У практически любого текста, комментария, публичного выступления, посвященного потенциальным выгодам экономики России от присоединения ко Всемирной торговой организации, есть одна важная недосказанность, делающая их для публики сомнительными. Оценки того, сколько процентов дополнительного роста ВВП РФ и в течение какого срока обеспечит с лета 2012 года ратификация договора о присоединении, существуют, но даже там цифры нетверды — например, исследователи Всемирного банка говорят о двух-трех годах подготовительного периода и далее, с 2014–2015 годов, «добавке» до 2 процентных пунктов роста ВВП в течение многих лет в зависимости от конъюнктуры. «Ренессанс Капитал» в ноябрьском мини-обзоре говорит о росте на один процентный пункт ВВП выше, чем ожидалось, в течение пяти-десяти лет без переходного периода. Критики ВВП говорят, напротив, о грядущем всплеске импорта и падении ВВП — но совершенно неуверенно и без цифр, а Минэкономики, напротив, настаивает на том, что ничего не изменится, и ни цифр промпроизводства, ни будущей динамики ВВП не приводит. Объяснение этому, собственно, в том, как именно и кто выиграет даже не от снижения пошлин на товары и открытия рынков (благодаря успеху российских переговорщиков выгоды от ВТО население РФ получит не сразу, а в основном по истечении длительных периодов, умеренно и почти незаметно), а от гармонизации законодательств РФ и ВТО, имплементации торговых норм ГАТТ/ВТО, работы механизма разрешения споров и снятия инвестиционных ограничений как в РФ, так и за ее пределами.
Вообще, особенность всякого такого рода крупного изменения торгового режима — то, что обыкновенно у него почти нет союзников внутри национального бизнеса, хотя именно в этой среде и следует искать основных бенефициаров от присоединения России к ВТО. Они, несомненно, выиграют — но они об этом пока практически ничего не знают, а те, кто знает, просто забыли. Напомню, переговоры с ВТО начались в 1994 году, самая активная фаза их пришлась на 2004–2005 годы, когда у ВТО в России было самое большое число сторонников и оппонентов. Шесть лет для бизнеса, а тем более те шесть лет, на которые пришлась структурная трансформация экономики в сторону больших акцентов на госбанки и неофициальное частно-государственное партнерство,— это целая эпоха: кто сейчас вспомнит, о чем договаривались с ЕС, США, Японией фактически в прошлом веке?
При этом процесс «забывания» выглядел довольно банально. В 1999 году химическое предприятие в Казани рассматривает вопрос о выходе со своей продукцией на рынок, скажем, Аргентины. Уже тогда она получает достаточно достоверную информацию: Россия и Китай (тогда еще не вступившие в организацию) — страны, на компаниях-экспортерах из которых отыгрывается весь мир: жесткие ограничения и антидемпинговые разбирательства казанским химикам обещают прямым текстом. В 2002 году проект всплывает вновь, предпринимаются попытки поставки. Выясняется: все ровно так, как описано, страна, не вступившая в ВТО, является естественной мишенью для соскучившихся по легкой добыче бюрократов в альянсе с местными производителями. В 2003 году, после запуска новых мощностей, ориентированных на чахлый белорусский и казахский спрос, собственники предпринимают еще одну попытку достичь Аргентины и получают ощутимый щелчок по носу: попадают на деньги, 30% мощностей стоит незагруженными. Урок усвоен, более в Аргентину никто не лезет — в течение ближайших пяти лет треть мощностей все же загружается поставками в Узбекистан и на внутренний рынок, где спрос тоже растет, формируются логистические и сбытовые сети, глобус обустраивается таким образом, что никакой Аргентины и вообще трех четвертей земной поверхности на нем просто нет. В январе 2011 года совет директоров казанского предприятия утверждает стратегию на 2012–2015 годы, предполагающую медленное, осторожное, печальное освоение рынка Украины — с учетом того что она с 2004 года тоже член ВТО, а о спросе в Северной Корее и на Кубе маркетологи все равно не могут рассказать ничего, кроме страшноватых анекдотов.
