Любовь, героин и Мик Джаггер

Книга "Life", написанная гитаристом The Rolling Stones Китом Ричардсом, разошлась более чем миллионным тиражом и стала одной из самых популярных музыкальных автобиографий в истории. Сам Кит Ричардс получил за нее литературную премию Нормана Мейлера. Русский перевод книги должен выйти весной

В апреле 1962 года девятнадцатилетний Кит Ричардс написал своей тетке Патрисии такое письмо:

Дорогая Пэт,
Страшно извиняюсь, что не написал раньше — прошу помиловать по причине моей невменяемости. (Голосом полицейского): освободить — и оглушительные аплодисменты.

Ну все, не знаю чем еще тебя донять
Лублу
Кит
Кто же еще мог написать все эту чепуху?

Толстая книжка «Life» с начала до конца написана именно им — этим хорошим, хоть и взбалмошным мальчиком, которому хочется поделиться интересным с тетей.

И с этой симпатичной и немного наивной интонацией (даже не сохраненной, а, скорее, законсервированной в литературной обработке Джеймса Фокса — журналиста и приятеля Ричардса еще с 1970-х) он рассказывает историю про Sex, Drugs and Rock-n-Roll в самом экстремальном из возможных вариантов.

У Ричардса, правда, формула «Секс, наркотики и рок-н-ролл» выглядит более сложной: рок-н-ролл вынесен за скобки, а внутри скобок — любовь, героин и Мик Джаггер.

То есть там, конечно, очень много про музыку. Про то, как ее любить, и про то, как ее играть. Про первые впечатления («Мне было 15, когда элвисовский „Heartbreak Hotel” перевернул мою жизнь. Эту песню крутили на станции „Радио Люксембург”, которую я слушал тайком: они вещали ночью, когда мне положено было спать. На следующее утро я проснулся другим человеком») и про поздние достижения («В 1996 у меня был прекрасный сейшн со Скотти Муром, элвисовским гитаристом, и Ди Джей Фонтаной, его барабанщиком»). Но это все же музыкальное сопровождение, на фоне которого герой пытается выяснить отношения с женщиной, c другом и c порошком.

Все они увязаны в один узел. Из-за Мика Джаггера отношения Кита Ричардса и Аниты Палленберг впервые дали трещину. Из-за Аниты Палленберг «между мной и Миком началось охлаждение». Из-за героина Кит и Анита расстались навсегда, а пути Ричардса и Джаггера пошли в совсем уж разные стороны: «Я тогда выбрал свою дорогу — и она шла под гору, в Дурман-сити, а Мик поднимался в высшие сферы». (Пребывание в этой стране, уверяет Ричардс, изменило его друга куда больше, чем злоупотребления всевозможными субстанциями изменили его самого.)

Аниту Палленберг, немецко-итальян-скую модель и актрису (она, к примеру, снялась у Роже Вадима в «Барбарелле»), Ричардс отбил у другого гитариста Тhe Rolling Stones — Брайана Джонса. Этот роман являет собою прямо хрестоматийную со всех сторон историю. И в смысле того, что это идеальная иллюстрация неумения людей (тут как-то хочется сказать — мужчин) смотреть по сторонам и их стремления заиметь непременно то, что уже опробовано и одобрено. Ну и как вообще урок мужьям.

В 1967-м Брайан и Анита поселились вместе в лондонском Челси. Ричардс стал там частым гостем, а потом практически даже туда переехал. Но, объясняется он, «я любовался ею, как мне казалось, с безопасного расстояния. Это же был Брайан и его старуха — я не мог украсть женщину у товарища по группе. Хотя, если честно, я глядел на Аниту, глядел на Брайана, потом опять на нее, и думал — нет, я ничего не могу с этим поделать. Я должен быть с ней. Она должна быть моей, а я должен быть ее. Так или иначе. Атмосфера накалялась, и Брайан становился все более и более лишним».

