"Путин доверял мне"

Экс-мэр Москвы Юрий Лужков в эксклюзивном интервью обозревателю "Коммерсантъ FM" Константину Эггерту рассказал о своем отношении к протестным настроениям, семье и делу "Банка Москвы".

— Юрий Михайлович, добро пожаловать в студию "Коммерсантъ FM", радио новостей. Давайте начнем с самого такого общего вопроса: последние несколько недель в стране происходит масса событий, судя по всему, еще будет происходить. Ваша оценка, ваше общее впечатление от того, что происходит?

— Ну, шумим. Шумим. Причина есть. Причина есть для неудовлетворенности, для недовольства результатами выборов, которое большинство считает несправедливыми по самим результатам. Ожидание общественное было иным, а официальные результаты, предложенные обществу, совсем другие. Поэтому народ возмутился. Причем, возмутился больше, я бы сказал, средний класс. То есть люди, которые практически никогда не ходили на митинги, никогда не выражали, так коллективно, по крайней мере, свой протест. И когда видишь на этих митингах совсем другой народ, то это вызывает, в общем-то, больше размышлений. И, конечно это должно вызвать и у власти большую настороженность. Потому что, ну, обычная публика такая немцовско-каспаровская, лимоновская, удальцовская, там ее было намного меньше, чем те спокойные, в общем люди, которые решили таким образом заявить свой протест против фальсификаций.

— Ну, вы знаете, что в этой ситуации скажут вам Немцов, Удальцов, Каспаров. Скажут: "Просто мы долго говорили правду и теперь нас, наконец, услышали".

— Да ну. Это все совсем не так. Они долго, так сказать, бузили и стали уже штатными "выступателями", никого и ничего не представляющими, а на Болотную и на Сахарова пришли другие совсем люди, которые никаким образом не ассоциируются вот с этой, скажем, четверкой, которые волнуются за судьбу страны, которые волнуются и за судьбу своего бизнеса, за судьбу своих детей в конечном счете, своей возможности дальше жить и нормально работать в России. Это первое впечатление такое. А второе впечатление – все-таки немножечко иное. Я посмотрел, кто там выступал на этих митингах и, в общем-то, расстроился тем, что очень многие из выступавших выступали не по делу, морального права даже не имели на такого рода серьезных митингах протеста наших граждан россиян выступать.

— Если говорить о тех людях, которые сегодня коллективно стоят во главе вот этого движения протеста, движения "За честные выборы", кого вам не хватает среди этих людей?

— Не хватает, конечно, той серьезной публики, которая выражала бы главное – и политические, и экономические, и моральные интересы того слоя общества, который собрался на этих двух точках. Да и не только на этих двух. Эти митинги прокатились и по всей стране, может быть, с разной силой.

— Ну, вот вы бы предложили кого? Вы бы сами пошли бы на такой митинг?

— Я обычно на митинги, когда был мэром, не ходил на вот такого рода. А на митинги, которые были связаны с мероприятиями, где нужно народу было сказать, чем занята власть, какие ее цели, что она хочет делать дальше, против чего она возражает (я имею в виду, городская власть), конечно, я участвовал во всех этих митингах. Например, вот эти первомайские демонстрации даже во времена, когда люди, пришедшие на эту демонстрацию, вообще не принимали власть как таковую, они имели основание для мощного протеста, меня, я это считаю для себя очень ценным, меня всегда приглашали на эти митинги. Наверное, потому что они хотели услышать и слушали от меня позиции, которые были позиции этих людей.

— А сейчас вы считаете, что пока у протестующих нет людей, которые выражали бы реальное их мнение. Может они сами решат.

— Вы знаете, я могу сказать так: протест есть. Протест, к которому власть, высшая власть страны, должна отнестись гораздо более серьезно. А тех, кто этот процесс формировал бы, лидеров этого процесса, носителей этого процесса, философии этого процесса, базы этого процесса сейчас нет.

— А глядя со стороны, как даже гражданин просто, как вы считаете, кто мог бы представлять интересы этих людей? Ну даже может по фамилиям назвали бы?

— Вы знаете, я думаю, что Высоцкий был прав. Я вот только немножечко его перефразирую: настоящих нынче мало, вот и нету вожаков. Речь идет не о буйных. Буйных-то там может быть и хватает. И мы видим буйных среди левацких, националистов, среди лево-радикалов (там есть тоже свои буйные). А вот настоящих, которым бы поверил народ, таких сейчас мало.

— Вы говорите о том, что власть не реагирует на то, что происходит. Или точнее, реагирует, но недостаточно, не достаточно понимает. Правильно я понял вас? Не придает достаточного значения этому. Ну, вот с другой стороны, смотрите, Владимир Путин начал выступать с серией статей по различным аспектам национального бытия, в различных изданиях. Вот в понедельник 30 января выступил в газете "Ведомости" с гигантской статьей о том, как он видит перспективы национальной экономики. Что это есть, как не реакция на происходящее?

— Я думаю, что здесь сложилось два начала. Первое – это реакция на происходящее. И второе – ему же надо выбираться в президенты. Ему нужно предлагать обществу какие-то свои концепции, какое-то свое видение того, чем нужно заниматься руководству страны и чем нужно заниматься самой стране. Первая реакция власти удивила всех. Вроде бы, ну что же там, собрался народ. Кстати говоря, занизили цифру, причем, очень сильно, в разы. Ну и что особенного-то? собирались всегда. Но собрался народ другой и собралось то большинство, которого мы не видели после событий 91-го года. Это должно насторожить власть. Должно было обратить внимание власти. И первые несколько дней, пока не пришло осознание того, что это что-то другое, что-то серьезное, такого мы не увидели внимания со стороны власти к этим проявлениям общественного несогласия, общественного возмущения. А что касается статей, можно об этом поговорить. Есть вторая часть сегодня политического процесса – выборы президента.

— Мы сейчас к ним вернемся, Только одну вещь хотел бы я уточнить: вы долго были внутри власти, знаете ее изнутри, были одной из крупнейших, так сказать, национальных федеральных политических фигур. Как вы объясняете тот факт, что не было вот этой реакции сначала? Вот то, о чем вы говорите, власть не оценила серьезность ситуации. Почему?

