, но хотел показать, что мы не хуже. А тут Минавиапром попросил добыть "Фантом". Фрагментов его привозили и из Вьетнама, и с Ближнего Востока много. Но министерство попросило добыть целый. Он же, как наш танк Т-34, уникальная по живучести и долговечности машина.
— Ну и как вы его добывали?
— А тем же способом, что американцы потом с Беленко обошлись. Только мы тоньше сработали. Мы покрутились в барах возле авиабаз в нескольких странах. Тех, что недалеко от наших границ. Присмотрели экипаж — пара ребят, охочих до денег. Так и этак поговорили — и договорились. Аванс обеспечили. В назначенный день у них тренировочный полет. Взлетели они — и над морем к нашей границе. Потом прижались к воде и пропали с экранов радаров. А чтобы они не заблудились, мы посудины рыболовецкие поставили по маршруту. Вот так они от одной к другой дошли до берега и сели на наш аэродром. Мы все как по нотам разыграли. Их тут же вертолетом к "месту крушения" доставили, и они уже в воде включили радиомаяки.
— И что было с ними потом?
— Мы им заплатили, как договаривались. Потом они тихо уволились со службы. Все, конец истории.
— Это были американцы?
— Да какая разница? Американцы, англичане, норвежцы, японцы. Кто вам больше нравится, того и запишите в наши партнеры.— Он явно до сих пор гордился этим успехом.
— Да, а F-111 как "заглушили"? — любопытствую.
— Не знаю точно. "Соседи" говорили, что наш летчик на "МиГе" прижал их к земле и заставил сесть на вьетнамском аэродроме. А самолет я видел году в 75-м. Он стоял на одном закрытом аэродроме в Сибири.
— Странно как-то,— говорю.— "Фантом" летчикам показывали, а F-111 прятали...
— Так это большая политика. Леонида Ильича нашего, Брежнева, на пленуме ЦК обвиняли в том, что система ПВО у нас слабая. На Ближнем Востоке плохо себя показала. Вот на всякий случай "сто одиннадцатый" и держали. Кто-нибудь откроет рот — а вот поезжай и посмотри, какая у нас слабая ПВО. Новейший американский истребитель целехоньким взяли. Козырь в рукаве.
На этом запас откровенности полковника иссяк. Ни сумму, в которую обошелся "Фантом", ни года, когда проходила операция "Призрак", он не назвал. И потому понять, когда был "заглушен" F-111, или "Шелестящая смерть", как его называли вьетнамцы, не удалось. Но все же это был прогресс в расследовании. На "сто одиннадцатом" под критерии поиска подходило только четыре экипажа. Два пропали в 1968 году, еще два — четыре года спустя.
Путь от американской идеи до советской реализации приходилось проходить по частям (на фото — кабина F-111)
Фото: Росинформ, Коммерсантъ
Печатные следы
Некоторое время спустя я убедился в том, что полковник, скорее всего, говорил правду. Или, во всяком случае, ее часть. В библиотеке нашлись брошюрки, скорее листовки об обоих истребителях, изданные Центральным аэрогидродинамическим институтом. Приведенные там данные F-4 и F-111 отличались поразительной точностью и довольно сильно отличались от того, что писали о своей продукции фирмы-изготовители и авиационные журналы. Было похоже на то, что самолеты в СССР все-таки испытывали. Или как минимум точно взвешивали и обмеряли. Но эти данные были опубликованы гораздо позже и 1968, и 1972 годов.
За то, что F-111 позаимствовали в 1968 году, говорили найденные в литературе примечательные факты. В книге Лидии Кузьминой "Конструктор Сухой", например, говорилось, что решение о постройке Су-24 (Т-6-2 по внутренней классификации КБ) было принято в 1968 году, а первый его полет состоялся 17 января 1970 года. Все авиаспециалисты, с которыми я говорил, в один голос утверждали, что это — нереально короткий срок, даже если учитывать, что до Т-6-2 существовал Т-6-1. К примеру, Су-25, разработка которого началась также в 1968 году, взлетел только 22 февраля 1975 года.
Были и другие детали. Та же Кузьмина писала о шасси Су-25: "Шасси по схеме было очень близко к шасси американского самолета F-111. Оно привлекало к себе своей компактностью — укладывалось в очень ограниченный объем. Но это хорошее его свойство плохо сочеталось с требованием базирования на грунте".
Похожие места были и в воспоминаниях конструктора Самойловича о Су-24: "Обводы носового конуса были нами скопированы с самолета F-111. В ходе летных испытаний обнаружилось, что излучение радиолокатора миллиметрового диапазона "Орион" проходит через сильно заостренный радиопрозрачный конус с большими потерями. Для переделки обводов головной части самолета времени не оставалось. Поэтому мы просто затупили конус. Получилось некрасиво, но выхода не было".
