Наказы составителям политических программ неожиданно показали, что избиратели умнее, демократичнее и куда консервативнее, чем многие политики думают
Предвыборная гонка подходит к концу, и ее участники стремятся привлечь избирателей звучными обещаниями и громкими, порой даже провокационными инициативами. Большинство программных заявлений поражает своей категоричностью. Один кандидат не устает повторять, что стране угрожает чуть ли не переворот, инспирированный западными спецслужбами; другой пугает, что без него "будет хуже"; еще один требует немедленной национализации всего "наворованного" у народа. При этом складывается впечатление, что все, кто собрался в президенты, волю этого народа хорошо знают. Или даже лучше самого народа знают, что тому нужно. В любом случае, каждый кандидат искал свою изюминку в общении с избирателями.
Самый далекий от популизма участник президентского спринта, Михаил Прохоров решился на интернет-диалог вокруг собственной программы. Не буду рекламировать его инициативу, ведь интересно не то, как читатели программы ее оценили, а то, какая картина мировоззрения довольно либерального российского гражданина складывается из тысяч поступивших модераторам писем.
Первым, и, наверное, самым удивительным, итогом стало то, что сообщество сторонников демократии и рыночной экономики вовсе не ограничено Москвой или Петербургом. Напротив, жители других городов и даже провинциальных поселков в большинстве своем намного радикальнее критикуют современную российскую действительность, чем обитатели мегаполисов. Их критика отлична от критических выступлений москвичей, если последние требуют демократии и соблюдения своих политических прав, то первые жаждут совершенно иного: преодоления мелочного бюрократического произвола и обретения минимальной экономической свободы. Забавно замечать, как сталкиваются мнения московских экспертов, помогавших готовить программу, и простых россиян. Эксперты настаивают на государственной помощи малому бизнесу — малый бизнес отвечает: вы лучше хотя бы отмените драконовское положение N 373 "О порядке ведения кассовых операций", из-за которого индивидуальные предприниматели начинают оформлять отчетности больше, чем договоров и всех прочих бумаг, ведут бессмысленные книги учета и выдают наличные деньги "под отчет" самим себе. Эксперты советуют развивать Сибирь и Дальний Восток, строя новый Транссиб и крупные предприятия,— жители тех мест отвечают: вы примите "Закон о вольном приносе", разрешите частным золотодобытчикам "мыть золото на своей земле, как это делали наши деды". Люди категорически не верят государству и считают: лучшее, что им можно пообещать,— это ослабить диктат бюрократов и силовиков. При этом недовольство пока не вызывает у людей желания выйти на улицу, но оно выглядит всеобщим. Через какое-то время политический процесс может распространиться по всей стране.
Вторым неожиданным обстоятельством стало то, что люди практически забыли те "страшные 1990-е годы". Граждане уже не испытывают неприязни или ненависти к олигархам, о которой говорят коммунисты или справороссы. Но это не означает, что в обществе царит дух всепрощения — массированной критике подвергся, например, весьма либеральный на первый взгляд тезис о желательности осуществления амнистии для лиц, не совершивших насильственных преступлений против личности. Вполне вроде бы проходной тезис был воспринят в штыки практически всеми, кто в своих письмах коснулся этой темы. И интересен главный аргумент: при таком подходе мы простим и кровопийц-чиновников! Глас народа слышится предельно четко — никакой амнистии для коррупционеров! Люди требуют отмены срока давности для преступлений, связанных с извлечением выгод из злоупотребления служебным положением. Очень показательно: враги-олигархи 1990-х уступили в общественном сознании место врагам-чиновникам 2000-х. И дело тут не в разжигании классовой или профессиональной неприязни: просто народ отчетливо ощущает, кто самое слабое звено системы. Удивительно, но отсылки к 1990-м, похоже, выходят из моды.
