Дело о превращении сургуча в золото

2 млн 537 тыс. руб. похитил за пять лет, с 1873-го по 1878-й, из денежного хранилища санкт-петербургского Общества взаимного поземельного кредита его кассир Константин Юханцев. Это были огромные деньги: поместье средних размеров стоило тогда от 6 тыс. до 20 тыс. руб. Тратил украденное Юханцев, не слишком маскируясь: в светских кругах много судачили о том, как он кутит с членами императорской фамилии, поит своих лошадей шампанским и заказывает для них золотые подковы. Но даже при самой разгульной жизни такие деньги он не смог бы израсходовать. Поэтому неудивительно, что после разоблачения и ареста Юханцева следователи долго пытались выяснить, куда исчезли не истраченные им средства.

ЕВГЕНИЙ ЖИРНОВ

Камер-юнкер-кассир

Развитие капитализма в России, как свидетельствует опыт, неизменно связано с хищением отдельными лицами значительных общественных и государственных средств. Причем временами хищения принимали такой размах и размеры, что русское общество, привычное, казалось бы, ко всему, начинало проявлять недовольство разгулом этих жуликов и воров.

К примеру, по поводу бесконечной череды разоблачений вороватых кассиров молодой Антон Чехов писал в рассказе "Единственное средство":

"Было время, когда кассиры грабили и наше Общество. Страшно вспомнить! Они не обкрадывали, а буквально вылизывали нашу бедную кассу. Нутро нашей кассы было обито зеленым бархатом — и бархат украли. А один так увлекся, что вместе с деньгами утащил замок и крышку. За последние пять лет у нас перебывало девять кассиров, и все девять шлют нам теперь в большие праздники из Красноярска (из ссылки.— "Деньги") свои визитные карточки. Все девять!"

Рассказ этот был написан после прогремевшего на всю Россию дела камер-юнкера Константина Юханцева, которое привлекло внимание не только Чехова, но и многих здравствовавших на тот момент видных русских литераторов — Салтыкова-Щедрина, Достоевского, Тургенева, Короленко. О Юханцеве в прозе и стихах написали все без исключения тогдашние отечественные сатирики. А подвизавшийся в Санкт-Петербурге американский журналист Арнольд Гиллин даже выпустил роман "Около чужих миллионов", публикация которого в столичных "Новостях" чуть ли не вдвое увеличила тираж газеты.

А ведь начало жизни Константина Юханцева, как и начало деятельности банка — Общества взаимного поземельного кредита, не предвещало такого яркого и громкого конца их совместной деятельности.

Юханцев родился на исходе 1830-х годов в состоятельной, но не слишком богатой семье, имевшей, впрочем, нужные связи, с помощью которых и начался путь Константина в большую светскую жизнь. На следствии и суде он не рассказывал о том, почему родители не отдали его в гимназию или кадетский корпус. Возможно, они просто решили сократить его путь в высший свет и определили его юнкером в старейший полк русской гвардии — Преображенский. В полку служило множество представителей знатнейших и богатейших семей Российской империи, так что будущее молодого человека, попавшего в этот круг, можно было считать если не обеспеченным, то вполне радужным.

Пройдя, как водится, обучение и выдержав экзамен на первое офицерское звание, прапорщика, Константин не задержался на военной службе, а с помощью всемогущих связей оказался в Министерстве финансов, где ему вскоре подобрали весьма доходное место — старшего надзирателя акцизных сборов в Киеве. Должность эта в зависимости от способа ее отправления могла либо обогатить ее обладателя, либо быстро свести в могилу, ведь в его обязанности входил надзор за многочисленными винными заводами, как назывались тогда небольшие предприятия по выгонке спирта.

Нарушений и злоупотреблений на любом из них было хоть отбавляй, поскольку каждый владелец всеми способами пытался утаить от казны ту часть готовой продукции, за которую не собирался платить акцизных сборов. Честных и строптивых акцизных надзирателей нередко пытались отравить, сжечь или убить каким-либо иным способом. Или в лучшем случае переводили в другие губернии и старались держать как можно дальше от спиртовых дел, ведь акцизными сборами облагались еще и табак с чаем.

