Ненаглядные свидетельства
Анна Толстова о выставке Тарин Саймон в Мультимедиа Арт Музее
Глаза карие, волосы темные, волнистые, черты лица правильные, рост выше среднего. Так описали бы ее фотографию в полицейском досье. Красавица, но это к делу не относится. Конечно, под фотографиями Тарин Саймон обычно помещают другие подписи. 36 лет, родилась в Нью-Йорке, закончила Брауновский университет, выставляется по всему миру, участвовала в Венецианской биеннале и "Встречах в Арле", фотографии находятся в коллекциях Помпиду, Тейт, Виктории и Альберта, Уитни и даже Метрополитен. В этих сухих каталожных досье не пишут, что ее рвут на части музеи и галереи, что в нее мертвой хваткой вцепился Ларри Гагосян, что предисловие к одной из ее фотокниг написал Салман Рушди, что она, наконец, один из самых значительных художников своего поколения, о чем можно говорить совершенно определенно, хоть это поколение пока относительно молодо. Да и стоит ли писать все это под фотографией в биографической справке? И что вообще следует писать под фотографиями? Московская выставка Тарин Саймон названа без затей "Фотографии и тексты", что одновременно исчерпывающе описывает ее работу и обозначает одну из проблем, этой работой поставленную. Проблему немоты фотоизображения и слепоты "разумного глаза".
Все фотографии по большому счету делятся на две категории: одни нуждаются в подписи, другие — нет. Нью-йоркский пейзаж Эдварда Стайхена, который словно бы хочет стать картиной импрессиониста... Пионер в конструктивистском ракурсе Александра Родченко, который хочет стать лозунгом, действенным, как библейская заповедь... Лиза Фонсагрив, застывающая орхидеей на ирвинпенновском развороте Vogue, которая хочет стать иероглифом, обозначающим красоту... Они не нуждаются в подписях, хотя про них и написаны горы книг. Те, что в подписях не нуждаются, мы мгновенно опознаем как искусство, привыкнув видеть в них нечто большее, чем "просто фотографии". Те фотографии, что в подписях нуждаются, будь то пара строк в газете под репортажным снимком или устный комментарий в жанре "а это прабабушка по маминой линии" при ритуальном просмотре семейного альбома, не хотят стать картиной или лозунгом, хоть иногда и становятся. Они претендуют лишь на то, чтобы быть свидетельством. Впрочем, "лишь" тут не совсем уместно: эти непомерные претензии составляют самую суть документальной природы фотографии. Но при всей своей красноречивости фотографическое свидетельство молчаливо, не сказать немо, и всегда нуждается в слове, чтобы быть истолкованным. Тарин Саймон, кажется, с самого начала занимал этот парадокс: фотография как свидетельство, которое ни о чем не свидетельствует.
Первым проектом, принесшим ей мировую известность, стала серия "Невиновные" (2002). Тарин Саймон фотографировала невинных людей, приговоренных к смертной казни или пожизненному заключению за убийства и/или изнасилования и отсидевших многие годы в тюрьме. Главную роль в ошибке следствия всегда играла фотография подозреваемого: именно по ней — наряду с фотороботами, очными ставками и прочими доказательствами — уцелевшие жертвы или свидетели преступления опознавали мнимых преступников. Все они были освобождены после того, как были проведены анализы ДНК, каковыми по тем или иным причинам первоначально не воспользовалось следствие. Тарин Саймон привозит этих людей на место не совершенного ими преступления или на место ареста, иногда снимает их с жертвами или свидетелями. Словом, возвращает человека в то место, которое так страшно изменило его жизнь и отобрало у него так много времени. Это огромные цветные снимки, парадные портреты героя в пейзаже или интерьере, снятые вроде бы нейтрально, как пресловутое свидетельство, и в то же время весьма художественно. Причем художественный эффект возрастает в сотни раз, когда мы прочитываем подпись к фотографии и узнаем историю невольного мученика юстиции. Нас захлестывают эмоции, которых не содержат ни изображение, ни текст сами по себе. Вглядываясь в снимки ошибочно осужденных, мы как будто бы влезаем в шкуру следователя, стараемся угадать в чертах их лиц признаки вины или невиновности и понимаем, что это невозможно. Анализ ДНК оказывается документом куда более достоверным, чем фотография. Фотография же оказывается способной свидетельствовать лишь о том, что между видеть и знать — пропасть столь же глубокая, как между словом и образом, означающим и означаемым, языком и реальностью.
Делать невидимое видимым и говорить о замалчиваемом — для Тарин Саймон это означает исследовать границы визуального, идя по самому краю мертвой зоны. Два года назад она провела пять суток в международном аэропорту JFK, методично снимая изъятые у пересекающих американскую границу предметы: клубни кислицы, птичьи тушки, коровьи копыта, оленьи пенисы и прочие магические биостимуляторы, поддельные швейцарские часы, поддельные французские духи и поддельные матрешки, старинные пистолеты, сигареты, героин, сало, лекарства, неопознанные баночки с китайскими надписями. В результате получился проект "Контрабанда" (2010) — колоссальная картотека в тысячу с лишним фотографий, запечатлевших мир вещей и веществ, выпавших из американского бытия. Она стала продолжением первой серии саймоновских "Секретных материалов", "Американского каталога скрытого и неизвестного" (2007) — той самой книги, предисловие к которой написал Салман Рушди. Белый голубоглазый тигр, умственно и физически неполноценный, жертва селекционных экспериментов в Turpentine Creek — крупнейшем в мире заказнике для диких кошек, находящемся в Арканзасе. Издание Playboy из фондов Национальной библиотеки для слепых и людей с ограниченными физическими возможностями, специального подразделения Библиотеки Конгресса: газетные листочки, проштампованные плейбоевским зайчиком, с текстом шрифтом Брайля. Отделение криоконсервации — святая святых Института крионики в Мичигане, где покоятся окоченевшие тела тех, кто надеется претворить идеи космиста Федорова в жизнь с помощью науки будущего. Флакон с образцом ВИЧ из коллекции Медицинской школы Гарварда.
"Американский каталог скрытого и неизвестного" открывает фотография каких-то капсул, светящихся синим светом. Это, узнаем мы из текста фотографа, погруженные в бассейн с водой капсулы из нержавеющей стали с цезием и стронцием, объект Хэнфорд — крупнейшее и опаснейшее хранилище ядерных отходов в Соединенных Штатах. Смертоносные капсулы почему-то выстраиваются в сложную геометрическую фигуру, напоминающую очертаниями карту США. Никаких манипуляций — ни с кадром, ни тем более с объектом съемки — Тарин Саймон, естественно, не делала. О чем это свидетельствует и свидетельствует ли это о чем-то — вопрос остается открытым.
Мультимедиа Арт Музей, с 21 января до 19 февраля