Премьера / театр
Берлинский Дойчес-театр инсценировал знаменитый роман американского философа и писательницы Айн Рэнд "Источник" — апология капитализма и индивидуализма в интерпретации режиссеров Тома Кюнеля и Юргена Куттнера превратилась в антифашистскую сатиру. За театральной метаморфозой культового романа наблюдал РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.
Зрителей, входящих в театр "Каммершпиле" (фактически это малая сцена Дойчес-театра, но ее роль в истории немецкого театра столь важна, что название сохраняет автономию), встречает документ: на занавес проецируют черно-белую запись интервью, которое дает журналисту строгая женщина с железным, прямым взглядом. Журналист — американец, а ответы даются с заметным русским акцентом. Женщина эта — Айн Рэнд, урожденная Алиса Зиновьевна Розенбаум, появившаяся на свет в Петербурге в 1905 году, через несколько дней после Кровавого воскресенья, и ставшая одним из самых знаменитых писателей и философов прошлого века. Ее родители умерли в блокадном Ленинграде, младшая сестра прожила в России еще и "лихие 90-е", а вот их Алиса, по словам философа Славоя Жижека, стала для американского капитализма тем же, чем Паскаль и Расин были для янсенизма, Клейст — для немецкого милитаризма, а Бертольд Брехт — для коммунизма.
Сильные и вроде бы комплиментарные (хотя какие еще комплименты нужны автору, произведения которого, по опросу американских книголюбов, стоят для них по важности на втором месте после Библии) слова Жижека включены в текст спектакля Тома Кюнеля и Юргена Куттнера, поставленного по написанному в 1943 году, но не являющемуся главным в наследии Айн Рэнд роману "Источник". Один из актеров произносит цитату, надев черное платье и загримировавшись под Рэнд. Сделано это, видимо, специально для тех, кто к этому моменту еще не понял, что и к автору инсценируемого романа создатели спектакля относятся без восторженного придыхания, и к самому "Источнику" — не как к первоисточнику высшей правды.
В романе рассказывается о двух архитекторах. Один из них, Питер Китинг, не отличаясь особыми талантами, выбрал путь постепенного движения по карьерной лестнице. Подсиживая конкурентов и следуя расхожим клише в проектировании зданий, он постепенно теряет себя и мельчает. Его антипод — Говард Рорк — настоящий художник, выбравший путь одиночки и не желающий ни в чем поступаться своими принципами. Испытывая лишения, не заботясь о своей репутации и не дорожа обывательскими удобствами, он служит только себе и своему призванию. Для Айн Рэнд, истово проповедовавшей ценности индивидуализма и считавшей, что единственная роль государства — охранять свободу личности, именно рационалист и фанатик своего дела Рорк воплощает идеал человека.
Кто, как не бдительные на "сверхлюдей" немцы, и где, как не в озабоченном социальными проблемами сегодняшнем Берлине, должны были увидеть в Рорке не столько героя, сколько антигероя. К тому же в Германии внутренний спор с Америкой, иногда притухая, на самом деле никогда не прекращается. И программка спектакля как бы между прочим сообщает, что основатель WikiLeaks Джулиан Ассанж тоже считает себя поклонником Айн Рэнд.
Режиссеры практически проигнорировали первую часть романа, где описаны годы становления обоих героев — они выведены на сцену уже состоявшимися личностями, и спрос с них взрослый. Посреди сцены художник Йо Шрам установил вращающуюся конструкцию — золотой слиток в виде знака доллара. Внутри него, в комнатках и лесенках, сосредоточена земная жизнь. А в судьбоносные моменты герои балансируют на наклонной поверхности огромного $ (кажется — скользкой, как любой путь к успеху), с которой так легко сорваться в пропасть закруглений. Призрак этого самого успеха делает всех немного клоунами. Всех, но не Говарда Рорка в исполнении Даниэля Хевельса — хоть и не белокурую, но явную бестию. И чтобы за перипетиями сюжета публика не забыла про настоящую опасность зарвавшегося индивидуалиста, этому герою для длинного монолога отдан весь финал спектакля. Его не остановить, но даже теперь, пережив критическое театральное воплощение, он в своей твердости остается не менее убедителен, чем его создательница.