Те же, кто с пониманием относился к нуждам владельцев винных заводов и не забывал делиться полученной от них мздой с вышестоящим начальством, благоденствовали и не искали другой службы. Судя по письмам, представленным родственниками Юханцева в суде, он относился как раз ко второй категории. Однако место оказалось не только доходным, но и весьма хлопотным. Константин жаловался на то, что от постоянных разъездов на телеге по плохим дорогам у него часто болит голова.

Как он потом утверждал на следствии и суде, головной боли ему добавляла и молодая жена, которая, по его словам, была весьма требовательной и капризной и тратила на свои прихоти все его деньги. По словам знавших семью Юханцева людей, его супруга отличалась крайней нервностью, но не корыстолюбием. Так или иначе, но жизнь в Киеве перестала удовлетворять молодую семью, и в 1865 году Юханцев начал искать способ вернуться в столицу империи. Некоторое время спустя ему выхлопотали должность чиновника для особых поручений Министерства финансов. А в следующем году он подыскал себе весьма привлекательную должность — кассира во вновь созданном банке, именовавшемся Обществом взаимного поземельного кредита. Причем, если верить показаниям самого Юханцева, он умудрился сохранить за собой и прежнюю чиновничью должность: в лучших домах столицы вряд ли бы стали принимать кассира, пусть и очень нужного дворянству банка.

Общество взаимного поземельного кредита задумывалось как средство поддержания правящего класса России, переживавшего после отмены крепостного права весьма серьезные финансовые трудности. Землевладельцы лишились одного из двух главных источников своего дохода, дармовой крестьянской рабочей силы, и потеряли немалую часть второго — своих земель. Так что вскоре после реформы 1861 года огромное число дворянских поместий оказалось на грани разорения. Чтобы спасти помещиков от банкротства и дать им время на приспособление к новым условиям, Общество взаимного поземельного кредита по задумке правительства должно было выдавать им кредиты под залог недвижимости. Из казны выделили первоначальный капитал, а остальные средства, как бы позднее сказали, этот банк должен был найти на свободном рынке.

Поиск сторонних средств оказался не столь тяжелой задачей, как предполагали основатели банка. Столицу империи населяло огромное множество действующих и отставных чиновников, которые мечтали не только сохранить, но и приумножить свои капиталы, собранные за годы службы и мздоимства. Ну а поскольку желающих вложить деньги под проценты в новое и считавшееся весьма солидным банковское учреждение оказалось слишком много, некоторые вкладчики по привычке пробовали решить вопрос с помощью взяток. Именно так Константин Юханцев получил свои первые легкие деньги. За помощь в пристраивании денег вкладчиков в Общество взаимного поземельного кредита он получил 15 тыс. руб. комиссионных, что было значительно больше его годового жалованья вместе с наградными, составлявшими в сумме около 8 тыс. руб. в год.

Скорее всего, этот гонорар оказался первым, но далеко не последним в жизни кассира Юханцева. Он рассказывал, что удачно играет на бирже, и потому окружающие вначале не обращали внимания на его растущие траты. Как бы то ни было, но именно такими приработками объяснялось то, что в первые годы работы в банке Юханцев не запускал руку в кассу. А если и крал, то по мелочи. Хотя красть можно было просто и легко благодаря некоторым особенностям хранения капитала общества.

В условиях, когда курс рубля все время колебался и предсказать его движение не брался никакой министр финансов, правление Общества взаимного поземельного кредита решило вкладывать деньги в надежные облигации иностранных правительств и разнообразных акционерных обществ, номинированные в мировой резервной валюте того времени — фунтах стерлингов. По солидным облигациям регулярно производились выплаты вполне приличных процентов, поэтому не слишком сведущие в финансовых делах члены правления банка вскоре осознали, что могут жить припеваючи, даже если не будут привлекать новых вкладчиков и выдавать новые кредиты. Так что временами банк, по существу, на некоторое время прекращал свою деятельность. Главное, чтобы в отчетности, представляемой Министерству финансов, все выглядело пристойно. А немалая часть ответственности за то, чтобы у финансового надзора не появлялось никаких лишних вопросов, лежала на Юханцеве, сохранившем статус чиновника для особых поручений министерства. Его служба устраивала и министерство, и со временем он получил придворный чин камер-юнкера.

