"Только теперь, когда в голодных местностях едят людей"

90 лет назад, 19 марта 1922 года, Ленин написал соратникам письмо о том, как, используя охвативший страну голод, создать крайне необходимый для укрепления большевистской диктатуры золотой запас. Обозреватель "Власти" Евгений Жирнов восстановил историю проведения ленинского плана в жизнь.

"Трижды гнусная интеллигенция"

Чем больше масштабы бедствия, тем больше находится желающих нагреть на нем руки. Голод, охвативший советскую Россию в 1921-1922 годах, не стал исключением. Нажиться на страданиях десятков миллионов людей пытались не только мелкие и крупные торговцы и распоряжавшиеся распределением продовольствия чиновники. Снять ответственность с себя и нажить политический капитал на голоде и страхе перед его наступлением пыталось немалое число руководителей страны самого высокого уровня. И это несмотря на то, что причиной голода стала налоговая и реквизиционная политика самого большевистского руководства, которое отбирало у крестьян все выращенное подчистую (см. материал "Взял труп мальчика 7 лет, разрубил топором на мелкие части и сварил" в N3 "Власти" за этот год).

К примеру, нарком здравоохранения РСФСР Николай Александрович Семашко, на котором лежала немалая доля ответственности за то, что в голодных губерниях и уездах возникали и ширились эпидемии, пытался обвинить в этом несознательных врачей. 26 января 1922 года он писал в главной газете страны "Правда":

"Как ни больно, скажем прямо: хуже всего ведет себя медперсонал, и в особенности врачи... Сейчас в голодающих губерниях медперсонал, и прежде всего врачи, уже свалились от усталости, там смертность среди медперсонала втрое и вчетверо выше, чем среди остального населения. Призыв Наркомздрава о помощи медперсоналу голодающих губерний услышали даже белогвардейские врачи за границей, но остались глухи российские коллеги, хвастающиеся традициями профессиональной солидарности: нам известны случаи посылки не больше десятка врачей в порядке добровольной профессиональной мобилизации в голодающие губернии. Петроград и Москва, города, пересыщенные врачами, куда мы должны были послать "вышибательные комиссии", чтобы как-нибудь выдрать врачей для обездоленных губерний, города, где с особенным пафосом любят говорить о "врачебной этике" и врачебной солидарности, не дали еще ни одного отряда для помощи умирающим от чрезмерной работы собратьям!"

Истина, правда, заключалась в том, что при почти полном отсутствии медикаментов любые врачи были бессильны против эпидемий. Но Семашко уже не первый год никак не удавалось взять под контроль врачебное сообщество, остававшееся в большинстве своем враждебным советской власти. А потому он пытался использовать ситуацию в стране для оказания морального давления на оппонентов.

Еще дальше пошел глава высшей законодательной власти Украины, Всеукраинского центрального исполнительного комитета, Григорий Иванович Петровский. В его статье, опубликованной 1 февраля 1922 года в "Правде", в наступлении голода обвинялись противники в недавней войне и те, кто так и не принял советскую власть:

"Украина подверглась такому неслыханному разорению, что говорить о прежней тучности и красоте южных губерний не приходится. Нужно только вспомнить, сколько было погромщиков на Украине:1) немцы, 2) австрийцы, 3) румыны, 4) поляки, 5) деникинцы, 6) врангелевцы, 7) махновцы, 8) бесчисленное множество петлюровских банд. У нас есть проклятое кулачество, трижды гнусная интеллигенция. Все они помогали разорять страну, ту страну, которая вывозила около полумиллиарда пудов хлеба, а теперь имеет валовой доход меньше этого количества. В этой цифре заключается весь ужас".

Кроме интеллигенции в наступлении голода обвиняли еще и зарубежную буржуазию, которая, как тогда писали, пыталась задушить республику Советов костлявой рукой голода. На фоне той помощи, которую оказывали зарубежные благотворительные организации, это звучало несколько кощунственно. К примеру, Американская администрация помощи (АРА) к 9 февраля 1922 года потратила на помощь голодающим в России $42 млн, или 84 млн золотых рублей,— на тот момент колоссальные средства. А в мае 1922 года только АРА, не считая других иностранных благотворительных организаций, снабжала продовольствием шесть с лишним миллионов голодающих.