— Я думаю, что сама реакция власти по отношению к этим проявлениям запоздала, потому что возникло состояние определенного шока, непонимания того, что вдруг из спокойной системы, казалось бы, выросли такие протестные проявления. И это было заметно. Но, наверное, сама система все-таки способна анализировать. Она начала реагировать. И эта реакция не только проявилась в том, как расписывались средства массовой информации, в том числе и подконтрольные Кремлю средства массовой информации, все эти события, как было стремление, мы видели, понизить размерность, значимость этих событий. Но и мы видели реакцию власти в другом. Например, после того, как было мое заявление у Познера о том, что нужно возвращаться выборы губернаторов, Медведев дважды или трижды говорил о том, что никаких изменений в системе, по сути, назначения губернаторов не будет, вдруг после Болотной наступило прозрение. И тот же Медведев после таких категорических отрицаний вдруг внес предложение о том, что нужно возвращать выборы губернаторов.

— А вы считаете, что они это сделали в результате, ну или так сказать, последовав вашему совету?

— Абсолютно. То есть возникло и у власти ощущение тревоги. Тем более, что мы же знаем, какие реально результаты получила партия власти "Единая Россия". И это ощущение, оно заставило реагировать власть для того, чтобы эта стихия не разрослась, для того, чтобы погасить эту нарастающую волну протеста.

— Погасили, вы считаете?

— Нет.

— Почему?

— Меры, которые были предложены и ощущение той несправедливости и того обмана, который был на выборах в Государственную думу, все равно в народе остались.

— То есть получается, что Путин, идя на президентские выборы, ну, вроде как включился в диалог на условиях, которые, наверное, он считает вполне приемлемыми, а вы считаете, что он делает недостаточно. Что бы вы ему еще посоветовали делать?

— Я думаю, что Путину нужно внести целый ряд инициатив для того, чтобы победить.

— Например?

— Например, безусловные альтернативные выборы губернаторов без каких-то элементов, которые связаны с отрешением или снятием, этих губернаторов. Потому что все это незаконно, все это не соответствует Конституции и нужно вернуть эти выборы в чистоте, в той чистоте, в которой они были установлены в 90-х годах. Это первое. Второе – нужно изменить структуру и принципы формирования еще одного нелегитимного сегодня органа – Совета федерации. Совет федерации должен формироваться из представителей регионов. По существу – это тот орган, который должен представлять уже территориально всю страну, конечно, и в соответствующем политическом аспекте. Его нужно возвращать, а не формировать Совет федерации из абсолютно непонятных деятелей, которые часто вообще никакого отношения к региону, который он представляет, не имеют.

— Третья инициатива? Есть ли какие-то еще? Вот вы сказали несколько инициатив.

— Третья инициатива должна быть следующей. Дело вот в чем: наша сегодня политическая система по существу, ну, если не развалилась, то получила очень серьезную брешь падением авторитета "Единой России". Эта брешь не заполнена ни коммунистами, ни "Справедливой Россией", ни Жириновским, ни другими партиями – Явлинский, Прохоров и т.д. "Единая Россия" реально капитально провалилась на этих выборах, причем, ожидаемо. Я это ожидал, может быть не с таким провалом, как говорится, масштабным. И сегодня в обществе появилась абсолютная необходимость формирования дуальной политической системы. Это не означает, что должно быть, скажем, представлено две партии. Это многопартийная система. Но в обществе раньше формировалась политическая структура по типу Японии. По типу того, как в Японии в течение 35 лет была одна лидирующая либерально-демократическая партия Японии, которая, в общем, развивала страну. И развивала весьма и весьма успешно. Сейчас либерально-демократическая партия Японии очень прилично сдала свои позиции, и там появляются уже условия конкуренции. А раньше условий конкуренции не было.

— Там были фракции внутри партии, которые выдвигали своих кандидатов.

— Не важно. Это, так сказать, производное. На самом деле сегодня уже там появилась такая цивилизованная, понятная всем конкуренция между двумя ведущими партиями. Та, которая имеется практически во всех демократических странах: республиканцы и демократы. Либералы и консерваторы. Христианские демократы и социал-демократы. Везде имеется соперничество двух основных партий при полной свободе формирования любых еще политических структур. Это очень важно. И когда мы говорим, скажем, о Европе, то там возникают соответствующие во времени волны, когда, скажем, побеждают либералы, начинают поддавливать социальные программы. Народ видит, что развивается экономика, а их положение становится хуже, и голосуют за социалистов. Власть получают социалисты, начинают решать лучше социальные проблемы…

— Повышать налоги.

— …повышать налоги на бизнес, бизнес становится, так сказать, в худшее немножечко положение, проваливается, что не дает возможности социалистам уже выполнять свои обещания перед народом – побеждают соответствующие либералы. В Европе все время перемежаются спокойные волны развития. У нас все было сконцентрировано на "Единой России", остальные партии, мы видим их поведение по результатам выборов, поведение странное, совершенно, поведение несолидное, поведение, которого не ожидали даже члены этих партий. Но вот выбрали, вот депутатами стали, значит, надо, как говорится, выполнять свою функцию У нас сейчас провал партии "Единая Россия" объективно требует создания партии, которая реализовывала бы принципы левого центра.

— То есть, "Единую Россию" вы хотите превратить в партию, вы думаете, ее надо превращать в партию левого центра? А кто будет правым центром?

— Нет, "Единая Россия" уже себя объявила как партия консервативная, как партия правого центра. И Грызлов многократно, вопреки моим возражениям говорил о том, что это консервативная партия, говорил, что у нее принципы консерватизма, политического консерватизма. Я говорю ему, Борис Вячеславович, политический консерватизм, слово "консерватизм" не для нашего общества. А потом в первую очередь, страна социальная, страна должна решать вопросы социальные. Мы это в Москве делали и получали поддержку. Поэтому сегодня наша политическая система, получив такую мощную политическую брешь, должна эту брешь заполнять, по существу, партией левого центра, которой "Справедливая Россия" с ее лидером Мироновым никогда быть не может.

— Почему? Посмотрите, сколько мы получили голосов! В два раза улучшили результат!

— Вы знаете, не улучшили результат, не улучшили отношение людей к этой партии, а просто то, что обвалилось у "Единой России", упало на эту партию. Понимаете? Это разные вещи. Партия не заслужила, не добилась большей поддержки, а вот эти вот самые процентики, те, которые, так сказать, не получила "Единая Россия" в силу своей многолетней политики, в общем-то, обслуживания власти, а не самостоятельной политики. Все, что у нее упало, свалилось на эти партии, неожиданно для них, и они, конечно, были очень рады, но эта радость-то необоснованна.