С годами кассир банка приобрел такое влияние на правление, что, по сути, стал главным распорядителем средств Общества взаимного поземельного кредита. Он решал, кому, когда и сколько выплачивать, сам выписывал чеки и давал их на подпись главе правления, сообщал бухгалтеру банка обо всех проведенных за день операциях и сам же руководил ежемесячными проверками вверенных ему средств.

Собственно, особенно утруждаться членам правления, участвовавшим в ревизиях, не приходилось. Как только приобреталась новая порция ценных бумаг, их помещали в специальный пакет, затем обвязывали его бечевой, поверх которой накладывались, как тогда говорилось, сургучные печати правления. После чего пакеты помещали в кладовую банка. А вся проверка ценностей заключалась в осмотре и пересчете пакетов.

Позднее в ходе расследования следователи пытались выяснить, не сам ли Юханцев придумал эту схему хранения ценностей. Но найти ответ так и не удалось.

Очень прибыльные пакеты

Следователям не удалось найти и ответа на вопрос, что было раньше: огромные траты подвигли Юханцева к кражам или, начав расхищение средств банка, он начал едва ли не бросаться деньгами. Сам обвиняемый рассказывал, что после переезда из Киева в Петербург его жена ударилась в покупки, причем не оплачивала товары наличными, а приказывала присылать счета мужу. Так что вскоре он оказался должен едва ли не всем продавцам модных предметов в столице. Кроме того, по ее требованию, как рассказывал Юханцев, он купил дачу в Петергофе, которая обошлась ему в 60-70 тыс. руб.

Свидетели же показывали, что из-за нервного расстройства госпожа Юханцева практически не выходила из дома, а дачу кассир банка решил купить сам, считая, что после ремонта будет сдавать ее в аренду и получит значительную прибыль.

Как бы там ни было, наиболее вероятной исходной точкой, с которой началось хищение в особо крупных размерах, оказался разрыв между супругами, происшедший в 1873 году. По версии Юханцева, это произошло из-за того, что жена из-за болезненности категорически отказала ему в близости. А по версии свидетелей, причиной конфликта стало то, что супруга узнала о его любовницах и потребовала развода. Однако Юханцев ни разводиться, ни даже разъезжаться с женой не собирался. Он продолжал жить в доме родителей жены, но все чаще стал бывать с компаниями друзей в ресторанах и тратить весьма значительные средства на кутежи, дам, лошадей и прочие увеселения.

Вначале, как установили следователи, он начал красть крупные суммы наличных. К примеру, он объявлял председателю правления, что должен внести некую сумму в Государственный банк в счет полагающихся платежей, тот подписывал чек, который Юханцев отдавал бухгалтеру, а затем просто перекладывал указанную сумму из кассы в карман. Только в 1874 году он присвоил таким путем 394 тыс. руб. Однако на роскошную жизнь требовалось все больше средств. Тогда он решил продать часть ценных бумаг. Благо все они были в кладовой, ключи от которой имелись только у него.

Дело оказалось совершенно простым. Он сломал печать правления, взял часть облигаций и вновь запечатал пакет сургучом — его печать для пакетов настолько походила на печать правления, что отличить их можно было только при самом внимательном изучении. Надежные бумаги легко ушли в руки знакомых ему биржевых маклеров.

Однако вскоре возникла новая проблема. Если членов правления не слишком волновало, где и как хранятся ценные бумаги, то дни и суммы выплат по купонам они знали едва ли не наизусть. Так что ко времени, когда в кассе должны были оказаться проценты по ценным бумагам, эти деньги в нужном количестве требовалось достать хоть из-под земли. Юханцев не мудрствуя лукаво вновь прибег к испытанному способу: вскрыл другие пакеты, взял из них небольшое количество облигаций и снова продал. Потом вновь требовались деньги на разгул, и операцию приходилось повторять снова и снова. А после того как в 1876 году жена Юханцева добилась развода, обошедшегося ему, по его словам, в 10 тыс. руб., камер-юнкер совершенно утратил чувство меры.

Слухи о кутежах ничем не выдающегося кассира начали широко распространяться по столице империи. В светских салонах рассказывали о том, что в этих кутежах участвует один из принцев Ольденбургских, отец которого приходился родным племянником императору Николаю I. Что на юханцевских сборищах поют и пляшут самые дорогие цыгане. Что после попоек Юханцев любит угостить своих рысаков дорогим шампанским из ведра. А кроме того, заказал им подковы из чистого золота.

