Заведующий кафедрой психологии личности МГУ Александр Асмолов считает, что за реакцией родителей осужденных националистов стоят известные в психоанализе механизмы психологической защиты.
Что вы можете сказать о родителях, поделившихся своими историями? Что в них первичное — взгляды или желание быть ближе к ребенку? Может быть, это похоже на стокгольмский синдром? Или напоминает роман Горького "Мать", где, видя новые взгляды сына, она начинает тоже ими интересоваться?
Это трагедии отцов и матерей, дети которых отняли жизнь у других людей, стали убийцами. Когда раз за разом перечитываешь их полные боли и почти "праведного" гнева интервью, то убеждаешься, что в содеянных преступлениях молодых ксенофобов виноваты все, кто угодно,— государство, общество, прокуроры и особенно "инородные инорасовые элементы",— только не их дети. За подобной интерпретацией событий проступают могучие и хрестоматийно известные в психоанализе механизмы психологической защиты — механизмы рационализации и идентификации.
Механизм рационализации приводит к изгнанию из сознания любых аргументов, любой правды, которая бы утверждала: ваши дети — убийцы. Никогда никакой социальной правде не удастся превозмочь правду личной драматической судьбы. И видя мир через фильтр механизма рационализации, родители, вопреки всему, оправдывают даже тех, кто хладнокровно убил пятнадцать человек только за то, что они — иные, иной национальности, иной веры, иной культуры. Родители становятся психологически слепыми и глухими к тому, что способно опрокинуть фанатичную веру в правильность действий их сыновей.
Второй защитный механизм, механизм идентификации, вступает в действие, и родители становятся на место своих детей, принимают мотивы их поведения, их поступки, их идеологию. Идеология же — это всегда фабрика мотивации поведения личности. Идеология национализма и ксенофобии — это фабрика мотивации расчеловечивания, где люди превращаются в нелюдей, утрачивают человеческий облик. Становясь вслед за детьми рабами нацистской идеологии, родители начинают превращать своих чад в борцов за русскую нацию, воинов, спасителей русского народа. И им легко уподобиться своим детям, поскольку в их семьях, увы, живы бытовой шовинизм, антисемитизм, ксенофобия. Трагично то, что эти "борцы за русскую правду", ставшие на путь геноцида, выплавлялись в их семьях — осознают это сами родители или нет — по их образу и подобию.
Все родители упоминают "задумчивость" детей, их уход в виртуальный мир — "много сидел за компьютером" и так далее. Как вы считаете, интернет-общение с единомышленниками действительно может спровоцировать подростка на насильственные действия? Что делать в таком случае родителям — оттаскивать от компьютера?
Катализатором ксенофобского поведения детей, безусловно, стали в том числе и "сайты ненависти" (их так и называют) в интернете. По статистике последних лет, в США существует 1100 таких сайтов, в Европе — 950, в России, при гораздо меньшей интернет-аудитории, их 900. На каждом призывы — найди, убей, уничтожь. Язык вражды на сайтах ненависти очень развит.
Арест и судебное преследование может изменить эти взгляды или только усугубляет их?
В тюрьме они, сталкиваясь с вандализмом и жестокостью, "ворами в законе" и "прокурорами в законе" (принуждение к ложным доносам, пытки), получили новые неизгладимые уроки уничтожения достоинства личности, прошли настоящую школу расчеловечивания. Родители, сыновья которых стали убийцами или оказались причастными к убийству, сами стали жертвами трансформирующей мотивацию личности глубокой психологической травмы. Конечно, всегда существует психологический риск, когда невинный свидетель преступления начинает превращаться в его соучастника. В связи с этим случай Голубева особый, его ситуация нуждается в специальной тщательной психологической экспертизе.
Но, как ни прискорбно, приходится признавать банальность старой истины: что посеешь, то и пожнешь. Только вот пожинать плоды расчеловечивания придется не только родителям, судьбы которых искалечены навсегда, но и нам с вами, видя, как наше общество все более становится обществом "развитой ксенофобии". И от нас зависит, будем ли мы страной, живущей по формуле предрассудка, страной фанатиков, или же еще есть шанс стать страной, живущей по формуле рассудка, толерантности, страной, в которой мы овладеем самым трудным человеческим искусством — искусством жизни с непохожими людьми.