— Сейчас мы вернемся к этой теме. Я напоминаю, вы слушаете радио "Коммерсантъ FM", радио новостей, и в эфире у нас Юрий Лужков, бывший мэр Москвы. Кстати, вопросы, которые я задаю Юрию Михайловичу, время от времени будем дополнять вопросами, которые вы, дамы и господа, прислали на наш сайт, даже два сайта: kommersant.ru и kommersant.fm. Вот, кстати, один вопрос я бы и хотел вам задать, Юрий Михайлович. Он от Максима из Ставрополя: "Вы стояли у истоков партии "Единая Россия", как оцениваете свое детище сегодня? Не получился ли монстр?" Я добавлю от себя, вот вы сейчас критикуете партию, говорите, что она обслуживала власть, но до 2010 года вы были одним из ее руководителей. Вы были одним из самых видных людей в этой партии, и ничего такого мы от вас не слышали про критику "Единой России", про то, что она обслуживает власть и проваливается.

— Неправда. Вы знаете, когда были предыдущие выборы, и когда "Единая Россия" получила такой ошеломительный успех, я высказался в таком плане, что в Думе, которая сегодня сложилась из, в основном, "Единой России", которая имела даже квалифицированное большинство, процессы будут идти очень и очень сложно. Такая Дума, в которой партия "Единая Россия" наподобие жирной птицы, но с одним крылом из коммунистов, такая птица не летает. Такая птица не имеет перспективы, говорил я.

— Говорили Путину, Грызлову?

— Я говорил всем, я говорил публично. Поэтому ко мне и отношение всегда было очень специфическое и в партии тоже. Я говорил и писал Грызлову о том, что в партии нет дискуссий, в партии нет обсуждения вопросов, которые нужно публично предлагать обществу, советоваться с обществом, и дальше в программу партии, в законы, которые превалирующая партия должна принимать в Думе, нужно все это размещать. Я говорю, а приняли 122-й закон, по которому было 2000 предложений по поправкам. Он никудышный был закон. И вы его приняли одним голосованием. Я выступил против этого закона.

— Напомните, пожалуйста, 122-й закон.

— 122-й закон по монетизации льгот. Я написал письмо Владимиру Владимировичу Путину, с протестом против закона, который, вместо того, чтобы по размерности, по содержательности, по целям, быть поддержанным обществом, вызвал громадные протесты социальных групп, протесты даже героев Советского Союза.

— Так откатили назад, уволили Зурабова, то есть, приняли меры. Получается, вас послушали?

— Да, Путин собрал совещание, я там на этом совещании выступил с докладом по неприемлемости 122-го закона. Его нужно было отменять. Путин принял среднее решение. Он действительно принял решение по тому, чтобы его поправить. А его нужно было отменять, но этот закон был пропущен в Думе партией "Единая Россия", которая исключила обсуждение, исключила обсуждение двух тысяч поправок.

— Ну, а почему бы вам тогда было не уйти в отставку, кстати? Я недоволен, это недемократично, плюнули на людей, я ухожу?

— Подождите, я – мэр Москвы.

— Ну, из партии-то вы могли выйти?

— В партии должны быть люди, которые имеют самостоятельную позицию. Я был в числе тех, кто выражал очень часто несогласие с теми решениями, с теми позициями, в которых, я хотел, чтобы партия по-другому, вела свою партийную, политическую работу и работу в Государственной думе. И потом я с облегчением в сентябре позапрошлого года из этой партии по собственной инициативе, вот то, что вы спрашиваете, я это реализовал.

— Ну, когда вас уже попросили из мэров.

— Да, конечно. Не после этого, одновременно с этим.

— Ну, вот смотрите. Я думаю, что есть еще один вопрос к вам, мы говорим о том, что, какие советы вы, ну, дали бы президенту, вы сказали, восстановить прямые без условий каких-то выборы губернаторов, изменить формирование Совета Федерации, по сути дела, вернуть его к тому состоянию, в каком он был в 90-е годы. И третье, вот, значит, способствовать созданию некой левоцентристской партии, правильно я понял, да, вас?

— Да, конечно, нужна корректировка сегодня политической системы и формирование системы, где были бы достаточно приличные силы у партии правого центра и у партии левого центра.

— В этой связи, вопрос, который задает Александр на сайте "Коммерсанта": "Ваша медийная активность в последнее время – это симптом сохраняющихся политических амбиций? Насколько верны слухи о вашем возможном избрании в Совет Федерации? И готовы ли вы принять участие в одном из формирующихся политических проектов?" Вот, ну, три вопроса в одном флаконе.

— Ну, я, когда меня таким образом, очень интересным, отправили из мэров, я сразу же заявил, что я не собираюсь бросать политическую работу, и одновременно я заявил, что сегодня такое темное время, при котором активная политическая работа практически не имеет никаких перспектив, тем более, с моей стороны. Что касается конкретного вопроса по избранию моему в Совет федерации, я задаю ответный вопрос, а кого там избрали в Совет федерации-то? Их же всех назначают. А какие перспективы у Лужкова быть назначенным президентом страны, который меня отрешил от должности, быть назначенным в Совет федерации? Да если бы даже и такое предложение вдруг, я в это не верю, поступило, я бы, конечно, отказался. Я считаю, что любой человек, который хочет быть эффективным во властных структурах, должен быть избранным. Должен быть избранным народом, а не назначенным каким-то вышестоящим начальником.

— Ну, вас несколько раз избирали, а потом было одно переутверждение вас, назначенца уже, ну, вы это приняли все-таки как-то это переутверждение?

— Я это принял, поскольку отношение ко мне москвичей и моя возможность быть избранным были, я могу сказать, в тот период просто гарантированными. Я имел рейтинг больше 70% по всем опросам, и я до этого 5 раз избирался на альтернативной основе и всегда побеждал. Конечно, дискомфорт определенный был. Дискомфорт, что избирают мэра не москвичи, а вот такой, как говорится, специфический, режим выборов был установлен. Я считал, что я буду в этот период, после 2007 года, продолжать приносить пользу москвичам, что я, собственно, и делал, поэтому, несмотря на определенный такой момент дискомфорта, я пошел на эти выборы и благодарен Путину за то, что он предложил мою кандидатуру в Думе, а Дума проголосовала большинством голосов.

— Вы все время отделяете Путина от Медведева, то есть, получается так, для вас тандем, ну, вот как-то психологически, так мне кажется, не существует. Для вас там, по-простому говоря, Медведев плохой, а Путин хороший. Так я понимаю?

— Я могу сказать, что этот тандем для меня действительно не существует. Во-первых, до 2008 года, вообще, никакого тандема мы не видели. До 2008 года был Путин, Путин эффективный, Путин, который собрал снова страну. Помните, какие были ситуации на Кавказе? Путин приструнил, правда, не до конца, не полностью, олигархов. Путин, по существу, вернул стране международное уважение. О каком тандеме вы говорите в то время?