Третьим примечательным обстоятельством оказалось то, что даже демократически настроенные избиратели не стремятся к насаждению "излишнего", как им кажется, либерализма. Не нашло поклонников предложение о том, чтобы работодатели выплачивали работникам "неурезанный трудовой доход" (то есть заработную плату без удержания 13-процентного налога на доходы физических лиц, а также сумму страховых платежей): идея о фактическом повышении денежных выплат без малого в 1,5 раза не привлекает людей, понимающих, что это серьезно усложнит механизм уплаты налогов и вызовет появление массы людей без пенсионных и медицинских страховок. Масштабную негативную реакцию вызвала инициатива о переводе трудовых отношений на систему срочных трудовых договоров — граждане увидели здесь дополнительные возможности для произвола работодателей. Как ни старались авторы программы убедить избирателей в необходимости расширения сферы страховой медицины и показать, что медицинские услуги не могут быть бесплатными, это не получилось: читателям видится в таких утверждениях наступление на их права — может быть, уже отсутствующие, но часто декларируемые. Иначе говоря, в целом ряде сфер сложившееся положение рассматривается как "допустимое зло": хотя мало кто доволен, например, состоянием отечественного здравоохранения, ломать существующую систему люди боятся. Боятся они и некоторых сугубо популистских на первый взгляд нововведений, таких как налог на недвижимость. Казалось бы, что может быть популярнее в России, где так ценят равенство, чем обложить налогом недвижимость, превышающую 100 квадратных метров на человека? Но нет, граждане против, они понимают, что эта мера затронет отнюдь не только самых богатых.
Поэтому если либеральный кандидат намерен добиваться успеха, ему следует довольно аккуратно эксплуатировать тему перемен — их ждут далеко не везде.
Но есть и сферы, где перемены очевидно назрели, таких можно выделить как минимум четыре.
Прежде всего это все, что связано со строительством и жилищно-коммунальным хозяйством. Граждане требуют резкого наращивания масштабов жилищного строительства, причем в большинстве обращений речь идет не о развитии ипотеки, на которую обычно делают ставку власти, а на выкупе государством готового жилья для последующей его сдачи в социальную аренду. С такой стратегией сложно не согласиться, так как она поможет увеличить загрузку строительных мощностей, снизить спекулятивный спрос на жилье и "уронить" арендные платежи в частном секторе, не говоря о том, что государственный бюджет получит инструмент размещения средств внутри страны с доходностью явно большей, чем приносимая гособлигациями США. Избиратели также настаивают на дебюрократизации оборота земли, отмену категорий ее использования и прочих бюрократических препон, искусственно завышающих стоимость участков, тут тоже очевидно, что увеличение предложения вызовет снижение цен. Но, разумеется, больше всего нареканий к системе ЖКХ. Люди высказываются за ужесточение требований к управляющим компаниям, лицензирование их деятельности и страхование ответственности за выполняемые работы. Самым радикальным и комплексным выглядит требование "установить, что деятельность управляющих компаний регулируется общими правилами доверительного управления, оговоренными в Гражданском кодексе Российской Федерации". Характерно, что граждане, в отличие от большинства экспертов, винят в повышении тарифов не столько монополистов (поставщиков газа, тепла или электроэнергии), сколько сами управляющие компании с их огромными прибылями, полнейшей безответственностью и нередко с подозрительными связями с местными властями. Совершенно очевидно, что популярность у избирателей обретет тот, кто предложит эффективный путь перестройки ЖКХ, и в этой сфере народ готов принять, судя по всему, любые новации, так как положение выглядит особенно нетерпимым.