"Всякое злоупотребление деньгами"

Ситуация действительно могла бы быть намного лучше, если бы советское правительство имело возможность свободно получать зарубежные кредиты. Ведь собственных средств не хватало даже на цели, которые считались куда более важными, чем благополучие населения страны,— на всемирную революцию и ее главный орган, Коммунистический интернационал (Коминтерн).

21 июня 1921 года, например, Политбюро ЦК РКП(б) приняло решение о скорейшем свертывании работы проходившего в Москве III Конгресса Коминтерна, поскольку иссякли средства, отпущенные для обслуживания его многочисленных делегатов.

Вскоре, в августе, возник вопрос о создании комиссии по распределению ограниченных средств между зарубежными компартиями. А 9 сентября 1921 года Владимир Ильич Ленин подготовил проект секретного письма ЦК РКП(б), в котором говорилось о строгом контроле за средствами, выделяемыми Коминтерну и его исполнительному комитету (ИККИ):

"ЦК заявляет, что признает величайшим преступлением, за которое будет безоговорочно исключать из партии (не говоря об уголовном преследовании и об ошельмовании в прессе при малейшей к тому возможности),

— не только всякое злоупотребление полученными от Коммунистического Интернационала деньгами (в смысле поддержки направления, желающего отличиться "левизной" или "революционностью"; в смысле обеспечения себе или другим лучших, чем средние для партработников, условий жизни и т. п.);

— но и малейшее сокрытие от ЦК подробностей насчет расходования этих денег, понимая под сокрытием всякое прямое или косвенное уклонение от аккуратнейшей и безусловно правдивой информации ЦК насчет каждой копейки расходуемых за границей и получаемых от Коммунистического Интернационала денег".

В начале следующего, 1922 года возникли сложности при утверждении годовой сметы Коминтерна, которую никак не удавалось согласовать все из-за того же отсутствия средств. В ходе работы даже решили сократить аппарат ИККИ, и в итоге на продвижение мировой революции было выделено гораздо меньше того, что запрашивали руководители Коминтерна,— 2,5 млн золотых рублей.

Из-за отсутствия золота и валюты не менее суровому сокращению подверглась и смета карающего меча партии — ГПУ. Для его зарубежных операций чекисты запросили 400 тыс. рублей золотом. Но Совнарком на заседании 6 марта 1922 года решил дать только сравнительно небольшой аванс:

"Отпустить по смете Народного Комиссариата Внутренних дел на 1922 г. в виде аванса 10 000 рублей золотом на расходы иностранного отдела Главного Политического Управления, обязав последнее в недельный срок представить отчет о расходах своих в золоте и валюте за 1921 г.".

Мало того, как свидетельствовали документы, из-за финансовых проблем большевистским руководителям пришлось несколько урезать расходы даже на собственное содержание и обслуживание. К примеру, 22 февраля 1922 года Политбюро утвердило несколько решений Комиссии по расходованию золотого фонда. Одним из них для зубоврачебной лаборатории, где обслуживались руководящие работники, вместо 2,5 фунта, или 1 кг, золота для коронок и прочих нужд выделили только полфунта, или 200 г. Комиссия отклонила ходатайство автобазы Совнаркома об отпуске 115 834 золотых рублей на покупку восьми представительских автомобилей и запасных частей к ним. Однако, чтобы руководители страны не остались без средств передвижения, тут же выделила 1 фунт платины и 3 фунта серебра, необходимые для ремонта автомобилей Всероссийского центрального исполнительного комитета (ВЦИК).

"Национальный доход должен возрасти в 9 раз"

Ничего другого ожидать и не приходилось. Ведь главного экспортного товара, зерна, остро недоставало. А рассчитывать на зарубежные кредиты после того, как большевики отказались платить по дореволюционным долгам и конфисковали собственность иностранных компаний и частных лиц, естественно, не приходилось.