— Ну, это тогда. А вот сейчас, с 2008-го по 2012-й?

— А сейчас его назвали тандемом. В систему высшей власти вошел Медведев, и я думаю, что события, вот которые мы с вами воспринимаем в конце прошлого года и в этом году, являются определенным индикатором отношения к периоду, когда, вы говорите, работал этот тандем.

— Уточним здесь, Юрий Михайлович, люди вышли на улицы, потому что, вы сказали, нечестные выборы, "Единая Россия" там всем надоела или не так работала, а теперь получается, что они вышли на улицу, потому что им тандем надоел? То есть, если был один Путин, они бы не вышли или как? Я не понимаю.

— Во-первых, если бы продолжалось время созидания, то позиции "Единой России" были бы другими, результаты выборов были бы другими, тогда не было бы самой основы, самой причины для того, чтобы были такие массовые протесты людей. В последнем четырехлетии мы наблюдаем не самые лучшие времена.

— Ну, это же кризис был мировой.

— Ну и что? А почему этот мировой кризис только усилил Китай, например? Почему этот мировой кризис не так сказался на Бразилии, на Индии?

— Владимир Путин утверждает, что Россия очень хорошо его преодолела в ряде статей, включая, кстати, последнюю в "Ведомостях" "Нам нужна новая экономика".

— Вот в отношении вашего последнего утверждения, я абсолютно согласен. А когда мы говорим о прошедшем четырехлетии, Путин, в статье в этой, сказал о том, что мы по привлекательности инвестиций отброшены на 122-е место, а наш сосед, Казахстан, занимает 47-е! Я говорю по памяти. Так вот причина того, что мы за этот последний период времени отброшены на 120 с лишним какое-то место, это ситуация с управлением страной. Это атмосфера неприемлемости не только уже крупного, но и малого и среднего бизнеса, для деловых людей.

— Ну, так Путин же премьер, он же руководит экономикой, значит, он виноват в этом?

— Вы знаете, у нас, у нас всегда есть первое лицо. Был раньше царь, потом был Сталин, потом были генсеки. И у нас всегда руководителем считается первое лицо в государстве. Вот отсюда и делайте соответствующие выводы.

— То есть, во всем, что случилось за последние 4 года, виноват Медведев, а Путин не виноват? Я в экономике говорю сейчас.

— В экономике? Или в политике? Понимаете когда мы говорим о каких-то действиях и решениях высшей власти, которые заставляют бежать бизнес, которые заставляют бежать деньги из страны, то я отношу это к высшей власти.

— Это общо. Высшая власть – это Медведев или это Путин?

— Высшая власть – президент.

— То есть, Медведев довольно могущественная фигура?

— Медведев занимает пост могущественного руководителя страны.

— То есть получается, что вы с Путина как бы снимаете ответственность за то, что произошло, плохого произошло в стране.

— Я разделяю эту ответственность. Я разделяю ответственность первого человека в стране – президента – наивысшую. А остальные все, как говорится, в том числе, но наивысшая ответственность всегда в стране в России была раньше. Может быть, через какое-то время президент будет английской королевой, так сказать, и будет иметь функции такие. А Наивысшая ответственность всегда у первого лица.

— Вы практически революцию произвели, я думаю, в экспертном сообществе. Потому что все считали, что четыре года Медведев, ну так, мягко говоря, очень тесно работал с Путиным и прислушивался к его советам. Сформулируем деликатно.

— Решения он принимал.

— Хорошо. Вот, вы говорили о президентских выборах и даже предлагали определенную программу Путину. Во-первых, как вам кажется, он может изменить свой образ настолько, чтобы, скажем так, вернуть доверие к себе и заставить всех поверить, что, как бы он не избрался, он изберется честно. Это первый вопрос. И второй нам задает Игорь на сайте "Коммерсантъ FM": "Сколько по-вашему наберет Путин на выборах?".

— Ну я, как вы понимаете, для власти сегодня человек, ну как бы, посторонний и никак не связан с властью, и могу делать какие-то свои оценки. Они могут быть точными, они могут быть и ошибочными, поэтому я прошу извинить меня. Но я считаю, что Путин победит на выборах. И Путину, наверное, правильно было бы выдвинуть лозунг "двигаться вперед, исправляя ошибки прошлого". Вот такой лозунг народом будет принят. И он имел в начале этого столетия соответствующее доверие людей, и его все считали настоящим национальным лидером. Но можно абсолютно вернуть тот уровень доверия и поддержки, который имел Путин через реализацию не только этих лозунгов, но и реализацию этих принципов. Принципов демократизации жизни. Принципов формирования безусловно честных выборов и, конечно же, вот то, что написал в своей статье – заниматься экономикой. Подчеркиваю, реальной экономикой. Уйти от либеральных принципов организации экономики, уйти от этого пресловутого монетаризма и игры в деньги. А заняться тяжелейшей работой по подъему сельского хозяйства, приведения его в порядок, по подъему промышленности, причем, подчеркиваю, реального сектора экономики. Но при этом ему придется очень сложно уходить от монополизма, который реально, опять же, к сожалению, в эти годы сложился в нашей экономике.

— Ну, вот многие оппоненты Путина, как справа, так и слева, скажут, он потратил первую декаду этого века на то, чтобы построить вертикаль власти, создать гигантский госаппарат, ликвидировать региональную базу Совета федерации, ликвидировал избираемость сенаторов, убрал выборы губернаторов. То есть сделал все то, что сейчас вы предлагаете изменить. И вы предлагаете им идти на выборы и говорить "мы пойдем вперед, занимаясь демонтажем того, что я делал десять лет до того".

— Неправда. Демонтаж вообще вещь плохая. Речь идет о модернизации. Хотя слово модернизация сегодняшней властью уже здорово, как говорится, поизношено. Речь идет о тех исправлениях, которые в пути к созиданию, в пути к развитию, в пути к прогрессу должны быть обязательно сделаны. Не ломка революционная, которая приведет только к осложнениям в жизни людей и в нашей жизни, а управление тенденциями. То есть, двигаясь вперед, исправление того, что мы сегодня увидели, было решено неправильно.

— Ну, если Путин послушает ваши советы, то он довольно серьезно, пусть не революционно перелопатит, изменит то, из того, что он сделал в первые десять лет.

— Ну, по крайней мере, по серьезности той статьи, которую он сейчас опубликовал по экономике, я думаю, что он сможет это сделать.

