Специальный корреспондент ИД "Коммерсантъ" АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ прилетел в Иркутск, когда "черные ящики" упавшего "Руслана (см.стр.1) готовились к отправке в Москву.
Я уже видел все это. Однажды во сне я видел, как чудовищных размеров самолет тяжело оторвался от земли, медленно и тяжко стал набирать высоту и вдруг, застыв на мгновение, задумчиво пошел обратно к земле, прямо на меня. Я онемел, хотел убежать, но не мог, и только приседал, падал на колени, закрыв голову руками, и плакал.
Он так и не накрыл меня, этот самолет, потому что в последнее мгновение я все-таки в ужасе заорал и проснулся.
В Иркутске я как будто досмотрел тот сон до конца. Этот хвост на пятиэтажном кирпичном доме. Мертвый монстр из "Парка юрского периода". Могучий ублюдок.
Возле монстра копошились бульдозеры, экскаваторы, краны. Они растаскивали его чрево на куски, давили его гусеницами, пытались сдвинуть с места, развернуть, и казалось, что в любую секунду чудовище очнется на мгновение и махнет напоследок этим своим хвостом,— и будет ясно, кто тут хозяин жизни и смерти.
Я видел этот самолет во сне, и я не мог поверить, что вижу его наяву. В уютном дворике областного города Иркутска лежали останки самолета Ан-124 "Руслан", одного из самых больших самолетов в мире. А рядом со мной стояла маленькая девочка и под рев спасательной техники рассказывала мне все тот же сон.
— Я шла за двумя тетеньками, мы зашли в наш двор, я услышала, как что-то гудит, посмотрела наверх и увидела, что прямо на нас падает очень большой самолет. Я громко закричала и побежала от него. Я успела забежать за дом и присела, закрыла голову руками. А тетеньки так и остались стоять. Потом все взорвалось, загорелось, пошел страшный черный дым, мне обожгло руку и я опять побежала.
Все они слышали и видели это — удар, грохот, пламя, черный дым.
— У меня муж — пожарный, и сын тоже пожарный, и племянник. Вся семья,— говорила женщина возле 45-го дома по улице Гражданской.— Мы услышали то же, что и все, я испугалась, все загорелось, а муж кинулся в ванную, вынес мокрое полотенце, завернул меня в него и вытолкнул на лестницу. Хоть мы и живем на четвертом этаже, а выскочили из дома первыми. Остальных уже вытаскивали из окон, и сын мой тоже вытаскивал. А потом дом начали поливать. Племянник был в пожарной бригаде, он никому не давал поливать наши окна, а сам старался не направлять струю на стекла: чтобы они уцелели. И теперь у нас единственные целые окна во всем доме.
Так и сохранила свое добро Светлана Викторовна Варутнина, так и сама уцелела. И говорит мне теперь:
— А ты, сынок, если ребенок твой будет говорить, что, когда вырастет, станет пожарным, не смейся над ним, а кивай головой-то. Я вот кивала — и стою теперь перед тобой живая-здоровая.
— Раскапывают там завал, на углу дома? — озабоченно спрашивает она и тут же начинает всхлипывать.— Тетка моя на первом этаже жила. А с ней внук и девушка его — учиться сюда приехали, поступили и жили с теткой, рады были до смерти, что есть где. Тетке года семьдесят четыре, а молодым по восемнадцать. В их квартиру он прямо носом и въехал.
— Может, не было их дома в это время? — мне бы хоть что-нибудь сказать.
— Тогда они бы уже давно нашлись, записались в штабе. Там они были, в квартире.
А в соседнем доме, на котором теперь лежит хвост "Руслана", гуляла свадьба. Суббота же была, в субботу люди женятся.
Молодые веселились, потом сели в машины и уехали кататься. А накатавшись, вернулись. И увидели у себя во дворе незнакомый самолет. И двор уже тоже был незнакомым.
Сын замдиректора авиазавода Чичикова никак не мог завести машину. Ну не заводилась. Старший Чичиков даже на балкон вышел посмотреть, что там такое. И увидел, как на машину, в которой сидит его сын, падает Ан-124. Чичиков сразу узнал этот самолет. Они на заводе долго готовили его к отправке во Вьетнам. В брюхе "Руслана" лежали два новеньких истребителя Су-27. Их охотно покупали, авиазавод благодаря этому в последние год-полтора ожил, людям стали платить нормальную, по полтора-два миллиона, зарплату, акции авиазавода с февраля этого года взяли да и выросли в 27 раз, рабочие на заводе начали поднимать головы.
И вот теперь "Руслан" с "сушками" падал прямо в его двор, прямо на машину, где сидел его сын. Чичиков зажмурился, услышал грохот. Когда открыл глаза, кругом уже было пламя. Чичиков знал, что это растекся и загорелся керосин из "Руслана". К их дому привалился хвост чудовища. Чичиков посмотрел вниз и увидел, что машина цела.
Все горело. Из машины, которая почему-то не взрывалась, выскочил сын, бросился бежать и загорелся. Потом ему каким-то чудом удалось себя потушить. Все вместе заняло несколько секунд.
Десятилетнему сыну Сергея Никуленко надоело сидеть дома с сестрой. Он пошел погулять во двор.
