В конфликте вокруг Сирии главные игроки, кажется, вовсе не учитывают судьбу меньшинств. А она может оказаться плачевной
Зачем Россия поддерживает диктаторов? С этого вопроса французский корреспондент, который приехал в Москву выяснять российскую позицию по Сирии, начал разговор. "А зачем Запад поддерживает исламистов и террористов, которые приходят к власти в странах победивших революций?" — поинтересовался в ответ я. Обменявшись любезностями, мы перешли к обсуждению.
Спустя год после своего начала "арабская весна" подошла к рубикону, за которым открывается какая-то совершенно новая реальность. По мере движения от страны к стране события приобретали все более ярко выраженное внешнее измерение. В Тунисе все произошло настолько быстро и неожиданно, что никто не успел отреагировать. К Египту было уже приковано всеобщее внимание — страна очень большая и очень важная, но в основном силы извне просто пытались сформулировать свое отношение к событиям. Йемен — соседи и патроны старались содействовать плавному переходу власти. Ливия — уже открытое военное вмешательство, дабы изменить сценарий. Сирия, противостояние в которой началось как внутренние трения, превратилась в передовой край региональной битвы за влияние, куда втягиваются все крупные игроки, некоторые помимо своей воли.
Линии разлома многочисленны. Сунниты против шиитов. Арабские монархии Персидского залива против Ирана. Демократы-исламисты против светской автократии.
Сирией управляет алавитское меньшинство, близкое к шиизму, большинство населения исповедует суннитский ислам. Хотя Сирия — отнюдь не самое отсталое и проблемное государство региона, рано или поздно большинство должно было выступить за свои права. Тем более что алавиты, к которым принадлежит и клан Асадов,— по-настоящему привилегированная каста. Однако внутренним конфликтом дело не ограничилось, поскольку суннитско-шиитское противостояние имеет место в ряде стран арабского мира. От Ирака, где шииты в большинстве, однако управляли до свержения Саддама Хусейна сунниты, и Бахрейна, где аналогичная ситуация сохраняется до сих пор, до Ливана, Кувейта и даже Саудовской Аравии. В последней шиитов 10-15 процентов населения, но проживают они в основном в Восточной провинции, где сосредоточены нефтепромыслы.
За "транснациональным шиитским блоком", возникновение которого еще несколько лет назад предсказывал американский исследователь Уильям Бимен, стоит Иран. Именно Тегеран был главным бенефициаром свержения Саддама Хусейна — Ирак с тех пор под плотным влиянием соседа, а после ухода американских войск и подавно. Саудовская Аравия и Катар, неформальные лидеры противостоящего суннитского блока, увидели в "арабской весне" шанс исправить урон, который нанесло региональному балансу американское вторжение в Ирак. И поддержка оппозиции (преимущественно суннитской) в Сирии (финансовая, политическая, моральная и вооружением) — способ оттеснить Иран обратно.
Отсюда и мощное информационное нагнетание, в котором тон задает катарская телекомпания "Аль-Джазира". Картинка мирных выступлений за демократию, которым противостоят вооруженные до зубов асадовские палачи, тиражируется по всему миру. При этом общественному мнению некогда задаться вопросом, почему сирийская регулярная армия с тяжелым вооружением несколько недель штурмует мирный город Хомс. Не потому ли, что противостоят ей столь же хорошо подготовленные силы?