— А вы, кстати, согласны, вот есть тема интересная у Путина в этой статье, что необходимо превращение госкорпораций через 5-6 лет в публичные компании.

— Абсолютно. Сегодня госкорпорации, я об этом только сейчас сказал, это монополисты. Газпром, Ростехнологии, Роснано, Атом, и так далее, – это монополисты на территории нашей страны. Безусловно, нам нужно распрощаться с монополизмом, нам нужно распрощаться и с нормативной базой, которая дает возможность функционировать монополистам. И нам нужно, если речь идет о государственных организациях, переходить на государственно-частное партнерство. Об этом, к сожалению, пока никто не говорит, это очень интересная вещь. И нам нужно вот эти самые монопольные структуры, которые уже заняты только самими собой, а не обслуживанием государства, преобразовать в то, о чем говорит Путин.

— Юрий Михайлович, вот вы довольно интересные идеи предлагаете нынешнему премьеру, который пойдет на выборы. Как вы думаете, вы сказали, что Путин победит, как вы думаете, победит ли он в первом туре. И вот, кстати, многие спрашивают вас на сайте "Коммерсантъ" и "Коммерсантъ FM", как вы считаете, с каким результатом победит и в каком туре – в первом или во втором?

— Вы знаете, я думаю, что он может победить в первом туре, если он примет доктрину совершенствования и устранения ошибок, которые накоплены.

— Представим себе, что это случилось. Происходит инаугурация в мае. Вам звонит новый президент и говорит: "Юрий Михайлович, я хочу вам предложить работать в моей команде. Не будем сейчас называть конкретные должности какие-то, давайте вы вернетесь в политическую, общественно-экономическую жизнь". Вы согласитесь?

— Вы знаете, в политическую, пожалуй, нет.

— То есть, в партиях вы не хотите участвовать?

— Не знаю. Не знаю, все зависит от того, какова будет в этом плане ситуация. Нужна партия похожая на то, что мы создавали — "Отечество". Она была левоцентристской партией. Партией чистых людей. Партией чистых помыслов. И партия очень эффективная с точки зрения знания жизни, знания экономики, и так далее. Я – кризисный управляющий. Я занимался сложными проблемами в советское время и как хозяйственник, в общем, состоялся в то время. И вроде бы вполне успешным. А когда я получил город Москву, давайте вспомним, что было в 92-м году. И вот, пожалуйста, кризисная ситуация, которая спокойно, постепенно выведена на современный уровень. Поэтому я говорю о себе как о кризисном управляющем, который специализируется на том, чтобы из таких кризисных страшных провальных ситуаций вытаскивать.

— То есть либо левоцентристский партийный проект вы бы рассмотрели, либо какую-то такую менеджерскую должность.

— Я сейчас ни о каких рассмотрениях и речи не веду. Я рассуждаю как человек, который прошел многие из этих стадий. Который не потерял интереса к тому, что происходит в стране, и волнения к тому, что происходит в стране. Вы знаете, вот эти разводчики политические. После того, как меня отрешили, насаждали информацию о том, что я убежал из страны. О том, что я живу в Англии и так далее.Я никуда не уезжал, я никуда не убегал. В Англии я появляюсь, может быть, через 2-3 месяца.

— А зачем вам нужно ездить? У вас там собственность?

— Семья там у меня. Дети учатся. У нас очень крепкая, здоровая семья. Мы семья, где реализуется такое понятие, как любовь, верность и преданность. Так вот эти разводчики везде насаждали информацию о том, что я убежал из страны. Зачем? Ну, наверное, можно понять.

— Скажите, а вот почему вы так очень искренне говорите о премьере, Владимире Владимировиче Путине, вы действительно давно знакомы, вас многое связывает. А скажите, почему в 2010 году осенью, когда вас фактически уволил президент Медведев, Путин не встал публично на вашу защиту, не сказал: "я не согласен"?

— Не знаю почему, это надо, наверное, спросить не меня, но я и до своего отрешения, и после не услышал от Путина ни одного плохого слова, ни одного плохого высказывания. У нас были не близкие отношения. Я не являюсь человеком его команды. Но у нас были очень ровные и очень доверительные отношения. Путин доверял мне в том плане, что я буду всегда вести не только на порядочном уровне работу в городе, но и я всегда буду участвовать в решении государственных проблем, в расшивке тех сложностей, которые возникали у государства. И многие вещи нашего, так сказать, крупного политического процесса, даже межгосударственного плана. Путин обращался ко мне или я вносил к нему предложения по их решению. Так было по Черноморскому флоту, так было по Северному флоту, так было по Абхазии и Аджарии, так было по Южной Осетии, так было по пожарам, кстати говоря, ведь город Москва выделил большие деньги, и мы начали без чьей-либо подсказки или давления решать вопросы по тому, чтобы помочь погорельцам. Со стороны Москвы и москвичей столько, сколько было обещано, все было выполнено.

— А вы общались с Путиным после отставки?

— Нет, не общался.

— Скажите, вот вы, Юрий Михайлович, много говорили о своей работе в городе, и, действительно, целая эпоха истории Москвы и, тем не менее, последнее время самые разные высказываются мнения, в том числе вот и вы, например, в эфире телеканала "Дождь" в октябре сказали, что в Москве идет бешенный распил собственности города. С чем связываются такие высказывания? И продолжается ли он сейчас?

— Объявлена программа по продаже активов. Вы знаете, активы разные бывают. Активы, которые приносят доходы городу, которые дают плюсовую составляющую в городской бюджет, а городской бюджет это вещь очень серьезная. Вот и я с этими активами не стал бы расставаться. А сейчас вот эта общая тенденция такая. В том числе, она объявлена президентом и по остальным регионам, что нечего регионам содержать какие-то свои предприятия, какую-то свою собственность, бизнес какой-то вести, промышленность, и так далее, я считаю, это неправильно.

— То есть вы считаете, что это ошибка Собянина?

— Я думаю, что это не ошибка Собянина. Не нужно меня с Собяниным, как говорится, ссорить. Мы не друзья. Но я исключаю для себя любые критические высказывания в его адрес, потому что они сразу же некоторыми будут проинтерпретированы как зависть, ревность к успехам другого. Ничего подобного я никогда не допущу. Я считаю, что это ошибка власти, высшей власти. Регионы сегодня, большинство, подавляющее большинство, дотационное. Общая государства задача заключается в том, чтобы так простимулировать работу регионов, чтобы все они были самодостаточными. Это означает – нужно развивать в регионах малый бизнес, местную промышленность. И когда все регионы являются бездефицитными в бюджетном плане, другая страна будет. А мы сегодня то, что еще осталось в регионах, заставляем распродавать. Ошибка.