Ситуация казалась неразрешимой. Большевики не считали себя ответственными за долги канувших в Лету правительств. А иностранные финансисты и предприниматели не собирались мириться с огромными потерями. Однако в конце 1921-го — начале 1922 года зарубежные кредиторы все же предложили крайне тяжелые и неприятные для России условия реструктуризации долгов, которые предлагалось обсудить на конференции в Генуе, открывавшейся 10 апреля 1922 года. Член ИККИ Карл Радек писал:

"Конференция была посвящена экономическому возрождению Европы. Она взялась за кусок этого вопроса, за вопрос хозяйственного сближения Советской России, за вопрос о хозяйственном возрождении громадной страны, которая перед войной поглощала с каждым годом все больше товаров и которая являлась все растущим источником сырья. Союзники явились на конференцию с так называемым предварительным отчетом экспертов, которые собрались в конце марта в Лондоне для разработки предложений, долженствующих способствовать компромиссу между Советской Россией и капиталистическими державами... Экономическое возрождение России должно было начаться с признания долгов, возмещений за все причиненные иностранному капиталу революцией убытки".

Согласно западным предложениям, выплаты должны были начаться с 1927 года. Но советская делегация резко возражала против суммы долга и порядка выплат. В ее меморандуме говорилось:

"Согласно подсчетам, делавшимся в иностранной экономической печати, сумма долгов... должна равняться приблизительно 18,5 миллиардов золотых рублей. За вычетом военных долгов получается сумма довоенных долгов и частных претензий с процентами по 1-е декабря 1921 года в цифре около 11 миллиардов, а с процентами по 1-е ноября 1927 года около 13 миллиардов. Если допустить на минуту, что Советское правительство согласилось бы платить по этим долгам полностью и в положенный срок, то первый взнос с процентами и с погашением 1/25 долга потребовал бы суммы около 1,2 миллиарда. Царское правительство с огромным напряжением платежных сил населения в состоянии было на основе довоенной продукции в хозяйстве и довоенных размеров внешней торговли, имевшей превышение вывоза над ввозом, в последние 5 лет перед войной в среднем 366 миллионов в год выплачивать процентов и погашения около 400 миллионов рублей в год. Чтобы иметь возможность выплачивать указанную сумму в 1,2 миллиарда в год, Россия должна не только достигнуть довоенной продукции к 1927 году, но и превысить таковую в 3 раза. Так как ежегодный чистый национальный доход России равнялся перед войной 101 руб. на душу населения, а в настоящее время составляет около 30 рублей на душу, т. е. уменьшился более чем в 3 раза, то... за 5 лет наш национальный доход должен возрасти в 9 раз. Насколько неосуществимо это предположение, видно из того, что национальный доход Англии, Франции, Германии и России на душу населения с 1894 по 1913 год возрос в среднем на 60%, или увеличивался на 3% ежегодно".

Среди большевистских руководителей существовали различные мнения по поводу этих предложений. Те, кто считал продолжение переговоров необходимым, сходились во мнении, что надо торговаться о сумме долга и уменьшать ежегодные выплаты. Но кто бы и что ни предлагал, в любом случае требовались деньги на выплату первых компенсаций. А их не было.

"Вызвал на помощь 2 грузовика с пулеметчиками"

К тому времени по стране уже прокатилось несколько волн конфискаций ценностей, и устраивать новую кампанию по изъятию индивидуальных золотых запасов советских граждан не имело никакого смысла. Ценности оставались лишь у религиозных организаций, тронуть которые всерьез большевики во избежание конфликтов с населением прежде опасались.

В том, что изъятие богослужебных предметов и ценного убранства из храмов самой крупной конфессии, Русской православной церкви, пройдет успешно, пусть и с некоторым сопротивлением, член Политбюро и нарком по военным и морским делам Лев Давидович Троцкий не сомневался:

"Октябрьская Революция,— писал он членам Политбюро,— докатилась до церкви только теперь. Причины: идейная слабость церкви и ее сервилизм... При переходе к советской власти отделение церкви от государства помогло бесхребетной церковной иерархии приспособляться и отмалчиваться. Но несомненно, что за время советской власти церковная иерархия, чувствуя себя "гонимой" (потому что непривилегированной), готовилась и готовится воспользоваться благоприятным моментом. Вокруг нее определенные контрреволюционные кадры и политическое влияние через посредство религиозного влияния".

Троцкий не учел только одного. Для многих православных людей в России церковь после революции оставалась островком прежней жизни, напоминавшим о счастливых дореволюционных временах. И в храмы потянулись даже те, кто не заглядывал в них в прежнюю эпоху. Именно поэтому с самого начала претворение в жизнь декретов ВЦИКа, объявлявших об изъятии церковных ценностей в пользу голодающих, встретило сопротивление верующих.

