Сроки действия

Газета The Guardian напечатала сообщение о том, что Первый канал нашего телевидения приобрел права на знаменитый британский сериал «Жизнь на Марсе». То есть теперь приключения полицейского, попавшего из современности в 1973 год, будут пересняты на отечественном материале

В 1973 группа Pink Floyd выпустила «Темную сторону луны», The Who — альбом «Quadrophenia», Дэвид Боуи отказался от личины Зигги Стардаста, принцесса Анна вышла замуж за жокея-чемпиона Марка Филипса, в книжных магазинах появился «Черный принц» Айрис Мёрдок. ИРА взрывала бомбы в Лондоне и Манчестере, бастовали бюджетники, гибли шахтеры в Йоркшире и Дербишире. На экраны вышел «Live and Let Die», первый фильм с Роджером Муром в роли Джеймса Бонда и «О, счастливчик!» Линдсея Андерсона с Малькольмом Макдауэллом. Премьер-министром был консерватор Эдвард Хит — на следующий год он сдал правительство лейбористам, продержавшимся вплоть до прихода Маргарет Тэтчер в 1979. Королева была та же, что и сейчас.

В 1973 Муслим Магомаев получил звание Народного артиста СССР, Владимир Ильич Ленин при смене партийных документов получил партийный билет # 1, а Леонид Ильич Брежнев — # 2. Из печати вышли «Золотая наша железка» Василия Аксенова и «Пикник на обочине» братьев Стругацких, по телевизору показывали многосерийный фильм «Семнадцать мгновений весны», а в кино — «В бой идут одни “старики”» Леонида Быкова, «Калину красную» Василия Шукшина и «Иван Васильевич меняет профессию» Леонида Гайдая. Средняя зарплата по стране достигла 125 рублей 30 копеек. Председатель КГБ Юрий Андропов был введен в Политбюро — до его короткого воцарения оставалось еще 10 лет.

Сегодняшние англичане зациклены на своих дотэтчеровских семидесятых. На последнем десятилетии, когда тот факт, что Англия — остров, еще имел значение. На времени, когда она была отдельно, сама по себе, была «не-Европой». Когда она была по-особому, по-английски бедной (на севере, там, где шахты — так и вообще вполне сопоставимо с советской бедностью). Когда профсоюзы не подыгрывали государству, а противостояли ему. Когда хорошим парнем был тот, кто давал плохому парню по морде, а не тот, кто выигрывал судебный иск. Когда популярная музыка была по-настоящему экспериментальной.

Мы к этому десятилетию относимся, возможно, не так нервно, но, может, даже более трепетно. «Отдельность» жизни в СССР даже не стоит такого количества слов — настолько она очевидна. Но и внутри нее 1970-е — особая эра. Застой все-таки наше уникальное ноу-хау: портреты пионеров-героев в классе, очереди на сдачу макулатуры, Тарковский на закрытых показах, сборка автомата Калашникова на время и обволакивающее, хоть и слегка склизкое ощущение уюта.

Так что во многом перевод действия «Жизни на Марсе» из британской действительности в отечественную, на который решился Первый канал, кажется не только вполне осуществимым, но даже осмысленным.

Этот, названный по песне Дэвида Боуи, сериал, вышедший на канале «Би-би-си» в 2006, разрабатывает ставшую теперь популярной концепцию «нового прошлого». Говоря яснее, он предъявляет зрителю простую истину: середина двадцатого века (и даже, как здесь, 70-е годы) для нас сегодняшних — такое же реликтовое прошлое, как середина века девятнадцатого. В появившихся год спустя американских «Безумцах» или, например, в совсем свежем британском сериале «Час» («The Hour») эта идея разыграна, возможно, более изящно, но куда менее наглядно.

