В Большом зале Филармонии выступил Оркестр романской Швейцарии (Orchestre de la Suisse Romande) — один из старейших в альпийской конфедерации и на сегодня один из лучших в мире. Комментирует ВЛАДИМИР РАННЕВ.
Оркестр романской Швейцарии впервые приезжает к нам, хотя с Россией этот коллектив многое связывает — свою карьеру он начал в 1918 году в Женеве с исполнения "Шахерезады" Римского-Корсакова, не раз обращался не только к русской классике, но и к новейшим сочинениям Стравинского и Прокофьева, а за его пультом в разное время стояли четыре российских дирижера. Свой премьерный российский тур оркестр начал с Петербурга и привез программу, которая, при всех достоинствах отдельных сочинений в ней, вряд ли самая выигрышная для первого знакомства — увертюра из "Оберона" Карла Марии фон Вебера, Фортепианный концерт Роберта Шумана и Симфония ре-минор Сезера Франка. Здесь нет особо эффектных оркестровых изысков, зато велики требования к стилистической осмысленности и детализации всех нюансов.
С первых же звуков стало ясно, что мы имеем дело с чем-то совершенно особенным. Звук оркестра — ясный, гибкий и в то же время дисциплинированный — сразу схватывал слух. Казалось, что бы они дальше ни играли — достаточно уже того, что просто наслаждаешься этим звуком. К тому же, швейцарский оркестр — удивительно чуткий, слаженный и безукоризненно отстроенный инструмент. Интересно, что в жизни этого коллектива отсутствуют некоторые традиции российского оркестрового дела, без которых, как у нас считается, качества не достичь — муштры и единоначалия дирижера, которого "уважать — значит побаиваться", как сказал в одном интервью Юрий Темирканов. Но играют — как один. И вроде живые люди играют — а в каждом штрихе, в сменах темпа, динамики, перекличках инструментов — словно нерукотворное совершенство. Их увертюра из "Оберона" — эталон раннеромантического стиля. Делать такую музыку — это очень прихотливая работа, в которой цена любой ошибки велика. Но ошибок не было. Потрясающая сбалансированность оркестровых групп швейцарского оркестра и свободное дыхание во фразировке — это признаки высшего класса.
Обидно поэтому, что последовавший за Вебером Фортепианный концерт Шумана прозвучал плохо. Причина тому — сольная партия солиста Николая Луганского, звучавшая в дуэте с оркестром совершенно растрепанной. Салонный и зачастую грешащий против вкуса стиль пианиста никак не вязался с тем, как понимает эту музыку дирижер Марек Яновский. Как следствие — солист и оркестр частенько расходились, мало слушали друг друга и как будто исполняли разную музыку. Не известно, как подробно пианист и оркестр работали над материалом, но складывалось впечатление, что это джэм-сэйшн спонтанно собравшихся участников, которые плохо знают друг друга. Даже притом, что Николай Луганский играет с Оркестром романской Швейцарии уже не в первый раз.
На бис Николай Луганский безупречно сыграл Фантазию-экспромт Шопена — настолько безупречно, что сказать об этом исполнении больше нечего. Вещь эффектная и исполняемая им, мягко говоря, не впервые. Но интересно, что зал принял и Шумана, и Шопена Николая Луганского хоть и благосклонно, но без тех восторгов, какими удостоил швейцарцев после симфонии Франка во втором отделении — сочинения явно не из самых хитовых.
И, строго говоря, не из самых оркестровых по оркестровой технике. В том-то здесь и сложность. В этой суровой музыке много вязкой полифонии, игры на кульминациях в неудобных регистрах, к тому же, тембровая палитра скупая, а форма течет, как остывающая лава. Но Мареку Яновскому удалось во вступлении к первой части так плотно сжать пружину этой формы, что энергии высвобождения хватило на все три части. Зал откликнулся такими настойчивыми овациями, что оркестру нельзя было не сыграть что-то еще. Потом еще. Причем оба раза — достаточно протяженные оркестровые эпизоды из опер Форе и Вагнера. Но и после второго биса публика не желала расходиться. Марек Яновский несколько раз выходил на поклоны и в конце концов показал жестом, что оркестрантам пора бы и отдохнуть.