— Ну, я так понимаю, кстати, Федор на сайте "Коммерсанта" спрашивает: "Юрий Михайлович, вы руководили Москвой очень много лет. Почему вся система управления городом: префекты, администрация, чиновники, все работники госструктур настолько пронизаны коррупцией? Почему, чтобы решить самые простые проблемы, приходилось проходить через вереницу чиновников, которым откровенно было все равно?" Может быть, с этим связана инициатива Медведева о том, чтобы не присасывались к большим структурам, которые генерируют потоки финансов?

— Вы знаете, я думаю, это вопросы структур, которые формируют законы, которые позволяют присасываться или не присасываться и которые контролируют работу хозяйственников, в том числе и контролируют работу администрации регионов и, соответственно, администрации городов. Так вот, я могу сказать, что правоохранительная система должна была быть задействована таким образом, чтобы не давать возможность присасываться. Все вопросы борьбы с коррупцией – ответственность правоохранительных органов страны. Это Министерство внутренних дел, полиция, следствие и, соответственно, ФСБ, и так далее.

— Но городские управления внутренних дел, городская прокуратура, они же работают в тесном контакте с вами?

— Категорически нет, это абсолютно самостоятельные органы. Мы с ними контактировали только в режиме, когда осуществлялось регулирование каких-то общественных мероприятий, событий. Скажем, какой-нибудь там международный, грандиозный матч, какой-то праздник, какие-то демонстрации, шествия, и так далее. Эти правоохранительные органы являются независимыми целиком, без всяких согласовательных процедур подчиненными высшей власти.

— Ну, очень много вопросов на сайте приблизительно одного и того же, так сказать, типа, я их суммирую: считаете ли вы, что вы несете ответственность за те 18 лет, что вы руководили городом, за развитие коррупции в городе, за подконтрольность судов мэрии, за создание, фактически, мини-вертикали власти в Москве?

— Просто категорически не согласен. Это расхожее мнение, которое сформировано средствами массовой информации, которые выполняли соответствующие задачи очернения московской власти. Но давайте зададим другой вопрос. Убрали мэра, да. Кого осудили? Ресин – в Думе, Швецова – в Думе, зампред Думы, дай бог, Росляк – в Совете федерации. Это замы мои. Бирюков – первый зам, по-моему, у Собянина. Остальные все у нас сегодня получили даже повышение, получили продвижение в своих постах. Да никакой причины для того, чтобы обвинять городскую власть в коррупции, нет. Это все нарисовано.

— А вы обижены? Ну, по-человечески говоря, на, там, скажем, Ресина, Росляка, что они вот остались и Ресин даже позволял себе критические высказывания в отношении, ну, вашего периода на посту мэра? У вас есть какое-то человеческое к этому отношение?

— Нет, безразличен. К Швецовой я отношусь очень хорошо. Швецова – мощный, состоявшийся в городской системе власти руководитель. Я думаю, она будет очень полезна в Государственной думе зампредом, который, наверное, будет вести социальную политику, социальную сферу. Она грамотный и опытный человек. Росляк – грамотный человек, который, я думаю, будет небесполезен и в Совете федерации, он экономист, вырос тоже в городской системе, серьезный человек. А что касается, там, Ресина, Бирюкова, ну, бог им судья, в конце концов. Я их судить и осуждать не собираюсь.

— Юрий Михайлович, вы говорили о своей семье, о том, как вы ее любите. Вот смотрите, сообщение МВД: Елена Батурина, ваша жена, уклоняется от явки на допросы, ее заявление о том, что она не получала повесток, не соответствует действительности. МВД России подготовило обращение в правоохранительные органы Австрии о вызове на допрос Батуриной в следственный департамент. Как отреагируете на это?

— Вы знаете, здесь мне неудобно, может быть, говорить, потому что, скажем там, следственные органы МВД – это публика грамотная, да, но в данном случае я вам поясню всю эту ситуацию. Постараюсь очень коротко это сделать. Есть международная европейская конвенция, которая защищает человека, которого приглашает страна в качестве свидетеля, защищает его право вернуться из этой страны туда, где он имеет вид на жительство, где он проживает. Это сделано в пользу того, чтобы люди могли давать свидетельские показания, приезжать и возвращаться к месту своей жизни, своего обитания. Если документы, вызов на допрос, оформлены в соответствии с нормативами этой международной конвенции, то тогда человек, который приехал и дал свидетельские показания, имеет полную возможность уехать обратно. Если эти документы оформлены ненадлежащим образом, то страна, куда приехал этот человек для свидетельских показаний, может ее задержать. Поэтому Елена говорит, я приеду на допрос и дам свидетельские показания, нужно этот вопрос закрывать, потому что у этой претензии нет существа, и она готова дать свои пояснения. Но право ее вернуться к детям, скажем, в Англию, должно быть официально оформлено. Если запрос этот, вызов, оформлен ненадлежащим образом, то она приехала, а у нас мы можем представить себе, какие порядки в правоохранительной системе, ее могут задержать. А ей говорю, ни в коем случае, потому что у нас есть дети. Дети без матери там, где они учатся, это для нас, для нашей семьи, трагедия. Поэтому Елена говорит, когда я получу запрос – она дала все адреса, куда нужно обратиться официально, — я приеду и дам показания.

— Поясните, пожалуйста, Юрий Михайлович, поскольку совершенно незнакомая для меня тема, если такого рода повестка оформляется, ну, назовем ее очень просто, с гарантией возвращения по месту жительства, а эту гарантию дает…

— Государство.

— Государство российское?

— Да.

— То есть, это должно быть прописано в повестке – "мы гарантируем вам…"?

— Конечно, дает государство российское, подписавшее европейскую конвенцию по вот этому вопросу.

— А до этого повестки приходившие не содержали гарантии?

— Ну, конечно, нет. Поэтому разночтения мы видим. Следственные органы говорят, посылали повестки. Да, посылали повестки. Елена говорит, посылали повестки, но не надлежащим образом оформленные.

— Ну, вот, знаете, что вам скажут ваши критики? Они скажут, ну если человек не виновен, пусть приезжает и доказывает.

— Да? Знаете что, а сколько у нас мучали Чичваркина, сколько его преследовали, и закончилось тем, что вынуждены были принять решение о том, что он невиновен. А его просто вытаскивали из Англии для того, чтобы посадить. Что, у нас мало таких примеров?

