Чтение на пятнадцать суток

Когда этот текст появится в печати, Алексей Навальный все еще будет отбывать 15-суточный срок, который ему и Илье Яшину присудили за «неповиновение сотрудникам полиции». «Неповиновение» это выражалось в том, что после первого, понедельничного, митинга, посвященного фальсификации итогов выборов, Навальный с Яшиным пошли по Мясницкой улице, скандируя вовсе не крамольный, а, скорее, жизнеутверждающий лозунг «Это наш город!».

Так что сейчас Навальный в камере — и этот факт не может не накладывать отпечаток на сам тренд наших мыслей о нем. То есть хочется думать скорее хорошее.

Вот мне, например, совсем не понравилась речь Навального на этом митинге. «Они могут называть нас сетевыми хомячками,— кричал он.— Да, я сетевой хомячок. И я перегрызу глотку этим скотам! Мы вместе это сделаем!».

На этом месте мысли как-то сворачивают в такую сторону: в том, что после окончания митинга его 17–18-летние участники вопили перекрывшим улицу омоновцам отвратительное «Позорно быть ментом!» и многие получили за это по полной программе, есть доля ответственности этого оратора.

Но сейчас для этих мыслей не время. И книжка Константина Воронкова «Алексей Навальный. Гроза жуликов и воров» оказывается отличным инструментом, помогающим от них отвлечься.

Это довольно странно работающий текст. С одной стороны, автор во многих местах кажется ну совсем не умным. Он, например, описывая семейную жизнь своего героя, употребляет такое противопоставление: «У него есть жена — умная, но верная». И даже когда пытается сказать что-нибудь по сути неглупое, он формулирует это так, что хоть святых выноси. «В 2005 году постмодернизм победно дожевывал последние страницы великой русской литературы, стильно мерцал на экранах телевизоров, но к политике он только начинал осторожно подбираться: его кремлевские жрецы тогда еще не решились полностью заменить рецепты заклинаниями».

При этом Константин Воронков со своей главной задачей справляется. Нет, не с той, которую он сам себе сумбурно ставит — ответить на вопрос: «Кто он, этот мистер Навальный, на самом деле? Борец за правду? Политикан? Провокатор? Или человек, решивший заменить традиционное для России милицейское понимание слова „гражданин” на то, что было в нем изначально, тысячи лет назад — свободный человек, наделенный правами и обязанностями и знающий, что с ними делать?». Про «провокатора» и «политикана» в книжке, понятное дело, и речи нет: это текст совершенно ангажированный, автор восхищен своим героем. И это восхищение, как ни странно, работает. Именно потому, что автор не только совершенно некритичен к своему герою, но, фигурально выражаясь, прямо-таки стоит перед ним на коленях, он дает Навальному быть Навальным. Это у него выходит примерно как у преданной матери, документирующей высказывания и шутки своего ребенка,— в таких записях, надо заметить, детское обаяние часто прекрасно передается.

И в записях Воронкова (книга большей частью состоит из отрывков из интервью) передается обаяние Навального. Он часто бывает остроумен: «Я не собираюсь входить в положение членов „Единой России”. Они сами присасываются к этой свиноматке. Некоторые из поросят надевают круглые очечки и говорят, что смотрят авторское кино, и поэтому считают себя более продвинутыми». А часто он бывает просто умен — причем не обычным для большинства сегодняшних умников способом. «У пьяницы из Рязани и у сотрудника телевидения из Москвы — система ценностей одинаковая. Каждый понимает, что коррупция — это плохо, а некоррупция — хорошо. Преступление — плохо, а соблюдение закона — хорошо. Не нужно обманывать друг друга, что есть быдло, а есть элита. Просто для людей, которые сидят там, это повод обманывать себя и общество».

Восхищенный подход оказывается неудачным лишь когда речь заходит о национализме Навального. Тут прямо ощущается, что автор чувствует себя сидящим на двух стульях: надо и поддержать своего героя, и угодить «приличной» публике, которой (не участникам же «Русского марша») эта книжка предназначена. В итоге все подобные взгляды героя сведены к стремлению выдавать визы приезжим из СНГ (безусловно, только для их же собственной пользы) и соображениям о возрождении русской нации путем «репрессивного ограничения табакокурения и употребления алкоголя. Это должно быть сделано, потому что мы вырождаемся».

Нет, что-то, конечно, проскальзывает: скажем, говоря о национальном вопросе, пишет Воронков, Навальный, волнуясь, начинает «рубить воздух рукой» и восклицает: «И пусть перестанут сидеть на корточках!» Или что в нашей стране, считает он, «нормально, чтобы на Манежной площади не танцевали лезгинку». Что, в принципе, значит, что представители определенных национальностей раздражают его физически, помимо всяких идеологий.

Или, например, вот какой ролик Навальный снял несколько лет назад, рекламируя идею легализации короткоствольного огнестрельного оружия: «На экране под слова „Что делать, если таракан окажется слишком велик, муха не в меру агрессивна?” обнимались лесные братья во главе с Шамилем Басаевым. В следующую секунду в кадр врывалось нечто в черной парандже и с кинжалом, которое после выстрела Навального издавало жалобные звуки и заваливалось на пол».

Но про это сейчас, в эти дни, лучше не думать. Тем более в книге такого мало. Зато там имеется множество прекрасных сентенций. Вроде такой: «Когда, сидя под портретом Дзержинского, начинают петь „С чего начинается Родина” и говорить „Мне за державу обидно!” — это верный признак, что недавно что-то украли». Очень смешно, по-моему.

М.: Эксмо, 2011