Война обетованная-2

 
       "Власть" продолжает серию репортажей специальных корреспондентов "Ъ" Андрея Колесникова и Леонида Ганкина, которые провели две недели в зоне арабо-израильского конфликта (начало см. в прошлом номере). В Израиле этот конфликт называют войной. И каждый пятый израильтянин приехал на эту войну из бывшего СССР.

Интеллигенция в арабском окружении
       Лучше всего изучать быт и нравы наших бывших соотечественников, приехав в еврейское поселение на палестинских территориях. Наши бывшие соотечественники живут там вместе с другими евреями в плотном арабском окружении и ввиду общего нервного возбуждения, царящего в этих местах, не отличаются повышенной скрытностью.
       В израильское поселение Псагот мы поехали вместе с русскоязычным журналистом Петей и русскоговорящим советником бывшего и будущего премьер-министра Израиля Нетаньяху Женей Брискиным. Петр, пару минут поерзав на заднем сиденье, поинтересовался у Жени, взял ли тот автомат, тут же заявил, что одинокий автомат в сражении с арабами нам, конечно, не поможет, и рассказал историю про то, как его преподаватель на военной кафедре в Советском Союзе объяснял, чем автомат отличается от башенного пулемета.
 
       Дело в том, что этот преподаватель служил одно время в Афганистане и управлял башенным пулеметом. И однажды танк отстал от колонны и чуть не столкнулся с агрессивной толпой стариков, женщин и детей. Ситуация была непростая, а тут, как назло, заклинило башенный пулемет. А автомат в такой ситуации уже ни к чему. Так толпа и наделала бы каких-нибудь бед, если бы башенный пулемет вдруг не заработал.
       Через советскую армию и ее военную доктрину прошло подавляющее большинство эмигрантов из бывшего Советского Союза. Мы поинтересовались, служит ли Петя в израильской армии. Ведь известно, что правительство раз в год объявляет набор резервистов. Петр долго молчал, а потом мрачно сказал:
       — Зато я налоги честно плачу.
       Мы ехали по направлению к арабскому городу Рамалла, столице Палестинской автономии. Поселение Псагот находится прямо над Рамаллой, к нему ведут сразу две новые дороги, про которые мало кто знает, потому что их только что открыли, как будто специально к интифаде. Теперь, правда, утверждают, что у еврейских спецслужб с самого начала была информация о том, что палестинцы к чему-то готовятся, и они придумали проложить эти дороги в стороне от палестинских деревень, потому что, по данным их разведки, арабам лень далеко ходить на войну.
       Женя рассказывал, что и в мирное время на дорогах Израиля не спокойно. В канун обычного Нового года, который его семья, как и еврейский Новый год, с удовольствием отмечает, Женя отпросился из армии, куда накануне был призван водить джип, и поехал домой. Был ранний вечер. Тут ему позвонили и сказали, что не очень хорошо с его женой Нетой.
Каждый пятый израильтянин приехал на эту войну из бывшего СССР
       Оказалось, что жену, которая тоже ехала на машине, чудом не убил какой-то араб, который догнал ее на пустынной дороге на своем старом джипе и сначала просто прижимал к обочине, а потом несколько раз ударил, так что машина улетела в кювет и едва не сорвалась с обрыва. Узнав об этом, Женя сказал жене, что не даст арабам испортить ему Новый год. Они встретились и поехали, как и хотели, в гости. Никакого расследования потом не было, и даже никто из их друзей не удивился, потому что такие случаи происходят часто. На самом деле Нета просто пренебрегла мерами безопасности. Ведь арабы, чтобы на дорогах свои не спутали их с евреями, уменьшают яркость одной фары. Это изобретение действует как пароль "свой-чужой", и умные евреи тоже этим пользуются. А остальных сталкивают с обрыва.
       Перед блокпостом у Псагота стояло несколько машин с арабскими номерами. До войны арабы приезжали из Рамаллы и строили евреям дома, а теперь роют им окопы и возводят укрепления против себя самих. Эта работа оплачивается по условиям военного времени, то есть хорошо.
       Псагот охраняет небольшая военная база. Это самое обстреливаемое поселение в этих местах. Стреляют по базе и по домам в шесть-семь вечера и в два-три ночи в основном из незаселенных новостроек на окраине Рамаллы. Израильские солдаты имеют право отвечать, только если точно засекают место, откуда стреляли, иначе в рабочем порядке идут под суд. Стандартный срок, как правило, месяц или, еще точнее, 28 дней.
