Завтра в прокат выходит очередной блокбастер "Первого канала" и компании "Дирекция кино" — "Высоцкий. Спасибо, что живой", рассказывающий об узбекских гастролях артиста летом 1979 года, на которых он чуть не умер от передозировки морфия. Сценарий написан сыном героя Никитой Высоцким на основе истории, рассказанной ему другом Владимира Высоцкого Всеволодом Абдуловым, — однако к "документальности" авторы не стремились, за исключением внешнего облика героя, сыгранного "безымянным актером", чья личность показалась ЛИДИИ МАСЛОВОЙ знакомой.
Выбор актера на главную роль представляется более существенной проблемой фильма "Высоцкий", чем тот факт, что Никита Высоцкий не профессиональный драматург, который бы умел подгонять события друг к другу заподлицо, чтобы в промежутках между ними не возникали различные "почему". Можно поинтересоваться, например, почему сопровождавшие героя в гастролях люди, прекрасно знающие, что Высоцкий — наркоман, не взяли немного морфия с собой на случай ломки? Боялись, что наркотики найдут при досмотре? А почему они не боятся, что их найдут у девушки Высоцкого Тани (Оксана Акиньшина), срочно вылетающей к нему в Ташкент с сорока ампулами, из которых понадобятся три? И чего именно добивается от героя прессующий его московский гэбэшник (Владимир Ильин), когда говорит, что ему нужно достойное участие Высоцкого в "олимпийской программе"? Ну, допустим, занудными вопросами о логике происходящего и причинно-следственных связях можно пренебречь, если заранее относиться к "Высоцкому" не как к фрагменту байопика, рассматривающего многогранную личность с разных сторон, а как к мифотворчеству, иконописи, требующей не трезвого рассудительного взгляда, а как раз наоборот, затуманенного чем-то вроде религиозного экстаза.
Да, выбор Никиты Высоцкого в качестве сценариста эмоционально оправдан: он директор отцовского музея и хранитель его творческого наследия, ближайший родственник, который знает о Высоцком то, чего не могут знать авторы многочисленных документальных картин о всенародном любимце, и вообще он — символический "проводник в мир Высоцкого", который, по словам режиссера Петра Буслова, во время съемок стоял у него за спиной. Однако думается, что для цели "визуализации мифа", которую преследовали продюсеры, нужен был бы более фанатичный, что ли, сын, который бы своим необыкновенным отцом просто бредил (как, скажем, бредил своим отцом В. В. Набоков, постоянно представлявший, что сейчас откроется дверь и войдет оживший папа). Никита Высоцкий, впрочем, тоже немного бредит в романтическом смысле слова, например, когда наполняет минуты клинической смерти мемуарным эпизодом с участием самого себя маленького и честно старается сделать из отца супермена, воскресающего от укола адреналина через восемь минут после того, как его сердце остановилось.
Но возникает впечатление, что Петру Буслову, режиссеру достаточно энергетичному, продюсеры не дают слишком гальванизировать воскресшего покойника: только один раз Высоцкому позволяют превысить скорость и прокатиться по ночной Москве, втопив газ за рулем своего голубого "Мерседеса" и врубив ABBA на полную катушку. Можно поиздеваться, что актер, играющий Высоцкого, скован сложным гримом, обеспечивающим его портретное сходство с героем, а потому не может слишком уж энергично куролесить, и наверняка экранный Высоцкий произведет на многих критиков замогильное впечатление. Высоцкий этот не то чтобы совсем мертвый, но ненастоящий, это скорее клон, чем зомби. А при клонировании могут возникнуть непредвиденные генетические неполадки: искусственный Высоцкий всем похож на оригинал, кроме рта, — и поскольку именно рот в первую очередь определяет выражение лица, то эта погрешность несколько обесценивает действительно титанические усилия гримеров и компьютерных художников. На лице почти идентичного Высоцкого функционирует, точнее, занимает положенное место чей-то маленький, не очень подвижный, маловыразительный и как будто посторонний рот, работающий на популярную гипотезу о том, что под гримом скрывается все-таки Сергей Безруков (и хотя двигательной активностью актер не злоупотребляет, безруковскую пластику в нескольких моментах опознать тоже можно). Что же касается небесно-голубых глаз поэта, то при желании можно после просмотра "Высоцкого" для сравнения воткнуть в DVD-проигрыватель "Место встречи изменить нельзя" и мгновенно ощутить разницу: какие глаза у человека, который действительно уже тяготится необходимостью жить дальше, и какие — у пижона, который понтуется перед высокопоставленным ментом: "Да мне жить осталось на две затяжки".
По Узбекистану клон гастролирует в компании клоунов разной степени забавности. Наиболее экстравагантно ведет себя его врач (Андрей Панин), который самоотверженно добывает драгоценную ампулу с морфием, чуть ли не ограбив скорую помощь (ну не берут узбекские врачи взяток, что ты будешь делать), а позже пытается реанимировать Высоцкого электрошоком, вырвав провода из настольной лампы. Максим Леонидов играет администратора Высоцкого по фамилии тоже Леонидов, и это его основная особенность. На роль друга Севы (как бы собирательный образ ближайших друзей Высоцкого) ангажирован Иван Ургант — это лицо "Первого канала", причем лицо обычно комическое, держится тут чаще серьезно и, наверное, поэтому как-то мало запоминается. Зато неожиданно блистает актер-дебютант Дмитрий Астрахан в роли администратора ташкентской филармонии, который весь фильм играет несколько карикатурного жадного и трусливого еврея, зато в конце потрясает трансформацией, вполне достойной кинематографа самого режиссера Астрахана. Когда автор стольких упоительных фильмов, своеобразное очарование которых не помещается в коротком слове "трэш", в одной из решающих сцен врывается в кадр с пылающей мусорной урной в руках — есть в этом какая-то неопровержимая эстетическая правда. Если не правда, то хотя бы некая безрассудная смелость и подкупающая наивность есть и в том, какой магической властью наделяют авторы художественное слово, когда в общении с гэбистами Высоцкий призывает на помощь еще одного великого поэта, который тоже быстро все понял про эту жизнь и, как мог, "ускорился", — Александра Сергеевича Пушкина. Когда заместитель начальника узбекского КГБ шантажирует Высоцкого задержанной с наркотиками Танюшей, герой убеждает его просто отпустить девушку, используя в качестве решающего аргумента стихотворение "В чужбине свято наблюдаю" о том, как полезно и приятно отпускать птичек на волю, — таким образом сила поэтического мышления творит настоящее чудо, по сравнению с которым возвращение с того света представляется совсем несложным делом техники.