Пациентки Первого Московского хосписа о том, что им в нем нравится
Первый Московский хоспис — бесплатное медико-социальное государственное учреждение для безнадежных онкологических больных, проживающих в ЦАО города Москвы. Фотографировать пациентов хосписа запрещено.
НИНА: У меня рак начал прогрессировать в 2000-м году. Операция, облучения — все, что положено. И был период, когда все нормально было с самочувствием. Мы с мужем даже на лыжах катались. А с 2007 года, с лета, все хуже стало. Я сначала не хотела сюда ехать. Дочка говорит: мам, может быть, в хоспис? А я — ты что, там же Толкунова умерла. Туда, наверное, посылают только таких, которым жить всего ничего осталось. А потом мне так плохо стало, руки не действуют, ноги не действуют, и пришел врач из хосписа. Дал таблетки, чтобы я их две недели пила, а потом меня сюда привезли. Я себя сейчас (тьфу-тьфу, не сглазить) хорошо чувствую. Только слабая очень.
Здесь замечательно. Я в первую ночь проснулась, и мне показалось, что я лежу где-то на воздухе, на какой-то воздушной сетке. Так тихо, так спокойно. Я утром дочке звоню и говорю: «Ира, куда ты меня положила? Может, это какой-то эксперимент?»
НАТАЛЬЯ: Мы с Ниной обсуждали, как тут все обстроено. В случае чего нажимаешь на эту кнопку. Сразу приходят, что случилось, орать не надо, стучать не надо. А еще у кроватей автоматическое управление. Нажмешь кнопку — опускается, нажмешь другую — поднимается. Все предусмотрено.
НИНА: Здесь персонал — просто ангелы какие-то. Такие хрупкие девочки, а вот поднимают нас.
НАТАЛЬЯ: Тут еще ванны очень хорошие. Моют так: кладут на подушки, обшитые клеенкой, намыливают, и шлангом, и голову. Переворачивают, опять намыливают и поливают. Потом вытирают — и все, ты мытая. Никто за руки, за ноги не дергает. Очень удобная технология.
НИНА: Да, только хорошие слова про этот хоспис можно сказать.
НАТАЛЬЯ: Я последний день работала 13-го августа. Мне 77 лет, я всю жизнь работаю. Я переводчик с английского и французского, редактор. И я 37 лет — член партии. Сколько я взносов заплатила... И вот все говорят, чего заработали мы от Советского Союза, чего не заработали, дискуссия идет такая. Я думаю, мы вот это все заработали, этот хоспис. Я Зюганову хочу письмо написать. Верни деньги партии, хотя бы в хоспис на оборудование пусть пойдут.
НИНА: А я в больнице была, не буду номер говорить,— там вообще проходной двор. Все бегают туда-сюда, никто внимания на тебя не обращает. У меня была аритмия, очень сильная, целый месяц лежала. А потом меня выписали, а у меня прямо на следующее утро ноги очень сильно отекли, я пошевелить ими не могла, и вот тогда я на хоспис согласилась. Здесь медицина очень хорошая. Только операций не делают. Здесь лечат таблетками и уколами. И мазями. Вот у меня тут шов на груди, его сейчас гораздо меньше видно после здешнего лечения.
НАТАЛЬЯ: Тут часовня есть, там служит отец Христофор, и есть монахини.
НИНА: Да, они ненавязчивые очень. Вот одна приходила ко мне, очень симпатичная старушка, пыталась со мной заговорить, но, понимаете, я неверующая, я выросла в семье атеистов. Папа — коммунист, мама тоже. То есть я крещеная, вот у меня крестик есть. Я верю, что есть кто-то, кто Вселенную, или как ее назвать, создал. Но слепо верить в Христа я не могу. Ну наверное, был какой-то человек. Его распяли, он был за людей, вот и все. Я монахине говорю: я пыталась Библию читать, вот Евангелие читаю, но я ничего там не понимаю.
НАТАЛЬЯ: Вы Сергея Доренко знаете? Вот передайте ему привет от хосписа. Пусть поинтересуется, как здесь хорошо. А то он вечно жалуется, что все плохо в стране.
НИНА: Кормят тут хорошо.
НАТАЛЬЯ: Еда щадящая. Так называется: стол щадящий. Хочешь, это ешь, хочешь, другое, хочешь, не ешь.
НИНА: В основном вкусно. Ну конечно, не как дома, но не как в тех больницах, там уже вообще не хочется есть, а здесь все нормально. Меня дочка спрашивает, мамуль, чего тебе привезти? Я говорю, ничего не надо. Соки здесь дают, пюре разные дают, суфле.
НАТАЛЬЯ: Так что имейте в виду для своих родственников, очень неплохое заведение.