       В Псаготе живет в основном творческая интеллигенция — художники и адвокаты. Всего двести семей, но ведь в каждой не меньше десяти человек, исключая, конечно, семьи выходцев из России. Их тут около двадцати.
       
Неловкие ощущения
Типичный еврейский избиратель. 62 тысячи граждан Израиля могут избирать в России. А некоторые даже могут стать избранными
       Окна дома, где живет Евгений Иоффе, выходят прямо на Рамаллу. У него, пожалуй, самое опасное место в Псаготе. Иоффе, скучный немолодой еврей, не любит журналистов. Они чем-то досадили ему раз и навсегда еще в России.
       — У нас все очень хорошо,— торопливо предупреждает он.— Израиль — прекрасная страна! А к этим временным трудностям мы давно привыкли. Арабы ведь на каждой своей свадьбе стреляют. Все спокойно у нас!
       Потом-то, попозже, он признается, как ему страшно тут жить. Как он пошел выносить мусор и впервые услышал не только звук выстрела, а и свист пули.
       — Но ничего,— говорит,— наши солдаты выдали каждой семье по биперу, чтобы у нас с ними была связь, и положили в почтовый ящик успокоительные капли. Мы им очень благодарны! Они надежно нас охраняют.
       Позавчера те же солдаты привезли жителям несколько машин песка и холщовые мешки. Те, кто хотел, насыпали песок в мешки и заложили окна. Желающих оказалось много. Иоффе этого делать не стал. Во-первых, сказал, ему не хотелось возиться, а во-вторых, он считает, что война идет на убыль.
       — Ведь Арафату,— объясняет он,— нужны деньги от израильтян, а то на что же ему жить?
       — Но ведь правительство, как и до войны, платит Палестине $50 млн в месяц,— уточняет Женя Брискин.— У него есть деньги!
       — Эта глупость постепенно прекратится, и война закончится,— настаивает Иоффе.— Но на самый крайний случай у меня есть свой план. Ведь иногда наши вертолеты летают над позициями арабов, где те сидели несколько дней назад и давно ушли, и очень точно расстреливают эти позиции. Так вот, они должны полететь и стрельнуть прямо в кухню к Арафату! Его там, конечно, тоже не окажется, но сделать это совершенно необходимо.
       — Зачем?
       — Надо, чтобы он тоже почувствовал себя неловко! Но хочу вам сказать, что, когда наши стреляют по ним, мы тоже не очень довольны. Когда на днях по Рамалле, таки да, шарахнул наш танк, мы очень обиделись.
       — Почему?
       — Нас никто не предупредил! Был такой грохот!
       Между прочим, до этого события многие жители Псагота требовали от военных, чтобы два танка, которые охраняют Псагот, выстрелили хоть один разочек.
       — К нам в дом пришла женщина и говорит: "Вы должны подписать заявление от жильцов вашего дома, что наши танки должны стрелять по арабам. Ведь в Гило они стреляют!" Я отказался подписывать, потому что не люблю этого еще с советских времен, и спросил ее, почему танки должны стрелять. Она сказала, что для устрашения арабов. А в итоге они очень устрашили нас! Мы просто долго не могли прийти в себя!
       Скрипач Евгений Иоффе приехал в Израиль в 90-м году из подмосковной Малаховки.
       — Сколько же в Малаховке евреев! — искренне удивился Брискин.— Столько лет все едут и едут, и все из Малаховки!
       — Да, из Малаховки! — Иоффе смотрел на нас довольно холодно.— И все равно — там было гораздо страшнее, чем здесь, на войне. Вы же не будете со мной спорить?
       Мы поспорили. Иоффе жестко ответил, что мы, наверное, никогда не ездили в Малаховку из Москвы на электричке.
       В конце разговора Иоффе раскрыл нам последнюю, видимо, на этот день свою тайну. Оказалось, на самом деле он не заложил окно мешками с песком только потому, что один солдат сказал ему: квартира расположена очень удачно — вроде бы и вид из окон красивый, вся Рамалла как на ладони, а в то же время окна эти вне зоны обстрела.
       — У меня нет оснований не верить нашей армии,— закончил он.— Между мной и ею, конечно, могут быть разногласия, но они не носят принципиального характера, запомните это!
       
Инициатива Сони Моргенштерн
После раввина самый дорогой гость на иудейском празднике — еврей-гармонист из Малаховки
       В полукилометре правее Иоффе живет семья Моргенштернов, Михаил и Соня. Он художник, она журналист.
       — Ну как в Москве? Не страшно? — озабоченно и с надеждой спросил нас и Михаил.
