Вчера в Кремле на торжественном заседании по поводу 20-летнего юбилея Конституционного суда (КС) Дмитрий Медведев высоко оценил его заслуги в развитии правовой системы. А Валерий Зорькин и глава КС ФРГ Андреас Фосскуле не сошлись в том, как оценивать проблемы российского правосудия — по Михаилу Лермонтову или по Льву Толстому.
Вчера в Александровский зал Кремля на торжественное заседание по поводу 20-летия КС были приглашены не только представители российской власти и судейского сообщества, но и представители зарубежных конституционных и верховных судов из 50 стран, а также Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ). Дмитрий Медведев, открывая заседание, вспомнил, насколько важным для развития демократии было создание 20 лет назад КС. По его словам, Россия именно тогда выбрала "путь демократии и верховенства закона", поскольку "Конституционный суд — это, если хотите, очень мощная прививка от тоталитарных привычек". Особой заслугой КС Дмитрий Медведев назвал то, что во главу угла при рассмотрении дел ставятся "интересы самого человека и введено конституционное понимание достоинства личности".
Глава КС Валерий Зорькин в своем эмоциональном выступлении развил тезисы президента, заметив, что "20 лет Конституционного суда — это 20 лет правовой истории России". "Все эти годы мы идем путем правовых преобразований, учимся жить в условиях верховенства закона и господства права, преодолевая тяжелое историческое наследие векового бесправия",— пояснил глава КС, добавив, что "это трудный путь", но "этому пути нет альтернативы". В доказательство его сложности, а главное, длительности он привел строки из Лермонтова, начинающиеся словами "Прощай немытая Россия...". И как бы в свое оправдание подытожил: "В стране с ослабленным правовым сознанием трудно было ожидать резкого скачка в области признания господства права". В завершении доклада он сообщил, что КС прочно вошел в конституционный механизм РФ. "Мы будем прилагать все усилия, чтобы нам не сойти с этого пути",— заверил он.
К этим заверениям неожиданно скептически отнесся председатель КС ФРГ Андреас Фосскуле (Andreas Vosskuhle). Проблемы российской судебной власти он проиллюстрировал не горячими эмоциями Михаила Лермонтова, как сейчас бы сказали, в стиле "валить", а холодными рассуждениями русского классика Толстого, желавшего, как сейчас бы сказали, мучительно трудится над модернизацией. Господин Фосскуле почти с укором процитировал то место из романа Льва Толстого "Воскресение", где адвокат на вопрос графа Нехлюдова: "Если так и все зависит от произвола прокурора и лиц, могущих применять и не применять закон, так зачем же суд?" — отвечает: "Ну-с, это, батюшка, философия". Вскрыв, таким образом, суть "тяжелого наследия", о котором говорил господин Зорькин, господин Фосскуле объяснил, что так относиться к судебной власти нельзя ни тогда, ни теперь. Слова "правовой нигилизм" он, правда, не употребил, но зато вслед за русскими классиками литературно объяснил, что такое судебная власть. "Это не роскошь и не элегантное украшение для роскошных приемов. Это обувь, которая обеспечивает прочную походку и движение вперед",— гордо заявил он.
Глава германского КС заявил, что "российские судьи должны еще завоевывать уважение к своей честности". А затем он прямо усомнился в успехах российского КС, объяснив, что до 2000 года успехи были, но что "в новом тысячелетии голос Конституционного суда стал тише". "Конституционный суд одобрил назначение губернаторов, чем допустил нарушение Конституции",— привел сразу доказательство господин Фосскуле, упомянув еще и "ряд уголовных дел", и решения по ограничению прав меньшинств. "Но 20 лет — это не возраст",— примирительно подытожил он.
Если выступление главы германского КС точно внесло ложку дегтя в торжества, то выступление главы ЕСПЧ Жан-Поля Коста в честь торжества не было критическим. Он лишь отметил, что разногласия между российским КС и ЕСПЧ могут возникать, но "диалог все равно идет". "Но с тех пор как РФ ратифицировала конвенцию ООН, положение с правами человека продвинулось вперед. И Конституционный суд способствовал этому прогрессу",— заявил Жан-Поля Коста.