— Примеров много.

— Много, да.

— Вот вы, например, в свое время поддерживали вердикт, вынесенный в отношении Ходорковского.

— Я поддерживал этот вердикт в отношении Ходорковского, имея в виду, что эти люди, кто там, Ходорковский, Невзлин, они накапливали потенциал своего бизнеса криминальным образом. Это – причина, по которой эти люди должны нести ответственность, в том числе и те, которые находятся за рубежом.

— Да, но посадили-то Ходорковского сначала за неуплату налогов.

— Стоп, подождите минуточку. Вы не услышали от меня, и никто не услышал от меня ни одного слова по поводу того, что Ходорковский виноват в том, что он прокачал 280 млн тонн нефти из страны за рубеж, которая является фактом (или актом) воровства. Я хозяйственник, мне эти вещи, ну, настолько очевидны, что я даже не имея какого-то отношения к Ходорковскому, ко всему этому событию, очень тяжелому для страны событию, я никогда не мог себе позволить сказать, что эти причины, по которым Ходорковского посадили, являются существенными. Нарисовано.

— И боитесь, что аналогично нарисуют в отношении вашей жены?

— У нас все что угодно может быть. Страна с непрогнозируемым прошлым, с непрогнозируемым настоящим и с еще более непрогнозируемым будущим.

— А вот Татьяна на сайте "Коммерсантъ FM" спрашивает вас (уже несколько вопросов, очень человек интересуется делом "Банка Москвы"): "О чем вас спрашивают следователи на допросах по делу "Банка Москвы?"

— Не могу сказать.

— Тайна следствия?

— Да, тайна следствия. Кстати говоря, я должен соблюдать тайну следствия, а те специалисты по связям со средствами массовой информации, могут, оказывается, эту тайну следствия раскрывать, сказав, что я, вообще, не ответил на какие-то вопросы. Могу сказать совершенно однозначно, следствие по этому поводу ведется, отношения наши со следователями абсолютно деловые и искренние, и я даю исчерпывающие, подчеркиваю, исчерпывающие ответы. Могу еще сказать, что поведение следователей в этом плане очень уважительное к бывшему мэру, и у меня никаких претензий в этом плане пока, по крайней мере, нет. Но разбирается, исследуется вопрос пустой, по которому уже один раз следствие раньше было прекращено из-за, вообще, отсутствия там чего-либо. Потом было поручение, по которому следствие снова вернулось, потому что нужно было достать мэра Москвы, пусть уволенного, пусть отрешенного, но достать. Все равно нужно что-то сказать, претензии нужно было опубликовать, которые привели к такому решению, как отрешение Лужкова от должности мэра Москвы.

— То есть, не помогал "Банк Москвы" фирме Елены Батуриной, все было очень чисто, да, с "Банком Москвы"? Вот это ваша позиция, вот такие показания вы даете следователю?

— По этому вопросу нет темы, подчеркиваю. Нет темы, так же, как нет темы по Бородину.

— А вы с ним, кстати, общаетесь? Татьяна замечательный слушатель, она задала так много вопросов, что мне остается только их задавать. А вы общаетесь с экс-главой "Банка Москвы" Андреем Бородиным?

— Нет. Собственно, вы понимаете, ситуация с "Банком Москвы", она сама требует изучения, потому что то, что произошло с "Банком Москвы", я считаю, это вещь просто недопустимая в государстве. И на Западе вот такие процедуры с руководством "Банка Москвы" восприняты очень и очень негативно для банковской системы страны. Я считаю, кстати говоря, Бородина порядочным, из молодых, банкиром, который вел банк от исходных позиций до уровня третьего-пятого банка в банковской системе Российской Федерации.

— А куда ж девались деньги тогда? Потому что ведь пришлось же закачивать новым владельцам деньги, для того чтобы, как они утверждают, его спасать?

— А его спасать не надо было. Банк успешный, банк прибыльный, и ничего не нужно было делать.

— То есть, все активы были на месте?

— Абсолютно. Проверяется это все банковским контрольным органом государства, все проверки, которые раньше производились, были положительные, были спокойные, и вдруг в 300 млрд, такая дыра! Нарисовано.

— Хорошо, а вот вы не боитесь, что ваш статус свидетеля по делу этому может быть переквалифицирован в статус обвиняемого?

— А какие к этому есть причины?

— То есть не боитесь?

— Нет. Вообще переквалифицировать можно все, наша система следствия и судебная система таковы, что все бегут судиться за рубеж. А причин, которые заставили бы меня испытать страх, бежать от следствия, нет. Я приходил уже три раза в следственные органы, буду приходить, по необходимости, и дальше. И у меня причин, которые были бы связаны с ощущением или пониманием того, что я нарушил закон, никаких причин такого рода у меня нет.

— А подписку о невыезде с вас брали или предлагали дать, вот какой-то такой разговор был?

— Нет.

— То есть вы свободны уехать и приехать?

— Я езжу за рубеж. Вы знаете, я могу сказать, что очень ожидали разводчики разные политические, что я сбегу, что я не приду на первый допрос в качестве свидетеля и, что этим самым как бы я обозначу, что в чем-то виноват. Вот я этих привилегий этим политиканам не дал. Я чувствую себя абсолютно спокойно, потому что я работал честно. Я служил москвичам. К сожалению, может быть, в большей степени москвичам, чем высшей власти, не заигрывал с ней, в результате получилось то, что получилось.

— Вы знаете, я, когда готовился к интервью, в одном из блогов прочитал такую фразу, уж не знаю, согласитесь вы или нет с ней, что вы пошли на роль или жизнь добровольного заложника ради своей жены.

— Нет. Вы знаете, у меня даже ощущения такого близко нет. Жена имеет собственный бизнес. Нам нечего было скрывать. Я занимался городом, занимался честно, она вела честнейший бизнес, поэтому о каких заложничествах можно говорить? С ума можно сойти с такими предположениями. Ну, у нас народ творческий.

— Кстати, к вопросу о родственниках и близких людях. Не смущает ли вас то, что такого рода обвинения очень часто выдвигаются против нынешнего премьера, о котором вы так много хорошего сказали сегодня?

— Обвинения в чем?

— Ну, в том, что люди, близкие к нынешнему премьеру, возможно, будущему президенту, как раз, так сказать, имеют такие серьезный, скажем так, "авантаж" в бизнесе и очень быстро разбогатели?