15 марта 1922 года, например, произошло столкновение войск и защищавших храм людей в городе Шуе. Командующий Московским военным округом Николай Иванович Муралов докладывал Троцкому:

"Вызванная уездвоенкомом тов. Тюленевым полурота 146 стрелкового полка под командой помощника командира роты тов. Зайцева, встретив на пути своем (вокруг собора) 3-х тысячную толпу, остановилась в 40 шагах от последней и после того, когда толпа не исполнила приказания разойтись, рассыпалась в цепь и залегла. Из толпы начались раздаваться крики "переходите на нашу сторону, защищайте храм", затем забросали в солдат камнями, палками и надвигались на полуроту. Тов. Зайцев, желая напугать толпу (она состояла главным образом из женщин, детей, а среди нее суетились, бегая и крича, несколько мужчин), приказал стрелять в воздух. Толпа побежала быстро на солдат, забивая их камнями и кольями. Из толпы в момент приближения вплотную к солдатам, раздалось несколько револьверных выстрелов. Толпа смяла солдат. Тогда Уездвоенком вызвал на помощь 2 грузовика с пулеметчиками, которые обстреляли колокольню собора, откуда раздавался все время перезвон. После обстрела колокольни трезвон прекратился, толпа стала расходиться. В этот момент пулеметчики заметили человека, засевшего за водопроводным столбиком с винтовкой в руках, целившегося в шофера грузовика. Пулеметчики выстрелили и убили наповал этого человека. Фамилия убитого неизвестна. Винтовка принадлежала тяжело избитому, потерявшему сознание от побоев отделенному командиру тов. Алабьеву".

Иваново-Вознесенский губком сообщал, что в результате инцидента 5 человек убиты и 15 ранены. В итоге изъятие ценностей временно приостановили. Но Ленин не согласился с этой мерой. 19 марта 1922 года он писал членам Политбюро:

"По поводу происшествия в Шуе, которое уже поставлено на обсуждение Политбюро, мне кажется, необходимо принять сейчас же твердое решение в связи с общим планом борьбы в данном направлении. Так как я сомневаюсь, чтобы мне удалось лично присутствовать на заседании Политбюро 20 марта, то поэтому изложу свои соображения письменно... Совершенно ясно, что черносотенное духовенство во главе со своим вождем совершенно обдуманно проводит план дать нам решающее сражение именно в данный момент. Очевидно, что на секретных совещаниях влиятельнейшей группы черносотенного духовенства этот план обдуман и принят достаточно твердо. События в Шуе лишь одно из проявлений и применений этого общего плана".

"Взять во что бы то ни стало"

Ленин изложил в своем письме план действий, который приведет к полному успеху мероприятия:

"Я думаю, что здесь наш противник делает громадную стратегическую ошибку, пытаясь втянуть нас в решительную борьбу тогда, когда она для него особенно безнадежна и особенно невыгодна. Наоборот, для нас именно данный момент представляет из себя не только исключительно благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем 99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля наголову и обеспечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий. Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи, трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь подавлением какого угодно сопротивления. Именно теперь и только теперь громадное большинство крестьянской массы будет либо за нас, либо во всяком случае будет не в состоянии поддержать сколько-нибудь решительно ту горстку черносотенного духовенства и реакционного городского мещанства, которые могут и хотят испытать политику насильственного сопротивления советскому декрету".

Вождь мирового пролетариата подчеркивал, что изъятие церковных ценностей имеет важнейшее значение:

"Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (надо вспомнить гигантские богатства некоторых монастырей и лавр). Без этого фонда никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство в частности и никакое отстаивание своей позиции, в Генуе в особенности, совершенно немыслимы. Взять в свои руки этот фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (а может быть, и в несколько миллиардов) мы должны во что бы то ни стало. А сделать это с успехом можно только теперь. Все соображения указывают на то, что позже сделать нам этого не удастся, ибо никакой иной момент, кроме отчаянного голода, не даст нам такого настроения широких крестьянских масс, который бы либо обеспечивал нам сочувствие этой массы, либо по крайней мере обеспечил бы нам нейтрализирование этих масс в том смысле, что победа в борьбе с изъятием ценностей останется безусловно и полностью на нашей стороне".

