16 декабря 2007 года журналистка издания The New Times Наталья Морарь вернулась из поездки в Израиль и в аэропорту Домодедово узнала, что ей, гражданке Молдавии, больше нельзя находиться в Российской Федерации: не разрешает ФСБ. Морарь была вынуждена улететь в Кишинев, где и живет до сих пор. Так получилось, что последняя перед высылкой публикация Морарь в журнале была посвящена особенностям предвыборного финансирования российских партий. Текст назывался "Черная касса Кремля", и речь в нем шла о главной особенности парламентских выборов 2007 года: среди негласных условий участия партий в выборах был отказ от любого несанкционированного финансирования. Это были первые выборы, на которых партии не могли самостоятельно искать спонсоров — даже традиционные финансовые партнеры традиционно небедного Союза правых сил по новым правилам вынуждены были отдавать выделенные на предвыборную кампанию деньги ответственным людям в Кремле, которые, в свою очередь, передавали наличность в штабы партий — ну или не передавали, если политическая обстановка менялась.
Предвыборную кампанию 2007 года трудно было назвать судьбоносной: отменив тремя годами ранее выборы одномандатников и ужесточив партийное законодательство, Кремль добился того, что, каким бы ни был результат голосования, парламент все равно будет ему подконтролен. КПРФ, "Справедливая Россия", ЛДПР — словосочетание "системная оппозиция" не объясняет всех тонкостей в отношениях между Кремлем и партиями. Использованное в статье Морарь выражение "черная касса" объясняет по крайней мере один из способов управления системными партиями: монополизировав источники их финансирования и обеспечив их материальную зависимость от Кремля, можно не беспокоиться об их оппозиционности. Шаг влево, шаг вправо — и денег больше нет, и вообще ничего нет.
И вот почему-то в такой в общем крайне благоприятной для него обстановке Кремль начал вести кампанию так, будто на кону даже не вопрос о власти, а буквально — жизнь или смерть. 1 октября предвыборный список "Единой России" возглавил Владимир Путин, и оказалось вдруг — по крайней мере, об этом говорили функционеры "Единой России" и лояльные политологи,— что это уже не просто выборы, а "референдум о доверии национальному лидеру". Программу "Единой России", которой, кажется, вообще не существовало в природе, назвали планом Путина, и слоган "План Путина — победа России" на билбордах по всей стране успел намозолить глаза всем на годы вперед; шутки о "плане Путина" я слышу до сих пор, хотя с 2007 года единороссы предпочитают об этом слогане не вспоминать. Еще один единороссовский слоган, в котором тоже использовалась фамилия тогдашнего президента, имел множество локальных вариантов: москвичи видели его в версии "Москва голосует за Путина", а интернет смеялся над аналогичными плакатами во Владимире (Владимир голосует за Путина, а Геннадий, видимо, за Зюганова) и Петушках. Когда за неделю до выборов Владимир Путин выступал на форуме своих сторонников в "Лужниках" и обличал оппозицию, "шакалящую у посольств", казалось уже, что дело происходит не в России времен стабильности, а в какой-то осажденной крепости, в которую вот-вот ворвется жестокий враг.
И когда выборы все-таки состоятся и "Единая Россия" — вот так сюрприз — наберет на них свои шестьдесят с чем-то процентов, всю неделю после голосования на площадях центра Москвы будут митинговать "нашисты", формально празднующие победу, а на самом деле (они и не скрывали) призванные занимать все доступные митинговые площадки, чтобы в Москве не случилось майдана. Никто, впрочем, на майдан и не претендовал, и когда сейчас, в декабре 2011-го, оппозиция собирает в Москве многотысячные митинги, начинает казаться, что четыре года назад кто-то в Кремле что-то перепутал и просто опередил время — как и с "черной кассой".