— Проверяйте. Если сама правоохранительная система, прокуратура, работает, не обслуживая власть, а обслуживая закон, тогда все становится на свои места. Пусть проверяют. Знаете, когда один из генеральных прокуроров в прошлые годы заявил, что служит своему президенту, я просто был в полном отпаде. Как можно держать прокурора, который заявляет, что он служит своему президенту? Как можно держать министра внутренних дел или верховных судей и так далее, которые делают такого рода заявления? Эта система должна служить закону и для них президент, премьер, мэр должны быть абсолютно посторонними людьми, проверяемыми и подвергаемыми, соответствующим проверкам так же, как и все остальные.

— Юрий Михайлович, последние 10 лет стало расхожим таким местом говорить о 90-х годах, как о времени хаоса, "лихие 90-е", все было ужасно. Тем не менее, вы стали политиком федерального уровня именно в 90-е годы. Мне бы хотелось узнать ваше отношение к 90-м годам.

— Очень сложное отношение. Начало 90-х годов это реальные меры по демократизации жизни, первый период Ельцина — это приверженность к демократическим принципам формирования органов власти, особенно после 93-го года, которые, в общем-то, были понятными с точки зрения избираемости, альтернативности и достаточной свободы, хотя, конечно, административный ресурс был всегда. И в этом плане этот период первый до 1996, это был период становления демократии, реальной демократии. Потом она этим же Ельциным начала потихонечку ущемляться. Это что касается политической системы. Да и Ельцин другой был. После 96-го года это уже совершенно другой Борис Николаевич. Там уже появился Скуратов, который начал борьбу с коррупцией в самых верхах власти, за что и пострадал. Тогда он связался, состыковался с Карлой дель Понте на предмет, как говорится, поддержки и помощи в его мерах по раскрытию коррупционных связей по "Мабетексу". Тогда он стал абсолютно неугоден и нашли способ такой, я бы сказал, простой и понятный, много раз в истории человечества повторявшийся, его убрать. Это было наступление коррупции после ухода Скуратова по всем направлениям. Что касается экономики, то начиная с 92-го года это был развал и раздел, разграбление страны, разграбление экономического потенциала через приватизацию чубайсовкую, против которой я решительно постоянно возражал и по которой господин Чубайс писал на меня заявление в прокуратуру и которое поддерживалось Ельциным. Вот это разграбление, формирование олигархического слоя нашего общества, формирование нечетным путем захваченной государственной общенародной собственности, раздел наших природных ресурсов и богатств — это все было время конца 90-х годов, время, которое шло с согласия Ельцина.

— Две реакции, два очень коротких вопроса в ответ на это. В том, что касается Скуратова, то одним из людей, которые, в общем, активно участвовал в его удалении из публичной жизни, увольнении, был тогдашний директор ФСБ Путин. Как вы думаете, он тогда ошибку допустил?

— Ошибка. И я, когда речь шла по Скуратову, мы встретились — Степашин, Путин и я, и я им сказал, что они допускают серьезную ошибку, потому что Скуратов, несмотря на какие-то, может быть, личностные подвиги, недостоин такого отношения, которое сегодня к нему формирует власть.

— То есть напрямую об этом говорили?

— Напрямую, да, мы были втроем.

— Второй вопрос. Вы говорите о несправедливости приватизации, проблемах в экономике 90-х годов, нужен ли какой-то пересмотр или коррекция итогов приватизации сегодня?

— Сложный вопрос, и, отвечая на этот сложный вопрос, я могу сказать только одно: да. Общество поверит будущему президенту, если он проведет серьезную коррекцию всего того, что было нахапано в результате приватизации 90-х годов.

— Еще два вопроса, последних вопроса, от посетителей сайтов kommersant.fm и kommersant.ru. Первый вопрос от Николая Сапронова: "Что у вас не получилось на посту мэра Москвы и о чем вы сильнее всего сожалеете?"

— Я думаю, больше у меня того, что не получилось, чем того, что получилось. Поэтому если вы хотите получить короткие ответы…

— Николай Сапронов хочет получить, ну какой-то ответ он хочет получить, конечно.

— Я думаю, что не получилось даже не у меня. Каждый регион должен быть самостоятельным в весьма существенном плане. Несмотря на то, что Москва была всегда занозой в определенном месте у государственной власти, полной самостоятельности мы не имели.

— Ох, в регионах понравится этот ответ, понравится в кавычках.

— Почему в кавычках?

— Скажут: Москва! Всех грабит!

— Нет, ничего подобного, Москва всем помогает. И я могу сказать о том, что когда мы говорим о самостоятельности, сегодня у нас вся политическая система, я возвращаюсь к ней, она, по сути, реализует административный ресурс боязни любого губернатора немилости со стороны высшей власти. Это надо исключать, от этого надо уходить. Кстати говоря, после того как Путин стал президентом, мы с ним встречались, и он говорил о том, что Россия, которая управляется из одного центра при полном таком подчинении, несамостоятельности регионов не имеет перспективы, я думаю, что он тогда был прав и, тем более, сегодня это является актуальным.

— А потом отменил выборы губернаторов и стал управлять из единого центра?

— Надо смотреть на тот момент. Это была ситуация Беслана, это была ситуация войны на Кавказе, это была ситуация, когда нужно было все внимание сосредоточить на этом направлении. Эта была вынужденная мера. Но: запоздали с возвратом.

— То есть вы считаете, что это должно быть временной мерой, на год, на два?

— Да. Это мера, которую нужно было исключать после того, как застабилизирована ситуация и внимание руководства страны уже можно было бы распределить на остальное политическое поле страны.

— Последний вопрос. Игорь спрашивает вас, еще один слушатель и посетитель сайта "Коммерсантъ FM": почему вы не ушли в отставку добровольно?

— Вы знаете, я ушел в отставку, можно сказать, добровольно. Когда мне сказали, что президент Медведев мной недоволен и что он вообще считает, что нужно, как говорится, мне принимать решение, я написал известное заявление о том, что у нас при президенте Медведеве стало меньше свободы, о том, что у нас при президенте Медведеве все СМИ стали или зависимыми от администрации или стали вычислять, как бы не дать какую-то информацию, которая не понравится Кремлю и многое другое. И это послужило причиной для такого "страшного" решения: отрешить. Вот это все явилось финальной частью. А о некоторых моментах, которые предвосхитили желание Медведева меня отправить в отставку, я сейчас говорить не стал бы.

— Наброски к мемуарам уже делаются, откровенным таким?

— Нет, мемуары пока нет, еще рано.

— Первая часть?

— Еще рано. Еще не тот возраст.

— Юрий Лужков в эфире радио "Коммерсантъ FM". Спасибо огромное, Юрий Михайлович.