Не будите солдат

"История солдата" в проекте "Платформа"

Премьера танец

В Цехе Белого на "Винзаводе" прошла премьера "Истории солдата" — копродукции проекта "Платформа", центра "ЦЕХ" и израильской танцевальной компании Club Guy and Roni. ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА полагает, что у мультидисциплинарного спектакля оказалось слишком много родителей.

"История солдата" появилась благодаря Кириллу Серебренникову: худрук "Платформы" раздает всем участникам проекта (в том числе "цеховикам", отвечающим за танцевальное направление) задание на каждый месяц. Темой ноябрьских опытов стала "Травма". Куратор "цеховиков" Елена Тупосева обнаружила подходящий материал в Голландии: спектакль "История солдата", поставленный израильтянином Гаем Вайцманом на одноименную музыку Стравинского.

При переносе на российскую почву эта история сильно трансформировалась. Текст по мотивам русских сказок Афанасьева, положенный Стравинским в основу своей "читаемой, играемой и танцуемой" притчи, совсем не вязался с заданной темой: в 1918 году Черт соблазнял беглого Солдата мирскими благами, заставляя поступаться духовными ценностями. В 2011-м авторы спектакля хотели поговорить о настоящей войне и о настоящих солдатах — пришлось писать собственный текст.

Драматург Екатерина Бондаренко, опросив реальных "участников боевых действий", превратила их воспоминания в документальный монолог — жесткий, горький, с ненормативной лексикой, основанный на реальных эпизодах воинской жизни — омерзительных, циничных и страшных, и разбавленный лирическими отступлениями про детство собирательного героя, выполненными в стиле Гришковца. Новый текст потребовал новой музыки: композитор Алексей Сысоев создал партитуру для четырех ударных установок, дополненных электроникой, звуками столярных инструментов и всяких приспособлений вроде мягких толстых шлангов, издающих мерзкое зудение, похожее на свист пуль.

Естественно, изменилась и хореография — в том числе и потому что в новой версии "Истории солдата" танцующих не трое, а пятеро: Черт, два Солдата и Принцесса с двойником-Чертовкой (танцовщиков искали среди 100 кандидатов и обнаружили в "Камерном балете "Москва""). Похоже, размножение персонажей вызвано скорее утилитарными соображениями: трио просто не справилось бы с техникой, темпом и физической нагрузкой, заданными хореографом Вайцманом.

Все действующие лица "читаемого, играемого и танцуемого" спектакля размещаются в открытом пространстве: музыканты со своим оборудованием — вдоль стен площадки, между двухъярусными нарами (здесь неподвижно сидит и с изумленным уважением смотрит на происходящее один из тех пацанов, чьи воспоминания стали литературной основой "Истории солдата"). В глубине слева на круглом подиуме торчат три шеста — пыточная территория Черта: танцовщики, освоив шесты не хуже акробатов, будут корчиться на них, словно посаженные на кол. Актриса Виктория Исакова, читающая текст от первого лица с теми пацанскими интонациями, которые так идут красивым женщинам, многолика и вездесуща. Защитные галифе она меняет на пышные оборки черной юбки Принцессы, вклинивается в танцевальные эпизоды, баюкает в объятиях уставших Солдат, а финальный монолог читает, сидя на шее солдата настоящего.

Однако слияние составных частей спектакля оказывается сугубо формальным. Лишенные повествовательности танцевальные эпизоды дают простор для игры метафор, причем не обязательно военного содержания. За фирменным для израильтян силовым танцем — с резкими сломами корпуса, аффектированными позами, частыми падениями и перекатами по полу, с декоративностью любовных сцен и неопределенностью ролевых функций персонажей — может скрываться любая борьба, хотя бы та самая, внутренняя, между божьей моралью и жаждой жизненного успеха, которой одержим Солдат Стравинского. Хореография достаточно изобретательна, а временами — как, например, в квинтете, многофигурные поддержки которого перекатываются словно волны, чередуя горизонталь и вертикаль,— так и просто хороша. Однако ее патетическая истовость оборачивается неловкой фальшью рядом с гиперреалистическим текстом про то, как выглядит человеческое сердце внутри разорванного тела,— "оно бьется, оно коричневое". Про то, как вываливаются кишки из приятеля, накрытого по ошибке российской гранатой. Про то, как трудно ножом отпиливать головы. Про агрессивных пацанов, которые рвутся в армию, чтобы испытать себя, и возвращаются домой, навсегда отравленные войной. Тут даже не важно, насколько искренне все сказано: просто как ни заламывай руки и ноги, просоответствовать телом такому слову просто невозможно.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...