В саудовско-иранской конфронтации религиозный фактор переплетается с великодержавным региональным соперничеством, а все это вместе накладывается на глобальную проблему иранской ядерной программы, которой уже полтора десятилетия занимаются Запад во главе с США и все мировое сообщество. Все запутывается до предела. Если взглянуть на процесс в ретроспективе, озадачивает тот факт, что западные державы оказываются верными и последовательными союзниками исламистов. В странах — одна за другой — свергаются светские авторитарные режимы, а на смену им идут исламские партии и группы разной степени радикализма. Создается впечатление, что Запад попросту сделал ставку на политический ислам, "сливая" всех своих прежних партнеров и союзников. (Кстати, Башар Асад до недавнего времени не вызывал отторжения в Европе, оставаясь вполне респектабельным собеседником Франции и Англии, а в Россию он впервые приехал с визитом спустя пять лет после вступления в должность.) Однако, судя по всему, никакого сознательного выбора не было, просто в Новом и Старом Свете боятся оказаться "на неправильной стороне истории" и торопятся поддержать "волю народов". Фактически следуя в фарватере Эр-Рияда и Дохи.
А что же Россия? По распространенному мнению, активно продвигаемому арабскими странами, Москва не лучшую игру, цепляясь за обреченный режим. Причины называют разные — от коммерческих интересов, прежде всего ВПК, до человеческой симпатии властям. Спору нет, желание сохранить выгодные контракты и наследие дружбы еще с советских времен играли роль в том, что Россия оказалась по эту сторону баррикад. Однако сегодня это все уже вторично, поскольку Москва явно пошла на принцип. Нельзя произвольно вмешиваться в гражданскую войну на одной из сторон, приспосабливая под нужды определенных стран или региональных группировок такой универсальный легитиматор, как Совет Безопасности ООН. К тому же на кону и престиж — Россия добивается, чтобы ее мнение учитывали, а не просто спрашивали "для галочки".
В результате с Москвой спорит практически весь арабский мир (негласно на ее стороне разве что Ирак) и западная дипломатия, но она не идет на уступки ни в рамках Совбеза, ни помимо него (например, отказываясь войти в "Группу друзей Сирии"). Большинство комментаторов полагает, что Россия тем самым попросту разрушает свои последние позиции в арабском мире, не думая о будущем.
Действительно ли российский курс настолько близорук? Что касается влияния на Ближнем Востоке, его перспективы вправду туманны. Советский резерв закончился, а насколько современная Россия готова играть по всему глобусу — большой вопрос. Но в остальном российская линия не столь безрассудна. Москва дает понять, что в обход нее никакие легитимные меры невозможны, только произвольные, наподобие вторжения в Ирак 2003 года, которое всеми уже признано ошибкой. Либо с ней надо договариваться, принимая нейтральную позицию во внутрисирийском противостоянии, либо действовать на свой страх и риск, к чему, кажется, никто не готов. В центре внимания — проблема статуса России, но речь и о том, чтобы оставались какие-то окна для альтернатив. В противном случае все будут втянуты в военно-политический туннель, выходом из которого может быть только война с международным участием.
Стоит заметить, что в последнее время позиция Запада (в отличие от арабов) несколько меняется. Наступает более четкое осознание того, к каким последствиям может привести свержение Асада. Состав и намерения оппозиции неясны, явное внешнее вмешательство очевидно, интересы суннитских монархий торчат во все стороны, судьба меньшинств (алавитов, христиан, курдов и пр.) в случае перемен может быть крайне плачевной, перспектива втягивания в жестокий междоусобный конфликт пугает. Кстати, по оценкам российских специалистов, настроения в Сирии создают "идеальные" предпосылки для затяжной и масштабной гражданской войны. Твердо на стороне Асада до 20 процентов населения, еще примерно 40 процентов считают, что лучше сохранить этот режим, чем менять на что-то другое, до 10 процентов — радикальные противники, еще треть хотели бы перемен. То есть классический раскол.
Степень влияния Москвы на Асада не стоит переоценивать, тем более что адекватность сирийского руководства вызывает сомнения. Однако даже арабские представители, резко негативно относящиеся к российской политике, признают, что с момента распада СССР и исчезновения баланса влияния на Ближнем Востоке возможности для решения проблем сократились. Так что если бы Россия могла сыграть по-настоящему балансирующую роль, она была бы востребована. Впрочем, помимо стойкости в отстаивании своей позиции это требует гибкости, творческого подхода и политической воли.