"Хуй в плену у ФСБ" и "Московские выборы"

Можно не сомневаться, что 2011 год, начавшийся и закончившийся столь революционно, не затеряется в хрониках современного искусства России. Первые месяцы весь оснащенный интернетом свет будоражили скандалы вокруг премии "Инновация", которая, несмотря на все бюрократические препоны и виляния, в итоге все же досталась группе "Война" за героическую акцию "Хуй в плену у ФСБ". В последние недели года премия Кандинского назвала победителем Юрия Альберта с инсталляцией "Moscow Poll" ("Московские выборы"), приобретшей особо острое политическое звучание в контексте фальсификаций на выборах и последовавших митингов протеста.

Рифма вышла преоригинальная. В деятельности анархистской группы "Война" большая часть художественного сообщества видела чистую политику, маскирующуюся под искусство, в работах концептуалиста Юрия Альберта, целиком посвященных проблемам художественного языка, напротив, чистое, может быть, даже слишком чистое, искусство вне политики. Они сошлись, уличное искусство и искусство музейное. Инсталляция в виде участка для голосования, где зрителю задавались вопросы без однозначных ответов, метафорически говорила о сути искусства как о постоянном вопрошании о свободе выбора. И неожиданно стала восприниматься как политический лозунг, как прямое требование демократии, без чего современное искусство просто невозможно, напомнил Юрий Альберт на церемонии награждения.

Премия "Инновация", учрежденная Минкультом и ГЦСИ, государственная — правда, когда стало ясно, что лауреатами могут стать диверсанты, показавшие государству известно что размером с Литейный мост, организаторы стали настаивать на том, что она на самом деле общественная. Пусть будет так, учитывая, что именно консолидация художественной общественности, по-разному относившейся к деятельности "Войны", не позволила выкинуть группу из шорт-листа и привела ее к победе. Консолидировавшись, наша общественность невольно влилась в ряды интернационала, поддержавшего арестованных активистов "Войны" по всему миру, от Нью-Йорка до Венеции. В том, что протестный интернационал медиаактивизма, находящегося на грани между искусством и политикой, для описания чего критика все еще лишь подбирает методы и слова, сейчас едва ли не самое интересное в епархии "свободных художеств", убеждала выставка "МедиаУдар", один из наиболее удачных спецпроектов IV Московской биеннале. Кажется, этот выброс энергии, эти выступающие в жанре заборной надписи, уличного шествия, пиратской газеты или хулиганского сайта партизаны, которых дальше коридора Artplay и пустить-то не решились, только и позволяют нашему фестивалю арт-центров, арт-фондов, джентрификационных проектов и спонсорских амбиций называться "биеннале современного искусства", с ударением на слове "современное". Премия Кандинского, учрежденная культурным фондом Шалвы Бреуса, частная — "буржуазная" и даже "олигархическая", как говорила левая критика, брезгливо морщась при виде чека на €40 тыс. Но ведь получается, что и они тоже сошлись в признании "политического искусства", капитал частный и капитал государственный, пусть и против воли последнего.

Вот вроде бы самое время торжественно объявить, что на волне протестных настроений обнялись миллионы, уличное искусство теперь стало музейным, а музейное глядит на улицу, художественная общественность выступает единым фронтом, а у частного и государственного капитала, когда они претендуют на управление культурой, общие задачи. Нет, не бывает единого фронта в таком индивидуалистическом предприятии, как искусство, хоть мы все и стоим на пороге тотального творчества масс, готовые утонуть в интерактивности и партиципаторности — говорит лучшая выставка этого года "Невозможное сообщество" Виктора Мизиано в ММСИ. Нет, консолидация, увы, фиктивна, говорит нам некрасивая история с форумом фонда Петра Кончаловского: пока критики и кураторы аплодировали коллегам — лауреатам выдаваемых фондом премий, молодого художника-провокатора, автора интерактивной работы, которая в результате диалога со зрителями обогатилась оскорбительной политической шуткой в адрес премьер-министра, изгоняли с проходившей в рамках форума выставки с подходящим названием "Без ограничений", чего аплодировавшие предпочли не заметить. И еще одно "нет": интересы у частного и государственного капитала должны быть разные.

