Эльдару Рязанову исполнилось 70 лет
Сегодня исполняется 70 лет Эльдару Рязанову. На этом, дописав поздравительную тираду, можно бы поставить точку. После которой каждый, без преувеличения, читатель будет в состоянии мысленно добавить свой ряд ассоциаций и умозаключений. Об искусстве и жизни, о ее быстротечности и удивительных метаморфозах.
Не странно ли, к примеру, что добрая половина не самых старших по возрасту участников фильма "Берегись автомобиля", главной "интеллектуальной комедии" 60-х годов, уже пребывает в мире ином? А протагонисты "Иронии судьбы", главной отечественной love story 70-х, сегодня кажутся родившимися и состарившимися еще до нашей эры? Летописцы и аналитики внимательно следят за новогодними телепрограммами и уверяют, что отсутствие в них словосочетания "С легким паром!" возвестит точнее других свидетельств о конце великой и прекрасной советской эпохи. И возможно, этот конец не за горами.
Можно назвать множество других примет привязанности Рязанова к карнавальной ночи хрущевской оттепели и гаражу брежневского застоя, к физикам и лирикам, юмористам и сатирикам — ко всему тому, что быльем поросло, ностальгическим флером подернулось, но в "старые песни о главном" почему-то не превратилось.
Понятно — почему. Рязанов — не Пырьев, его жанровый предшественник и учитель, над трактористами и казаками которого можно вволю потешаться сегодня. Если "Иронию судьбы-2" и сделают, то возьмут не "дух", а "историю" — пускай даже перенесут ее на другой край света в черемушки Бостона и Чикаго. Ибо "истории" хороши для любого случая, а "дух" выветривается. И сколько ни старайся, ни этот дух, ни печальную иронию тихих диссидентов, противопоставивших режиму свои интимные чувства, не вернешь. Неблагодарные потомки итээров, "выживших в бездуховном климате межвременья благодаря фильмам Рязанова" (цитирую одну из раннеперестроечных статей), сегодня выбирают аттракционно-масочного и фольклорно-культового Гайдая.
Но вот современная буржуазная газета рекомендует читателям "из всего Рязанова" не что-нибудь, а "Жестокий романс", который в свое время не нравился интеллектуалам, зато содержал "почти пророческое предчувствие новорусской эпохи". Бывает, что художник тесно (слишком тесно?) связан со своим временем и в другое не помещается. Но это — не о Рязанове, изменившем в последние годы и собственной комплекции, и устоявшемуся имиджу острослова-оппозиционера. Ему — знак истинной народной любви — простили даже альянс с властями. И вот парадоксальный результат перемен: другие звезды его галактики давно закатились, Рязанов же с завидной невозмутимостью раскрывает своей публике все новые и новые парижские тайны.
Для тех кто равнодушен к Брижитт Бардо и Роману Полянскому, всегда остается равный себе, верный себе кинорежиссер Эльдар Рязанов. Его последние фильмы, если и отличаются от давних, то именно тем, что замкнуты в некой саморегулирующейся вневременной "экосистеме". Само их появление в кинематографе, где, в отличие от театра, почти полностью прервалась связь времен, призвано подтвердить раритетный статус Рязанова как "живого символа" — отнюдь не узкокинематографического, хоть сейчас на телеканал "Культура".
У меня тоже есть свой личный ряд "рязановских" ассоциаций. Относятся они больше не к символу, а к человеку, которого знаешь в разных обстоятельствах. И когда телевизионное начальство строило козни против "Бедного гусара", и замолвленное критиком слово было как нельзя кстати. И когда, уже в перестройку, в ответ на мою статью об одной из его картин в редакцию поступило гневное письмо режиссера. Всякое было. И всегда Рязанов был собой — трудоголиком и бойцом, готовым к труду и обороне.
А недавно мы встретились в Германии, где памятливые немцы устроили сюрприз-шоу в связи с 40-летием берлинской премьеры "Карнавальной ночи". Премьера состоялась еще до постройки Стены, и вторжение русских комедиографов и джазменов в ГДР восприняли как "ветер свободы". Эльдар Александрович, неожиданно попав на юбилейную церемонию, помолодел, словно перемещение из Москвы в Потсдам было перемещением во времени. А когда в зале погас свет и Гурченко с помощью добросовестных мастеров студии ДЕФА бойко заговорила по-немецки, возник эффект почти волшебный: заигранная песенка про пять минут прозвучала как сиюминутная импровизация.
АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