Через несколько месяцев выясняется, что к ВТО Россия фактически присоединится летом 2012 года, все уже решено. Представьте себе сложные чувства собственников казанского химического завода — обрадует ли их эта благая весть?
С одной стороны, Аргентина теперь наша — во всяком случае, известно (с поправкой на шестилетнюю давность последних сводок), что противостоять татарским химикам Буэнос-Айресу невозможно: мы делаем всех конкурентов по всем параметрам. Что на другой стороне? Во-первых, никаких свободных мощностей для поставок на рынок Аргентины у АО сейчас нет. Возможно, есть смысл переориентировать на нее «украинские» зарезервированные мощности, но их все равно не хватит: надо искать кредиты, проектировщиков, говорить с акционерами, строиться — это небыстрое дело, во всяком случае, в 2012 году мало что удастся, кроме открытия представительства. Оно выяснит, что там на самом деле, начнет строить сбытовую цепочку в Южной Америке, выяснять, чего на самом деле стоит это хваленое ВТО и чем оно нам грозит. К 2014–2015 годам окончательно станет понятно: десять лет без нас Аргентина жила не без пользы для конкурентов, но золотое дно там есть. В лучшем случае к 2020 году до этого дна доберутся с драгой. Вот тогда и начнется настоящее ВТО.
Добавьте к Аргентине еще 150 рынков, на большую часть которых российские компании зачастую даже не лезли в течение 20 лет. Прибавьте десятки тысяч компаний, которые в принципе не рассматривали для себя экспортные перспективы. Дополните список тысячами некрупных инвесторов, которые рассматривали Россию как перспективную территорию для организации производства, но твердо знали: пока Россия не в ВТО, продукция их российского завода в лучшем случае может торговаться в части стран СНГ. Внесите в список пару десятков крупных иностранных производителей в РФ, которые за счет своего масштаба «проломили», преимущественно в 1990-е, антиинвестиционную защиту России и, получив местный рынок, сконцентрировавшись на нем и запершись там, легко блокировали приход в страну сотен и тысяч конкурентов второго уровня: существенно расширив экспортную перспективу, они дадут этим конкурентам шанс в России, как это происходит во всем мире. Не забудьте, что появление в 2012–2015 годах новых экспортеров в Россию заставит российские компании, ранее не сталкивавшиеся с сильным давлением импорта, наконец разобраться, есть у них какая-либо экспортная перспектива и ресурсы для снижения издержек на внутреннем рынке — раньше им с этим разбираться было и ни к чему, и незачем.
Наконец, подумайте: все открывающиеся возможности по ту и эту сторону границы Таможенного союза не обязательно будут использовать именно действующие экспортеры. Если совет директоров казанского АО решит, что Аргентина — это по-прежнему рискованно, не факт, что четыре частных инвестора из Уфы в 2013 году в ресторане в Санкт-Петербурге не договорятся до того, что для них этот риск приемлем. В это же время три частных инвестора из Китая и одна госкомпания из Бельгии в ресторане Гонконга будут обсуждать, купить ли им это казанское АО или имеет смысл говорить с японцами, у которых блокирующий пакет в полузаброшенном с 2001 года совместном проекте с русскими в Кургане. В ноябре 2011 года ни один из этих людей еще не знает, что он что-то заработает от ВТО. Напротив, те, кто потеряет от ВТО, уже сейчас бьют в колокола, говоря о том, что Россию в очередной раз продали. На самом деле в 2012 году они, возможно, получат свою долю, потому что и им ничто не запрещает обсуждать и делать то же, что будут обсуждать через год-два люди в Уфе, Санкт-Петербурге, Брюсселе и Гонконге. Потери — да, определенно сейчас, выгоды — в неопределенном будущем. Выгод, утверждают экономисты, больше: от ВТО еще ни одна страна не проиграла, попыток выхода из клуба не было ни разу.
Сложите все получившиеся строки — это и будет ответ, что Россия выигрывает в ВТО, это и будут процентные пункты дополнительного роста ВВП, которые еще предстоит заработать.