В итоге Брайан стал лишним окончательно. В феврале 1967-го вокруг The Rolling Stones разразился первый наркотический скандал, на Ричардса завели уголовное дело, а газета News of the World вышла с заголовком «Голая девушка на вечеринке Stones» (Ричардс уверяет, что тогдашняя подруга Джаггера Марианна Фэйтфул просто по случайности вышла из душа навстречу полицейским) и подробным анализом того, мог ли обнаруженный в доме батончик Mars использоваться в качестве дилдо или нет. Решив на время освободить соотечественников от своего присутствия, музыканты с девушками и друзьями отправились в путешествие «куда-нибудь, где наркотики легальны». Они сели в ричардсовский «Бентли» («я специально выбрал себе машину, созданную для людей не моего класса») и поехали в Марокко.

По дороге у Брайана, прямо как по заказу, открылась пневмония, остальные, как водится в таких случаях, куда-то подевались, и вот Ричардс и Анита оказались вдвоем на заднем сиденье «Бентли» (справедливости ради надо отметить, что на водительском сиденье имелся шофер). «Мы глядим друг на друга, и напряжение доходит до предела, а следующее, что я помню,— она делает мне минет. И все. Напряжение исчезло. Мы теперь вместе».

Книга Ричардса, надо сказать, редкий текст, где подобные физиологически-романтические откровенности почти не звучат идиотизмом. Потому что автор очень откровенен вообще — самым естественным, даже домашним образом. Так, как будто читатель заранее на его стороне. Иногда это выходит даже довольно саморазоблачительно.

Вот, например, такое. Ричардс, вообще-то, невероятно доброжелателен. Он неустанно благодарит: родственников, музыкантов, девушек, дилеров — всех. И только те, кто так или иначе «наложил руку» на Аниту Палленберг, неизменно удостаиваются его стойкой ненависти.

По отношению к несчастному Брайану Джонсу, который в 1969 году утонул в собственном бассейне при невыясненных обстоятельствах, это доходит до жестокого абсурда. «Я знаю, что один из рабочих, работавших в доме Брайана, на смертном одре признался, что утопил его. Я вполне могу себе представить, что этот сукин сын так издевался над этими рабочими, что они просто не могли этого вынести. Когда кто-нибудь говорит: „Я прикончил Брайана”, то я лично вижу в этом непредумышленное убийство. Ну да, может, ты и засунул его голову под воду, но ты же не специально пришел туда, чтобы убить его».

Похоже дело обстоит с Дональдом Кэммелом, художником и режиссером, который некогда — еще до Ричардса — был любовником Аниты, а потом усадил ее и Джаггера голыми в ванну в культовом фильме «Performance» и тем самым подтолкнул их к интрижке. «Он это специально подстроил, этот манипулятор, ему нравилась идея нас поссорить… Я потом встретил Кэммела в Лос-Анджелесе и сказал ему: „Знаешь, ты никому в жизни не принес никакой радости… лучшее, что ты можешь сделать,— это расстаться с жизнью как джентльмен”. Это было за два или три года до того, как он таки выстрелил себе в голову».

И совсем юного ее любовника, беднягу, который вышиб себе мозги, играя в «русскую рулетку» (это было уже в тот период, когда брак Аниты и Ричардса дышал на ладан, когда они так плотно сидели на героине, что все их диалоги сводились к ее вопросам «ну что, доставили?» и его односложным ответам), он называет не иначе как «этим гаденышем».

Даже Мик Джаггер, инвективы по отношению к которому, вообще-то, единственное место в книге, где автору изменяет вкус (он обвиняет фронтмена, в частности, в том, что тот тянет одеяло на себя и присваивает общую славу и отчасти деньги), в первую очередь остается для него «этим бабником».

В этой чистоте чувства есть много человеческой правды — и именно ее присутствие делает «Life» не опереточным собранием рок-н-ролльных ужасов и радостей, а рассказом про людей и их чувства. И вообще настоящей книгой.

Кстати, посвящен этот текст, насыщенный любовью к давно утраченной женщине (Анита Палленберг живет по большей части в Европе, c Ричардсом они практически не видятся), второй жене Ричардса — молодой и положительной американке Патти Хэнсон. В этом есть много правды тоже.