Подобные истории не только забавляли или шокировали высший петербургский свет. Сенатор Владимир Константинович Ржевский, по должности обязанный выявлять и ревизировать все непорядки и к тому же входивший в ипотечную комиссию, в чьей сфере интересов находилось Общество взаимного поземельного кредита, затребовал у полиции отчет о поведении камер-юнкера Юханцева. Первый ответ не оставлял сомнений в том, что к кассиру следует присмотреться внимательнее. Но дальше произошла необычная вещь. Дело передали сыскной полиции, а там не только не увидели никаких непомерных трат, но и выдали свое заключение на руки самому обвиняемому. В какую сумму это обошлось или же вопрос был решен по приказу свыше, так никогда и не установили. Но Юханцев, понимая, что веревочка не будет виться вечно, начал изымать и продавать облигации уже не поштучно, а весьма крупными партиями — по всей видимости, пытаясь запастись деньгами впрок.

Вот только проблема заключалась в том, что биржевой мир российской столицы не отличался широтой, и о появлении у маклеров крупных партий облигаций немедленно узнали все, включая вкладчиков Общества взаимного поземельного кредита. Некоторые из них обратились в правление банка, чтобы узнать, не по его ли распоряжению продаются ценные бумаги. Однако у вкладчиков оказались неполные и неточные данные о том, какие именно консолидированные облигации появились на рынке. Им было известно, что речь идет о первом выпуске, а правление знало, что в кладовой хранятся облигации второго, третьего и четвертого выпусков. В итоге тревогу сочли ложной.

Правда, разговоры о загулах кассира распространялись все шире и начали с навязчивой частотой доходить до членов правления. С Юханцевым несколько раз беседовали, но он уверял, что все слухи преувеличены: он изредка встречается с товарищами в ресторанах, гуляют они вскладчину, а его траты ничуть не превышают жалованья с премиальными.

Кассиру поверили, но все же решили провести проверку кладовой. Однако Юханцеву снова невероятно повезло. Проверить требовалось более 200 пакетов. Но старцы из правления быстро утомились, поскольку в проверенных пакетах все было в полном порядке. Ничего странного в этом не было, ведь кассир, естественно, в первую очередь дал для проверки пакеты, из которых еще ничего не брал.

Казалось бы, Юханцев мог вздохнуть с облегчением, но члены правления, которым постоянно рассказывали о похождениях великосветского сотрудника их банка, в квартиру которого переехала самая дорогая цыганская певица столицы Ольга Шишкина, начали уставать от подобного общественного внимания и решили сменить кассира.

Великосветский арестант

"27-го марта 1878 года,— говорилось в изложении обвинительного заключения,— прокурор С.-Петербургской судебной палаты получил жалобу от членов правления Общества взаимного поземельного кредита, в которой они заявляли, что при передаче кассы Общества от кассира Юханцева и одновременной ревизии оной членами правления для передачи новому кассиру Мерцу оказался недостаток в 203 000 фунт. стерлингов консолидированных облигаций 2-го выпуска. На сделанный Юханцеву вопрос, куда они девались, он объяснил, что означенные облигации им разновременно растрачены. Того же 27-го марта судебный следователь и прокурор прибыли в квартиру, занимаемую Юханцевым, причем оказалось, что она состоит из шести комнат, в одной из которых проживает коломенская мещанка Ольга Шишкина; квартира роскошно меблирована, в ней множество ценных вещей, бронзы и ковров, два музыкальных инструмента и большое количество серебряных вещей. В туалете Шишкиной найдено большое количество весьма ценных бриллиантовых и золотых вещей. При обыске было найдено в письменном столе Юханцева кредитными билетами 16 000 руб... В уборной комнате, в ящике туалетного стола, найдено кредитными билетами и разными акциями около 3 т. р. При квартире оказалась конюшня на 5 лошадей и 5 экипажей. Между тем, продолжая начатую ревизию в Обществе взаимного поземельного кредита, члены правления на другой день обнаружили, что кроме 203 000 фунт. стерлингов консолидированных облигаций 2-го выпуска Юханцев похитил еще 75 350 фунт. стерлингов 7-го правительственного голландского займа 1862 года, так что сумма, расхищенная Юханцевым, составляет 278 890 фунт. стерл., т. е. более двух миллионов рублей".