Самой яркой выставочной площадкой Москвы, да и всей России, в минувшем сезоне положительно показал себя "Гараж". То есть, конечно, ГМИИ имени Пушкина в канун своего столетнего юбилея сумел перетянуть бюджетное одеяло на себя: таких выставок Караваджо, Уильяма Блейка или Анни Лейбовиц мы, похоже, не увидим теперь до двухсотлетия главного московского музея. Но все эти радости ценой невероятного напряжения сил, и коврижки скоро закончатся, как закончилась фантастическая выставочная программа в Эрмитаже и Русском музее после празднований трехсотлетия Петербурга. Тогда как не зависящий от госбюджета "Гараж" легко, играючи, привезет то какую-нибудь лондонскую новинку, то будущего обладателя "Золотого льва" Венецианской биеннале, чтобы модные москвичи на вернисаже в Венеции могли презрительно бросить, что "Часы" Кристиана Марклея они уже видели полгода назад. То Джеймс Таррелл, то Уильям Кентридж — чудо, конечно, что дорогостоящие ретроспективы звезд мирового искусства можно посмотреть у себя под боком. Проблема лишь в одном: и юбилейные выставки ГМИИ, и плановые выставки "Гаража" — продукты импортные.

В случае с "Гаражом" это понятно, частный арт-центр не брал на себя обязательств развивать отечественную культуру. Но ГМИИ, почти целиком импортировавший праздничную программу, расписался в несостоятельности сразу за все отечественные музеи. Опыт показывает, что даже крупнейшие из них могут сделать достойный проект на собственном материале не чаще раза в год. Русский музей, например, отличился новой, взвешенной и эстетской постоянной экспозицией XX века, избежав модных теперь попыток реабилитировать разнообразную соцреалистическую халтуру. Но при этом произвел несколько совершенно бессмысленных блокбастеров. Третьяковская галерея подготовила выдающуюся ретроспективу Николая Ге, но при этом так позорно отпраздновала 650-летие Андрея Рублева, что лучше бы вовсе не отмечала. Даже ММСИ Василия Церетели, формально муниципальный, а в реальности семейный музей, заразился этой болезнью государственных сокровищниц, испортив впечатление от "Невозможного сообщества" и целого ряда очень удачных партнерских и привозных выставок совершенно бездарной, хамской по отношению к зрителю новой постоянной экспозицией. В общем, получается, что хорошую выставку, как и хороший автомобиль, в Россию проще привезти из-за границы, чем сделать in situ.

Однако какие тут, при таком финансировании и таком отношении бюрократии, могут быть претензии к музеям? События этого года показали, что беды профессионального музейного сообщества государству совершенно безразличны. "Богоматерь Торопецкая"? Редчайшая древняя икона совершенно официально больше не принадлежит Русскому музею и отдана в бессрочное пользование коттеджному поселку в Подмосковье. Богослужения в Пермской художественной галерее, из-за которых она вынуждена была свернуть экспозиции? Ее здание официально передано церкви, другого в ближайшем будущем не предвидится. У государства нет культурной политики, сколько бы оно ни пускало нам пыль в глаза своими круглогодичными фестивалями культурной дружбы с Францией, Италией и Испанией.

Подводя итоги прошлого года, мы писали, что акция группы "Война" — лучшее произведение русского искусства за отчетный период (это было всерьез) и что ей надо дать госпремию (это было в шутку). Госпремию дали. Рискнем пошутить еще раз. Будем реалистами: требовать невозможного, то есть того, чтобы у государства откуда ни возьмись, чудесным образом, вдруг появилась разумная культурная политика, очевидно, бессмысленно. Однако государству по крайней мере следует прислушиваться к художественному сообществу, но не в том смысле, что сажать несогласных, а в смысле самосохранения. Просто есть такое мнение, что художники в силу особой нервной организации наделены даром предчувствия. В конце концов, "Хуй" и "Московские выборы" появились все же чуть раньше, чем десятки тысяч людей на Болотной.