Ленин настаивал на быстрейшем проведении акции:

"Один умный писатель по государственным вопросам справедливо сказал, что если необходимо для осуществления известной политической цели пойти на ряд жестокостей, то надо осуществлять их самым энергичным образом и в самый краткий срок, ибо длительного применения жестокостей народные массы не вынесут. Это соображение в особенности еще подкрепляется тем, что по международному положению России для нас, по всей вероятности, после Генуи окажется или может оказаться, что жестокие меры против реакционного духовенства будут политически нерациональны, может быть, даже чересчур опасны. Сейчас победа над реакционным духовенством обеспечена нам полностью. Кроме того, главной части наших заграничных противников среди русских эмигрантов за границей, т. е. эсэрам и милюковцам, борьба против нас будет затруднена, если мы именно в данный момент, именно в связи с голодом проведем с максимальной быстротой и беспощадностью подавление реакционного духовенства. Поэтому я прихожу к безусловному выводу, что мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий".

Ответственным за проведение изъятий Ленин предложил назначить Троцкого и председателя ВЦИКа Михаила Ивановича Калинина, которым поручил создать специальную комиссию:

"Назначить... специальную комиссию при обязательном участии т. Троцкого и т. Калинина без всякой публикации об этой комиссии с тем, чтобы подчинение ей всех операций было обеспечено и проводилось не от имени комиссии, а в общесоветском и общепартийном порядке. Назначить особо ответственных наилучших работников для проведения этой меры в наиболее богатых лаврах, монастырях и церквах".

Кроме того, Ленин, настаивая на особой секретности дела, специально подчеркивал, что снимать копии с его письма ни в коем случае нельзя. Вот только народ, как оказалось, обмануть не удалось. В Госинфсводке ГПУ за 27 марта 1922 года о положении в Вятской губернии говорилось:

"Отношение крестьян к изъятию церковных ценностей отрицательное. Распространяются слухи о том, что ценности пойдут на уплату царских долгов".

"Провести фактически и очень демонстративно"

Троцкий всеми силами пытался скрыть, что ценности изымаются отнюдь не для голодающих. 23 марта 1922 года он в числе прочего предложил членам Политбюро:

"Ассигновать немедленно миллион рублей в счет изъятых церковных ценностей для получения хлеба для голодающих. Широко оповестить об этом как о первом ассигновании".

Соответствующее решение члены Политбюро приняли, но исполнять его не торопились. 30 марта Троцкий вновь напомнил о нем Калинину:

"Решено было отпустить миллион золотых рублей на голодающих в счет будущей реализации уже собранных церковных ценностей и распространить об этом как можно шире. Между тем это не выполнено почему-то до сих пор. Считаю, что эту меру нужно провести фактически и очень демонстративно. Следовало бы даже послать на Волгу один-два поезда с хлебом, купленным на ассигнованный миллион рублей".

В конце концов, судя по некоторым данным, требуемый Троцким миллион на продовольствие потратили. Но, как утверждают исследователи, тем дело и ограничилось. Для всех остальных средств, полученных от изъятия и реализации церковных ценностей, нашлось другое применение. К примеру, партийное руководство пересмотрело бюджет Коминтерна и вместо 2 500 000 золотых рублей выделило 2 950 600.

Тем временем процесс изъятия шел своим чередом. Под влиянием агитации и запугивания голодом сопротивление изъятию ценностей уменьшалось. Но Троцкий считал, что местные товарищи действуют слишком медленно и добывают слишком мало ценностей. Он настаивал на том, чтобы у католиков и иудеев ценные предметы отбирались с той же настойчивостью, что и у православных. Кроме того, он настаивал на суровых допросах иерархов Русской православной церкви. 25 апреля 1922 года Троцкий писал заместителю председателя ГПУ Иосифу Станиславовичу Уншлихту, входившему в специальную комиссию по изъятию ценностей:

"Из всех обстоятельств дела вытекает, что главные церковные ценности уплыли за годы революции. Осталось только громоздкое серебро. Вся эта операция не могла быть совершена в розницу, по инициативе отдельных представителей церковников. Совершенно очевидно, что тут работала влиятельная организация, более или менее совпадающая с верхушкой церковной иерархии. Я думаю, что дело нужно поставить именно таким образом. Нужно официально допросить главных руководителей церкви относительно того, какие ценности (золото, драгоценные камни) имелись в церкви до революции. Какие велись описи этим ценностям? Где эти описи находятся? И по установлении несоответствия между описями и наличностью в 2-3 наиболее важных случаях предъявить ответственным руководителям прямое обвинение в организации вывоза церковных ценностей за границу".