Юханцева арестовали и поместили в одиночную камеру. По всей видимости, для того, чтобы он не рассказывал никому о своих великосветских друзьях и забавах с ними, о которых теперь не только шептались в салонах, но и писали в газетах. К примеру, пресса утверждала, что в квартире Юханцева нашли и другие ценности — свеженьких француженок, на доставку которых из Парижа бывший кассир не пожалел средств банка.

Сам Юханцев на следствии выбрал своеобразную линию защиты. Он рассказывал, что из-за болезни и постоянных придирок жены годами находился в угнетенном состоянии, а расставшись с ней, утратил контроль над собой и не ведал, что творил.

Но следователей удивляло другое. Юханцев признавался в хищениях, признал и хищение облигаций на 2 млн 123 тыс. руб. и 414 тыс. руб. наличными, но при этом вел себя так, будто был уверен в том, что его не постигнет никакое наказание. Хорошо понимая механизмы имперской судебной системы, следователи заподозрили, что бывший кассир растратил далеко не все украденное и собирается пустить часть средств на подкуп суда или высокопоставленных лиц, от которых зависит решение суда. Они принялись подсчитывать, о каких суммах может идти речь:

"По обозрении находящихся при деле счетов для определения суммы ежегодных расходов Юханцева был избран 1877 год, причем оказалось: на стол издержано 7200 руб., на предметы роскоши 16 000 руб., на квартиру, жалованье прислуге, лошадей и прочее в общем 7000, итого около 30 000 руб.".

За пять лет это составляло 150 тыс. руб., а с поправками на разные обстоятельства — от силы 200 тыс., что было несоизмеримо с похищенной суммой. Однако Юханцев стоял на своем, утверждая, что все прокутил и растратил.

То, что бывший кассир может без труда уйти от ответственности, стало очевидным на начавшемся 22 января 1879 года суде. Обвинителем на процессе выступал князь Александр Иванович Урусов, один из лучших русских судебных ораторов. Он построил свое обвинение на том, что Общество взаимного поземельного кредита является важнейшим государственным институтом, а потому кража из него должна рассматриваться как покушение на основы государственного устройства. Соответственно, слом гербовых печатей и кража ценных бумаг должны рассматриваться как тяжкое преступление.

Но адвокат подсудимого — присяжный поверенный Владимир Иванович Жуковский, который прежде не раз проигрывал Урусову,— с неожиданной легкостью начал разбивать все его аргументы. Он без проблем доказал, что обворованный банк в самые тяжелые дни прекращал кредитовать землевладельцев, а ссуды выдавал не тем, кто в них действительно нуждался, а тем, кто наверняка мог вернуть деньги. Еще легче он растоптал тезис о том, что этот банк — серьезное государственное учреждение, напирая на то, что там отсутствовали положенные в госучреждениях учет и контроль:

"До какой степени в ревизии, контроле и хранении сумм правление не нуждается, вы можете заключить из того, что Юханцев, судя по свидетельским показаниям, обвиняется как кассир, контролер, бухгалтер, управляющий и ревизор. Как кассир, он безотчетно распоряжается кассой. Контролер мог проверять нумерации по бумагам в кассе тогда только, когда Юханцев был настолько любезен, что разрешал их просматривать... На судебном следствии несколько раз возбуждался вопрос об инструкции. Когда я просмотрел дело, я обратился в суд с просьбой потребовать к делу инструкцию ввиду того, что Юханцев обвиняется как кассир правительственного учреждения. В день заседания появился на суде проект инструкции, еще не утвержденный правлением... Член правления Сальков объяснил, что никакой инструкции он не видел; то же подтвердил и свидетель Пейкер, который был в течение пяти лет председателем Общества. Таким образом, оказалось, что порядка в банке никакого установлено не было".

Адвокат фактически доказал, что специальные законы об ответственности кассиров государственных учреждений не распространяются на его клиента. Игра все больше напоминала поддавки, и все могло окончиться оправданием Юханцева присяжными, но тут в происходящее активно вмешался председательствовавший на процессе знаменитый юрист Анатолий Федорович Кони. Относительно того, почему он, если называть вещи своими именами, решил надавить на присяжных, существует несколько версий.