       Моргенштерны тоже уехали из Москвы в 90-м году. Они с самого начала хотели поселиться на палестинских территориях, в каком-нибудь иешуве (поселении). Они очень хотели, по их словам, как-нибудь помочь Израилю. Лучшего места для этого, чем Псагот, нельзя было придумать. Здесь уже жили американцы и французы из Иерусалимского университета. Это интеллигентный иешув с глубоко верующими людьми.
       Сами они до Израиля относились к иудаизму прохладно. Михаил на собеседовании в посольстве сказал, что не наденет кипу только для того, чтобы его взяли в Израиль. И не надел. По-настоящему религиозным человеком была только их дочь.
       Соня Моргенштерн говорит, что сразу после 67-го года, когда Израиль провел свой победоносный шестидневный блицкриг против четырех арабских государств, отношения с арабами, им рассказывали, были изумительными. Доходило до того, что арабские женщины нянчили маленьких еврейчиков. Потом все изменилось. Моргенштерны думают, что у арабов со временем просто пропал страх перед евреями, палестинцы забыли Шестидневную войну. Поселенцы уже не ездили в Рамаллу за кошерными продуктами, хотя один сосед Моргенштернов, никому не сказав, поехал-таки как-то туда на рынок за яйцами, а через несколько дней на окраине города нашли его изуродованный труп.
       После этого случая Михаил и еще несколько человек вышли на демонстрацию протеста и перекрыли дорогу в Израиль у выезда из Рамаллы, по которой и так никто не ездил. "Но что-то же,— объясняет он,— мы должны были сделать". Закончилось тем, что их арестовала полиция и отвезла в участок в Рамалле. К счастью, через три часа отпустили. Михаил ничему не удивлялся: их, свободных художников, не раз и не два "винтили" и в Москве и по более безобидным поводам.
       Другой Мишин друг заблудился и догадался заехать на базар в Рамалле, чтобы спросить дорогу домой. Для начала арабы достали из-под прилавков бетонные блоки и буквально раскрошили ими его машину, а потом принялись и за него самого. Ему повезло, палестинская полиция в тот раз отчего-то решила спасти еврея.
       — Страшно вам так жить? — спросили мы, в свою очередь, Моргенштернов.— Ездить по этим дорогам? Встречаться с арабами?
       — А почему страшно? — нервно удивилась Соня.— Вот я езжу редко, и чаще всего на автобусе. Так ведь в нем все стекла бронированные. Правда, один раз в стекло лом бросили... Нет, не страшно.
       — А когда стреляют по ночам?
       — Да нет же! — пожала она плечами.— Вот некоторым старикам из России очень страшно. Они ведь в Отечественную войну страшные бомбежки пережили, уехали, казалось, на обетованную землю,— и вот опять обстрелы... А за что? Арабы говорят, что евреи захватили эти территории и теперь живут. Ложь! Ничего подобного! Все куплено у них, все оформлено. Я знаю, в Америке на это специально собирали деньги...
       — Соня! Мне кажется, в Америке не собирали...— укоризненно говорит Михаил.
       — Конечно, собирали! Иначе на что бы мы их купили?
       Она рассказывает, что недавно вдруг выяснилось: примерно 5 кв. м территории их иешува еще числятся за арабами. Всего у этих 5 м нашелся 21 владелец. В Рамалле назначили суд, из 21 владельца явился один, ему и присудили эксклюзивное право продать 5 м арабской земли евреям.
       — А знаете, что должна срочно сделать израильская армия? — спросила Соня.
       Оказалось, что и у нее был свой план урегулирования конфликта.
       — Надо пользоваться тем, что идет война! Как можно скорее выселить людей из Рамаллы и сровнять ее с землей. А то ведь еврейский цинизм не знает предела! В наших больницах лечатся арабы! Наши "скорые" выезжают к ним. Останьтесь у нас до ночи, и вы увидите: в Рамалле будет светло как днем, будут гореть все окна. А у нас темнота. Нас просят не включать свет! А откуда они питаются электричеством? От нас!
       Миша рассказал еще про один случай еврейского цинизма. Не так давно в Иерусалиме араб на улице ударил ножом еврейского мальчика лет семи. Прохожие евреи налетели на араба и стали избивать. Они, конечно, избили бы его до смерти, но тут немолодая еврейка буквально рухнула на араба и прикрывала его собой до приезда полиции.
       Миша разговаривал об этом случае со своим раввином. Тот был восхищен этой женщиной.
       — Какая, говорит, замечательная! — передавал нам Миша слова раввина.— Только настоящая еврейская женщина способна на такое! Я бы, говорит, его убил.