Вторая по актуальности конкретная тема — уровень жизни и пенсионная сфера. Удивительно, но большинство авторов писем не возражает прямо против повышения пенсионного возраста, напротив, они хотят, чтобы достижение этого возраста не сопровождалось практически насильственным увольнением. Главное для них — иметь возможность работать на прежнем месте в соответствии со своей квалификацией и после достижения пенсионного возраста, причем в некоторых случаях отмечается, что доначисление к зарплате даже половины пенсии будет достаточным стимулом трудиться. При этом настоятельным требованием выступает соблюдение социальной справедливости: не раз и не два говорится о необходимости введения жестких наказаний за дискриминацию по признакам пола и возраста, о создании системы всемерного вовлечения в общественно полезную деятельность людей с ограниченными возможностями и даже о введении в правовое поле деятельности по оказанию дистанционных услуг через интернет. В то же время граждане настаивают на том, чтоб выход на пенсию не оборачивался полной нищетой — очень четко прослеживается требование установить минимальный размер пенсии на уровне прожиточного минимума для соответствующего региона. Люди, как можно видеть, не требуют многого, но самые скромные гарантии они хотят иметь. Соответственное отношение проявляется и к заработной плате — одним из самых четко формулируемых пожеланий выступает установление минимального почасового уровня заработной платы как определенной гарантии от произвола работодателей и государства (в государственном секторе зарплаты остаются одними из самых низких по стране).
Третья существенная проблема: люди истосковались по культуре, их ужасает неуклонное снижение "стандарта" обращения с культурными ценностями, примитивизация образования, отток научных кадров, безразличие к талантам. Характерно, например, что в ответ на обещания разработчиков программы о дополнительном финансировании научно-исследовательских разработок звучит просьба о том, чтобы государство сделало бесплатной процедуру оформления патентов и свидетельств на изобретения, сейчас она зачастую стоит больше денег, чем может быть получено в стране от коммерциализации патента. Не менее примечательно и то, что обещание кандидата отменить ЕГЭ вызывает не бурю радости, а массу критики, в первую очередь потому, что единый госэкзамен, сам по себе не идеальный, все же возрождает возможности вертикальной мобильности, дает шанс на получение качественного образования в столицах, что до его введения было куда более проблематичным.
Четвертая "проблемная зона" — это российская глубинка. В ней живут десятки миллионов людей, которые вовсе не согласны с мнением некоторых министров о том, что "неперспективные" города, где они родились и выросли, подлежат "закрытию" по причине экономической неэффективности. Российские провинциалы так не думают и потому пишут о необходимости оставления в регионах куда большей, чем сегодня, доли бюджетных средств; о важности сохранения исторических памятников и местных производств, о защите прибрежных зон рек и озер, а также зон отдыха, о развитии туризма и строительстве дорог. Провинция в России еще не умерла и пока, кажется, не собирается. Замечу: из чтения писем складывается ощущение, что лозунг "Хватит кормить Кавказ!" популярен только у группки отщепенцев, в то время как лозунг "Хватит кормить Москву!" может с небывалой легкостью стать общенациональной идеей. Не видеть этого сегодня попросту глупо.
Отдельные проблемы, на которых сегодня фокусируется внимание россиян, можно перечислять долго, но важна еще одна черта поступающих откликов: значительная часть замечаний граждан удивительно конкретна.
Россияне относятся к диалогу с властью (даже потенциальной) в высшей степени серьезно. В десятках писем содержатся четкие указания на то, какие именно нормы должны быть отменены, а какие законы введены; очень часто даются компетентные ссылки на зарубежные опыт и практику; никто не считает зазорным перенимать достижения, получившие широкое распространение в других странах. Создается впечатление, что граждане знают не только проблемы страны, но и пути их решения существенно лучше, чем так называемая элита, уже находящаяся у власти или только еще стремящаяся к ней; ничто не развеивает догму о серости и несамостоятельности россиян убедительнее, чем чтение подобных писем и комментариев. Наш народ давно дорос до того, чтобы его мнение принимали в расчет.
И, наконец, последнее и самое важное. Народ говорит, но практически не надеется быть услышанным. Главной реакцией людей на ответы, порой развернутые и подробные, которые направлялись членами специально созданной группы, была даже не радость, а удивление. Создается впечатление, что граждане не надеются получить от любого, к кому им приходится обращаться в этой стране, ничего, кроме банальной стандартной отписки. И если в ответ приходит содержательное письмо, остановить "собеседника" порой оказывается достаточно сложно. Общий итог: народ может и хочет говорить, но еще и ждет диалога. Иначе желание общаться может и исчезнуть, а о том, что приходит ему на смену, мы хорошо догадываемся.