По одной из них, он только что оправдал террористку Веру Засулич и теперь стремился показать власти, что не оппозиционер и потому готов сурово покарать вора, обокравшего все правящее сословие. По другой версии, суровость Кони объяснялась тем, что в этот день умирал его отец, однако вместо того, чтобы проститься с ним, он слушал продолжительные витийствования Жуковского. Не менее вероятно и то, что обе эти причины верны, а главное — Кони не мог допустить, чтобы признавшийся в краже огромной суммы просто ушел от наказания.

Именно об этом Кони без обиняков и сказал присяжным в напутственной речи. Он объяснил, что в случае, если суды начнут оправдывать тех, кто воровал, потому что для этого существовали благоприятные условия, дело может зайти слишком далеко. А потом заметил, что очень трудно отличить раскаявшегося грешника от лукавого лицемера.

Кони говорил настолько убедительно, превратившись, по сути, из судьи в прокурора, что присяжные признали Юханцева виновным по всем предъявленным ему обвинениям. Камер-юнкера лишили всех прав состояния и отправили в ссылку в Сибирь. Однако благодаря так и не найденным деньгам его отъезд в ссылку и пребывание там превратились в новую тему для светских сплетен. Рассказывали, что его отправляли в места не столь отдаленные на специально нанятом для него пароходе, на котором, провожая его, плыли цыгане и окружавшая его прежде публика.

А его способ отбывания ссылки вызвал вопросы у высокопоставленных государственных чиновников. 29 сентября 1879 года енисейскому губернатору Аполлону Давыдовичу Лохвицкому был отправлен запрос из Главного управления Восточной Сибири, в котором говорилось:

"Водворенные на жительство в Красноярск ссыльные Юханцев и Солодовников, пользуясь достаточными материальными средствами, живут далеко не соответствующе их настоящему положению, нагло стараются втереться в городское общество, фигурируют в общественных собраниях и театрах в первых рядах и пр. Подобные же сведения получены о несоответствии званию ссыльного жизни водворенного в Красноярск Овсянникова. Признавая, что подобного рода поведение и образ жизни названных лиц должны производить крайне неприятное впечатление на местное общество и действовать на него деморализующим образом, не говоря о том, что сама их ссылка в Сибирь теряет всякое значение, прошу Ваше Превосходительство сообщить мне, насколько верны доходящие до меня сведения о них, а также о Скачкове. И не находите ли Вы нужным перевести названных лиц в какую-либо другую местность. Прошу сообщить мне, по чьему разрешению они проживают в Красноярске".

В ответ губернатор писал:

"Вследствие конфиденциального письма Вашего Превосходительства от 29 сентября имею честь представить копии статейных списков ссыльных Юханцева и Овсянникова. Юханцев по распоряжению Экспедиции о ссыльных отправлен на жительство в Красноярск. Овсянников той же Экспедицией приписан к Зеледеевской волости.

По докладу начальника Енисейского губернского жандармского управления Овсянников и Юханцев ведут себя прекрасно, ни в чем предосудительном не замечены... Представляя вышеизложенное на благоусмотрение Вашего Превосходительства, имею честь присовокупить, что ссыльные Овсянников и Юханцев действительно бывают в театре и сидят в первых рядах кресел".

Губернатор не написал, что Юханцев к тому же предпочитает обедать в обществе местного полицмейстера. Позднее он прославился тем, что заказывал себе в Красноярск фрукты из-за границы. Однако, как только финансовый источник стал иссякать, сладкая жизнь ссыльного Юханцева подошла к концу. В 1885 году его перестали принимать где бы то ни было, он жил более чем скромно на окраине города и трудился писцом в полицейском управлении за 25 руб. в месяц.

Действительно ли у него кончились все припрятанные деньги или нет, так и осталось неизвестным. После 13 лет, проведенных в ссылке, его по прошению министра юстиции на высочайшее имя помиловали, но в прежнем состоянии не восстановили. Летом 1892 года он получил разрешение жить по всей территории Российской империи, за исключением столиц и столичных губерний. Больше о нем никогда и ничего не слышали.