Только профессиональная необходимость снова складывать слова в строчки, на этот раз — в строчки некролога близкому другу и коллеге, сбивает болезненный ритм этих вопросов в никуда: "Почему? Как же так?!" На самом деле — нипочему. Ночь. Столица. Авария на Кутузовском.
Не стало человека, которого мы знали, которого мы любили... Большинство — по "Коммерсанту" (Андрей был первым заведующим отдела политики), другие — по журналу "Век ХХ и мир", по "Общей газете", по неизменно блестящим выступлениям на политических семинарах. Старые друзья — по диссидентскому прошлому. Ведь Андрей был известным человеком в Москве: он был в тюрьме, в Чечне, в Кремле — в общем, везде, где делаются события, где бывают журналисты.
Банальность, но Андрей любил жизнь и умирать не собирался. Он многое успел, вернее, абсолютно всего не успел. Между прочим, готовился сменить машину — на более мощную; только что вернулся из Америки и хотел работать, как в Америке, с компьютером, с модемом, с "Интернетом". Был романтиком и хотел возродить клуб "Перестройка". Без него это будет не то.
Андрей был одним из немногих, кто понимал, что такое взаимопомощь. Был очень талантлив, но рассеян, как классический профессор,— все время что-нибудь забывал, терял; давал в долг — ему не отдавали. К несчастью, руль ему был противопоказан,— мы это знали. Вряд ли что-то утешит сегодня близких, но одно совершенно ясно: уходя, он оставляет положительный баланс поступков. Время романтиков проходит, но слишком часто их скидывают с дороги... Возможно, это просто расхожая метафора, но давайте подумаем об этом. Давайте будем помнить Андрея Фадина.
СЕРГЕЙ Ъ-МИТРОФАНОВ