Полностью выполнить план Ленина и быстро собрать ценности на сотни миллионов не удавалось и еще по одной причине. Направленные для изъятия ценностей товарищи не понимали, что имеют дело с ценнейшими образцами древнего искусства. Руководитель Главмузея и жена Троцкого Наталья Ивановна писала в бюро Центральной комиссии по изъятию церковных ценностей:

"Главмузей считает своим долгом обратить внимание на совершенно ненормальное положение дела с изъятием церковных ценностей, имеющих музейное значение, попадающих в местные Финотделы и вслед за тем в Гохран в разрушенном или испорченном виде... В Кирилло-Белозерском монастыре изъяты и вывезены в Уфинотдел все музейные вещи, среди которых имеются уники и редчайшие произведения 15-17 веков, и таким образом Главмузей потерял их из вида. В Боровском монастыре, где с 1920 г. организован в специальном здании гражданской архитектуры (не в храме) Музей древнерусского искусства... было произведено вторичное изъятие с целым рядом ужасающих вандализмов. Кроме того, были изъяты и вывезены в Уфинотдел вещи из Музея и среди них рукописное с миниатюрами Евангелие 1533 г. в окладе того же времени, неоднократно описанное в специальных трудах. То же повторилось и в Москве, Петрограде, Костроме, Смоленске, Нижнем Новгороде, Калуге, Рязани, Казани и Ярославле. Само собой разумеется, что изъятие церковных ценностей никоим образом не должно касаться музеев. Если бы когда-нибудь жизненные интересы государства привели к неизбежности пожертвовать частью и музейных ценностей, то, получив соответствующее предложение, Главмузей во всяком случае смог бы ликвидировать эти ценности с неизмеримо большей пользой ко благу трудящихся РСФСР, с сохранением наиболее нужных предметов для музеев и, главное, с той степенью бережливости и внимания, к которым обязывает высокая историко-художественная ценность означенных предметов. В качестве примера того отношения к ним, которое не должно бы, казалось, иметь место, можно привести следующие случаи, являющиеся, к сожалению, скорее типичными, нежели исключительными: при изъятии ценностей из Боровского монастыря и организованного при нем музея снятые с икон ризы 17 века и скульптурно-чеканные украшения раки годуновского времени — единственный уцелевший до нас памятник этого века — были переломаны и набиты в хаотическом беспорядке в мешки, в которых их и перевезли в Боровский финотдел. Совершенно очевидно, что не только художественная, но и чисто материальная ценность всех этих предметов пострадала в чрезвычайной степени, ибо, если серебро в ломе даст сотни рублей, то ценность неразрушенных памятников превышает десятки тысяч рублей".

Собранные ценности, как писала Троцкая, очень велики. И так оно в действительности и было. А главное, на помощь голодающим эти ценности не тратились. Пока иностранные благотворители не поняли, что их элементарно обманывают, они продолжали кормить миллионы голодающих. Зерно для посевов в пострадавших районах привозили из Сибири. Да и без признания царских долгов и без выплат бывшим иностранным собственникам тоже удалось обойтись. 16 апреля 1922 года во время Генуэзской конференции РСФСР удалось заключить договор с Германией о взаимном отказе от претензий и, таким образом, прорваться к кредитам. А что еще важнее, к возможности заказывать современную военную технику, в которой крайне нуждалось большевистское руководство для защиты своей власти.

16 октября 1922 года Политбюро приняло решение о выделении 35 млн золотых рублей "на поднятие нашей авиации". Естественно, на эти деньги можно было накормить огромное количество голодающих, и общее число погибших от голода в 1921-1922 годах оказалось бы меньше 5 млн человек. Вот только подобное мероприятие не входило в число целей ленинского плана изъятия церковных ценностей. Его история показала, что использование народных страхов в политических целях, конечно, аморально. Зато крайне эффективно.