Еще одной странностью была история с испытаниями новейшей электроники Су-24. Он был первой боевой машиной со сложным навигационным комплексом и бортовым компьютером, как минимум по функциям схожим с аналогичной аппаратурой F-111. Судя по описаниям в книге Кузьминой, с электронной системой "Пума" на Су-24 обращались как с "черным ящиком", поскольку никто не знал, что она может сделать в следующий момент.
"К началу летных испытаний многофункциональной системы Иванов и Фельснер (руководители КБ.— "Власть") создали специальную группу... Этим инженерам в кратчайшие сроки предстояло стать универсалами-комплексниками, чтобы в случае необходимости обеспечить взаимозаменяемость при отработке разнообразных задач, особенно когда требовалось понять, о чем думала "Пума" в момент решения прицельной задачи".
Но приручить "Пуму", если верить этому же источнику, так до конца и не удалось:
"Для участия в показательных полетах выделили самолеты из полка, базировавшегося непосредственно на аэродроме, где намечено проведение показа. На этот раз не волновались, ведь в предыдущий раз все прошло отлично. И вот полнейшая неудача. Во время тренировки при бомбометании неожиданно сразу на двух самолетах произошло несколько больших промахов — до 1,5-2 километров. Сразу заподозрили прицельно-навигационную систему "Пума"... Проанализировали всю информацию, но понять, в чем дело, не смогли, дефект не поймали... Так этот случай и остался неразгаданной загадкой, его назвали эффектом исчезнувшей ошибки".
Не стану ничего утверждать. Но когда-то в молодости я работал в организации, которая по заданию партии и правительства устанавливала украденные у американцев программы на скопированные у них же и выпущенные отечественной промышленностью электронно-вычислительные машины. И внезапно появлявшиеся и исчезавшие ошибки встречались у нас на каждом шагу.
Когда советский авиапром заинтересовался самолетом F-111, все ключевые должности среди военных советников во Вьетнаме заняли боевые летчики (справа — генерал Владимир Абрамов, старший группы советских военных советников)
Фото: Росинформ, Коммерсантъ
Находка в описи
Я все больше склонялся к тому, что F-111 был "заглушен" в 1968 году. Но один из ветеранов-трофейщиков, с которыми я продолжал вести неторопливые разговоры, вдруг сказал мне, что был во Вьетнаме в 1973 году, когда Советскому Союзу передали кабину F-111. И рассказал, как радовался присутствовавший при этом заместитель министра авиапромышленности, увидев там невредимую электронную начинку.
Получалась нестыковочка. Если самолет взяли в 1968 году, то чему же так радоваться пять лет спустя? Пришлось вновь пробиваться к высокопоставленному ветерану военно-промышленного комплекса. Он задумался и потом сказал: "Вспомнил! Тот F-111, который "заглушили", был с опытным, неполным комплектом электроники. Вот с ней потом и мучились. А потом получили недостающие блоки. Вы бы посмотрели постановления ЦК. Там ведь было решение об использовании ценных сведений по американскому самолету. Так тогда формулировали".
Но решения Политбюро оставались закрытыми. Как и дела, относившиеся к оборонке. Оставалось одно — просмотреть страницу за страницей все описи дел архива ЦК. Благо они не были секретными. И в документах 1968 года нахожу дело со следующим заголовком: "Проект постановления ЦК КПСС и Совмина СССР о работах по сверхзвуковому пассажирскому самолету ТУ-144, записки и справки отделов авиационной промышленности, решения, письма и информации комиссий, министерств, АН СССР, ведомств, заводов, конструкторов и летчиков о создании и производстве вертолетов В-12 и В-12М, самолетов с вертикальным взлетом и посадкой, фронтового ракетоносца, безаэродромного самолета и самолета-амфибии, электронно-оптических преобразователей, новых тренажеров и химических материалов, унификации пилотских кабин самолетов и вертолетов, расширении применения синтетических алмазов в оборонных областях промышленности, использовании ведущими НИИ и КБ ценных сведений по истребителю ВВС США и др. вопросы".
Если хоть какие-то сомнения у меня еще оставались, их развеял ветеран из трофейной группы, беседа с которым по разным причинам несколько раз откладывалась и состоялась уже после этой находки в архиве. В середине беседы он остановился и сказал: "Вас ведь не интересуют ни наши льготы, ни наши пенсии. Вы ведь занимаетесь совсем другим. Ну тем, за что Анциферову дали Героя Советского Союза. За американский самолет".
Потребовалось немного усилий, чтобы узнать, что Евгений Анциферов был во Вьетнаме старшим советником по авиации в 1967-1969 годах. Мало того, в то же самое время главным советником был тоже летчик — генерал Владимир Абрамов. Летчиком был и военный атташе — генерал Алексей Лебедев. Просто идеальный подбор для проведения операции в воздухе.