В прологе к каждой серии главный герой Сэм Тайлер в исполнении Джона Симма рассказывает свою историю: он был полицейским сыщиком в современном Манчестере, попал в аварию и очнулся в той же должности и на том же участке — но в клешах и батнике, в 1973 году. И это было, продолжает Сэм, «как приземлиться на другой планете». В 1973-м этому Сэму Тайлеру было уже 4 года, что значит — и он сам, и многие зрители, в общем, почти все мы когда-то сами жили на этой «другой планете».

Переход от социализма к капитализму и вообще советская отрезанность от мира такую инопланетность вроде бы должны сделать даже более демонстративной, чем в оригинальной версии. Диалог непонимающего, где он находится, Сэма Тайлера с «местным» полицейским («Я ехал на джипе.— Вы ехали на военном автомобиле? — Где мой мобильный? — Ваше мобильное что?») и его похожие перепалки с сотрудниками («У нее украли 29 пенсов.— Кому ж нужны 29 пенсов? — Мне, например.— У вас здесь просто Гуантанамо.— Нет уж, поверь, на Испанию здесь не похоже») на советском материале могли бы получиться даже более острыми: сравнение советской милиции с чем-то буржуазно-испанским, скажем, могло бы повлечь за собой вполне киногеничные трагикомические последствия. Но все же с конвертированием действия «Жизни на Марсе» в нашу реальность (или, если иметь в виду фантастичность сюжета,— в нашу нереальность) имеется большая проблема.

В «Жизни на Марсе» ведь что происходит? Там Сэм Тайлер — современный политкорректный полицейский, обремененный правилами и, может, даже слегка лицемерными представлениями о законности для всех, презумпции невиновности, невозможности рукоприкладства и прочего, попадает в суровый мир, где все средства хороши — во время хоть еще и памятное, но отчасти уже мифологизированное, не в последнюю очередь жесткими полицейскими шоу 70-х вроде популярнейшего «The Sweeney». Туда, где главное, чтобы преступник («а мы же наверняка знаем, что он преступник») был схвачен и не покалечил больше ничьих невинных жизней, и плевать нам на методы.

То есть в отечественном ремейке по логике должно произойти вот что: современный полицейский — пусть даже не оборотень в погонах, пусть даже не откровенно коррумпированный и ожесточившийся — а просто современный мент из одноименного и смежных шоу попадает в стерильность сериала «Следствие ведут знатоки». Потому что какой бы ни была реальность милицейских будней 70-х — скорее всего, совершенно отталкивающей,— киноследователя мы знаем именно оттуда.

И вот совсем непонятно, как же это получится. Например, в оригинальной версии Сэм Тайлер спорит со своим жестким начальником из 70-х Джином Хантом (заметим в скобках, что этот персонаж в исполнении Филипа Гленистера стал так популярен, что про него сняли продолжение, названное, опять же, в честь песни Боуи «Ashes to Ashes»), который хочет подложить очевидному, но «недоказанному» преступнику ЛСД и так его засадить. Сэм: «Нет, мы не подкладываем наркотики для того, чтобы закончить дело». Джин: «Ты что, не хочешь его засадить?» Сэм: «Не хочу — без улик». Джин: «Даже если люди в опасности?» Сэм: «Люди всегда в опасности — это не значит, что можно действовать беззаконно». Так вот, интересно, как это у нас будет? Потому что, вообще-то, для правдоподобия действующие лица должны просто поменяться репликами.

А что делать со всеми этими сценами допросов, в которых семидесятнический Джин хватает подозреваемого за грудки и отстукивает его головой барабанную дробь по стенкам камеры, а современный Сэм пытается цивилизованно вести протокол, ужасается и вообще ведет себя так, как будто ничего подобного в жизни не видел?

А как заставить нашего соотечественника-современника убедительно заявить, что он требует заменить слово «чурки» выражением «иммигрантская рабочая сила»? Такое даже представить себе трудно. И, кажется, на этом месте может стать в тупик даже такая мощная во всех смыслах организация, как Первый канал.