       Миша, когда его картины еще не покупали и он работал на стройке, и сам подружился с одним арабом. Араб этот, тоже строитель, даже часто ужинал в их доме, и Миша потом подвозил его до околицы арабской деревни. И однажды араб сказал ему: "Придет ли такое время, когда ты сможешь поужинать у меня в доме?" Сам Миша уверен, что такое время не придет никогда.
       Для справедливости Моргенштерны вспомнили еще одного араба, который делал Соне операцию после перелома руки. От этой операции отказались еврейские врачи, потому что считали, что руку спасти нельзя, а араб сделал операцию замечательно. Миша потом, когда вез выздоравливающую Соню из больницы, все не мог успокоиться:
       — В России, значит, лучшими врачами были евреи. А в Израиле — арабы... Что же дальше?
       Михаил вышел проводить нас и заодно решил показать Псагот.
       — Вот смотрите,— показал,— вот наш клуб, вот наш танк, библиотека, вот ритуальный бассейн, "Роллс-ройс" соседа, привез из Австралии, а вот водонапорная башня Рамаллы. Она стоит у нас в иешуве, как видите. В любой момент можем перекрыть им воду, в крайнем случае — написать туда. Но мы же не делаем этого! А если и сделаем, то никто не узнает... А вот синагога с моими витражами, вот белый голубь мира, которого я изобразил на стене... Приезжали к нам недавно американские журналисты, и мне попалась на глаза их статья, наши перепечатали. Заканчивалась словами: "...И только белый голубь мира летает над селением Псагот — плод больного воображения советского художника..." То есть моего.
       
Хороший израильский еврей
Только армянские христиане пытаются остановить войну крестом. Русские иудеи предпочитают автомат
       Гило — самый опасный район Иерусалима. Говорят, что его все время обстреливают. Когда мы приехали в Гило, было около двух часов дня. Никто не стрелял. На небе не было ни облака. Сияло белое солнце пустыни Негев. Было тепло, градусов 25. Внизу прямо перед нами как на ладони лежал арабский город Бейт-Лехем, а по-нашему Вифлеем. Мы хорошо видели храм Рождества Христова и гору Иродиан.
       Мимо нас шел старик с белой бородкой клинышком. Как-то мы поняли, что он русский, и поздоровались. Он с удовольствием ответил. Старика зовут Лев Генис, он живет тут, в Гило, на улице Маргалит. На днях к нему в квартиру залетела пуля. Он увидел дырку от нее в шкафу, на уровне своего затылка, а потом нашел точно такую же в оконном стекле. Он в это время собирался с женой в театр, из Москвы приехали известные барды, давали концерт "Песни нашего века".
       — И я спросил жену, что делает хороший израильский еврей, когда по его дому стреляют? Она ответила правильно: "Идет в театр!" Мы пошли, слушали Берковского, Кима, моего любимого Городницкого... Мы были в определенном смысле счастливы!
       Лев Генис приехал из Киева, он работал там заместителем директора одного почтового ящика по общим вопросам и экономике. Он был на хорошем счету. Здесь он на пенсии и тоже неплохо справляется. Сын зовет к себе в Торонто, но Генис не едет.
       — Зачем? — спрашивает он нас.— Вот сын интересуется, как мы вечерами живем без света. А зачем он нам, если разобраться? На ту сторону, которую обстреливают, выходят окна двух спаленок. Мне там свет не нужен, я там сплю. А комната, где телевизор, вообще на другую сторону улицы выходит. Там разрешено свет включать. Да и в спаленках, если уж на то пошло, хозяин дома обещал поставить на окна ставни. Металлические ставни в два миллиметра, это толщина "Победы", вы знаете? Была такая машина...
       Где-то далеко раздается выстрел из танкового орудия.
       — Вы слышали? Стреляли! — Лев Генис почти в восторге от того, что этот выстрел подтвердил все его слова.— А сейчас наши ответят! Я надеюсь на это! Вы знаете, что кричат израильские мальчишки, когда стреляют наши солдаты? Они по-русски кричат "Огонь!" Это советские мальчишки приучили всех израильских!
       — А хотите, я покажу вам главные огневые точки арабов? — спрашивает он напоследок.— Особенно сильно стреляют вон оттуда, с могилы праматери Рахели. Вон из той оливковой рощи тоже стреляют. Но наши отвечают! На нашем дом стоят три палатки военных, на соседнем еще две... Когда наши стреляют из крупнокалиберного пулемета, с моих потолков от грохота сыплется штукатурка. Но это же музыка! Какой там к черту Городницкий!..
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...