 |
Ярмарку в Доме художника на Крымском валу проводят второй год. И то, о чем на прошлогодней выставке старательно умалчивалось, теперь озвучили открыто и достаточно громко: пафос выставки-ярмарки — литература non-fiction — совершенно не соответствует реальному положению дел.
В нынешнем году все вообще смешалось на ярмарке интеллектуальной литературы. На стенде издательства "Азбука-классика" рядом с традиционными Маркесом, Кортасаром, Патриком Зюскиндом и Борхесом — философ Рене Декарт, а также Мейстер Экхарт и Якоб Беме, а на стенде издательства АСТ "Античная эстетика" Алексея Федоровича Лосева уживалась с корпулентной энциклопедией танков(!). Это милое соседство заставляет задуматься и задать вопрос: "А что здесь вообще происходит, и кто вообще у власти в городе — красные или все же белые?"
Я задал этот вопрос признанному и наиболее успешному лидеру интеллектуального книгоиздания в Москве, директору издательства Ad Marginem философу и публицисту Александру Иванову.
— Дело в том, что структура интеллектуальной власти действительно изменилась,— считает он.— Но только не красные и не белые у власти. У власти нынче пестрые. То, что мы сейчас видим, свидетельствует об очень простой вещи — об усталости от открытий. Мы устали открывать новые имена, неважно, кто это, Анатолий Рыбаков или Джон Фаулз. Вспомним, как в конце 80-х мы публиковали свои переводы Витгенштейна, Тойнби и Серля. А рядом печатались "Архипелаг ГУЛаг", "Крутой маршрут" Евгении Гинзбург и "Окаянные дни" Бунина. И вот теперь все это кончено. Теперь восклицания типа "О! Борхес. Берем!!" не в чести. Борхес на пару с Набоковым переходят на обочину культуры, они перестают, в сущности, быть репрезентантами интеллектуальной культуры. Борхес с Набоковым — это в каком-то смысле просто уездно-провинциальная пошлость. Это, конечно, к самим Набокову и Борхесу не относится, никак не порочит их светлых имен.
Вот ситуация с интеллектуальным чтением на книжном рынке с точки зрения издателя. Художественная литература (fiction) в современных интеллектуальных издательствах (таких, как Ad Marginem) не просто соседствует с традиционной аналитикой — книгами по философии, психологии, лингвистике и поэтике — она порой преобладает над нехудожественной. Их соотношение становится совершенно нетривиальным.
Интеллектуальный книжный рынок, безусловно, перестраивается. Он уходит в сторону от открытия новых имен — новых имен уже нет. И никогда их не будет так много, как это было в 1990-е годы — просто их накопилось слишком много за 80 лет. Рынок приходит к открытию новых структур, новых жанров, новых принципов письма. И в рамках этих новых принципов письма деление на fiction и non-fiction перестает быть значимым.
Нет, новые имена все равно открывают. Но они как раз интересны тем, что про них нельзя сказать, интеллектуальная это литература или массовая, fiction или non-fiction. В этом плане наиболее адекватно заявило о себе основанное в прошлом году издательство "Художественный журнал", возглавляемое главным редактором одноименного журнала Виктором Мизиано. Книг издано мало, но каждая — событие: первый и единственный пока в России перевод трактата "Возвышенный объект идеологии" самого крупного современного мыслителя Славоя Жижека, книга его не менее известной жены Ренаты Салецл "(Изв)ращения любви и ненависти", наконец, вышедшая буквально неделю назад "Мастерская визуальной антропологии" — книга семинаров главного московского философа Валерия Подороги и московских художников-авангардистов.
Книги эти важны и современны в свете сказанного, потому что Жижек и Салецл не делят людей на интеллигентов и неинтеллигентов — в их книгах заумные идеи соседствуют с пересказами культовых фильмов или анекдотов про Ленина.
Важно не то, кто литературу пишет, важно то, кто ее читает и покупает: разграничение не по содержанию, а по читателю. С этой точки зрения абсолютно все равно, присутствуют ли в книге вымышленные персонажи и о чем в ней вообще идет речь: о психологии подростка или о танках.
Мой приятель-интеллектуал предпочел купить как раз энциклопедию танков, а не Борхеса. Вот ведь до чего мы дожили: танки интеллектуальны, а Борхес не интеллектуален. Но дело не только в том, что интеллектуальная литература приближается к массовой. Идет и противоположный процесс — массовая литература становится все более интеллектуальной. И это радует, потому что говорит о том, что мы потихоньку — в смысле книгоиздания и чтения хотя бы — становимся в большей степени европейцами.
Это примерно тот же процесс, что и в современном кино. Как мы можем сказать, какой культуре — массовой или интеллектуальной — принадлежат, например, "Криминальное чтиво" Тарантино или "Беги, Лола, беги" Тыквера. Это ни то, ни другое — это non fiction.
Раньше у интеллигентов не было своей массовой литературы, интеллигенты и были теми, кто в принципе не являлся потребителем массовой литературы. Ныне популярность такого феномена, как проза Марининой, свидетельствует о том, что и интеллигенты "чувствовать умеют", что они так же нуждаются в отдыхе, как и все прочие. Парадокс в том, что нынешние интеллектуальные издательства создавались именно под тех интеллигентов, которые читали только "высокое и прекрасное". Но за это время интеллигенты превратились скорее в интеллектуалов, которым нужна не только своя фундаментальная литература, но и своя массовая. Они ее наконец начинают получать.
На общую тенденцию рынка каждый реагирует по-своему. Традиционные интеллектуальные издательства, такие, как ОГИ, "Языки русской культуры" или "Дом интеллектуальной книги", не реагируют никак. В высшей мере гибкий Ad marginem демонстрирует прелесть новизны в наибольшей степени. В его репертуаре не только очередной Жак Деррида — "О грамматологии", книга, которую ждали лет десять,— но и роман московских авангардных художников Сергея Ануфриева и Павла Пепперштейна "Мифогенная любовь каст", который во многом является символом этой ярмарки. Этот текст, написанный высоколобыми московскими мальчиками,— как раз "бульварное чтиво" для интеллектуалов (не путать с традиционным интеллигентом).
Я предпочту такие прилавки, на которых А. Ф. Лосев соседствует с танками, потому что они демонстрируют принципиальный факт, который, по всей видимости, станет краеугольным камнем современной книгоиздательской политики в России. У нас больше нет кумиров, нам они не нужны. Если мы покупаем Борхеса (а его обязательно будут покупать и впредь), то не для того, чтобы почувствовать себя избранными (это мы уже прошли и давайте не будем возвращаться), а потому, что и Борхес нужен для работы.
Когда-то Фрейд написал маленькую, но удивительно глубокую статью, которая называлась "Отрицание". Смысл этого культового ныне текста в том, что когда пациент говорит: "Мне приснилась во сне женщина, и это точно была не моя мать",— это означает, что приснившаяся дама точно была именно его мать. Мораль? Название non-fiction это, во-первых, бессознательное стремление скрыть истинное положение дел и, во-вторых, самим фактом сокрытия его продемонстрировать.
ВАДИМ РУДНЕВ