Послонялся по двору, делать было совсем нечего, все друзья сидели по домам, потому что было холодно и родители запрещали им выходить в такой мороз. А ему никто не запрещал, потому что родители уехали куда-то в город, а четырнадцатилетняя сестра была ему не указ. Он пошел за угол купить стакан поп-корна. И только купил, как увидел этот самолет. Он очень хорошо запомнил пламя у левого крыла. Потом грохот, взрывной волной вышибло из рук поп-корн.
Сестра Лена в это время была дома. После взрыва она сразу подумала о Чипе и Лорке — их рыжем коте и эрделе. Позвала их, никто не ответил. Она выглянула в окно. Двор горел. Она совсем испугалась и осталась сидеть в квартире. Ее вытащили пожарные. Она не пострадала.
Их отца Сергея Никуленко долго не пускали домой, почти сутки. Он уже знал, что с его детьми все в порядке и что пропали Чип и Лора. Всю ночь он ходил вокруг оцепления и звал их, но они не откликались.
Я встретился в ним, когда сосед Сергея, замдиректора объединения Чичиков, похлопотал за него, и где-то в половине третьего дня нас с Сергеем пустили в его подъезд.
В это время все уже знали, что по дому ходят мародеры. Они забирались в пустые квартиры через крышу соседнего строящегося дома, обшаривали их, выносили деньги, драгоценности, уцелевшую видеотехнику, музыкальные центры — все, что попадало под руку.
На Мира, 120 жили не бедные люди. Дом считался элитным, это была первая часть комплекса МЖК, строили его из красного кирпича, для себя, на совесть. Может, поэтому он и устоял, принял на себя хвост и устоял. А любой другой рассыпался бы как карточный домик, особенно те две пятиэтажки, на которые "Руслан" сначала то ли падал, то ли планировал. Не очень понятно пока, почему это потом вдруг дал резкий крен влево и зацепил Гражданскую, 45 и Мира, 120.
Мы подошли к квартире. Удивительное дело. Пожалуй, что ничего и не пострадало. Кухня, большая комната, спальня... Все вещи на месте.
— В ту субботу мы возвращались домой, жена все переживала, что не выключила стиральную машину. Я говорю, что ты нервничаешь, это же автомат, она сама и включится, и выключится. Тут нас начали обгонять военные и пожарные машины. Жена совсем расстроилась, точно, говорит, это я не выключила — и дом загорелся. Тут военные стали стрелять, я думаю, холостыми — хотя черт его знает,— чтобы мы освобождали им дорогу. И точно, подъехали — наш дом! Уже когда из машины вышли и подошли к дому, я понял, что произошло самое страшное в моей жизни и я не знаю, где мои дети.
Теперь Сергей осторожно ходил по квартире, щупал вещи руками. Все было цело.
— Чип,— на всякий случай, без надежды позвал кота.
Из-под кровати выскочил ошалевший рыжий клубок и бросился в ноги хозяину.
— Лора! --закричал Сергей.
Лоры в квартире не было.
И тут в квартире раздался телефонный звонок.
Гром среди ясного неба. Невозможность. Чушь собачья. Сергей с недоумением смотрел на телефонную трубку. Потом взял ее.
— Здравствуйте. А ее нет. Вы что, не слышали? Как что?! На нас самолет упал, извините.
Он повесил трубку.
— Ты представляешь! У нас еще племянница сейчас живет, ей какой-то парень звонит, он даже не знает ни о чем, гулять ее зовет. Так у нас что, телефон работает?
Тут вся квартира запищала. Включились видеомагнитофон, телевизор, холодильник. Сергей подошел к холодильнику и где-то даже с завистью сказал:
— Ты смотри, минус девять удерживал целые сутки, едрена вошь! Германия, понимаешь, в чем дело? Пойду я за женой схожу, обрадую ее. И телефон работает!
Мы вышли из квартиры. У соседнего дома, на Гражданской, 45, люди грузили в машины какие-то мокрые закопченные узлы, шкафы без дверей, столы со сломанными ножками. Но это были их вещи, те, что они вытащили из своего дома.
Я подошел к одному из них. Звали его Вадим. Он чудом выбрался из горящего дома сам и вытащил двух своих детей.
— Спасло то, что я обычно входную дверь на замок не запираю, даже на ночь. Говорят: криминал, криминал, а только у нас в доме мало кто дверь закрывал. Если бы была закрыта, ее бы заклинило и я не вынес бы детей. А больше всего страха было, когда дверь в детскую открывал. А что, думаю, если сейчас открою, а там пламя с другой стороны прорвалось и жрет все подряд? Но обошлось. Когда спускались, я видел, как горели люди, мои соседи. Очень сильно обгорел дядя Миша, но ведь выбрался, черт возьми!
Старенький дядя Миша смог выйти из пылающего дома и без всяких человеческих сил свалился на снег. На лице и на руках сгорела почти вся кожа. Но дядя Миша был жив.
А "скорая" никак не ехала. Прошло уже полчаса после взрыва, а ее все не было. Вадим побежал на перекресток, увидел черную "Волгу" с заводскими номерами, бросился ей наперерез. Машина остановилась. На переднем сиденье рядом с водителем сидел какой-то заводской начальник.
— Там дядя Миша обгорел! — закричал Вадим.— Его в больницу везти надо!
— Вы извините, товарищ,— сказал ему человек в машине,— вы знаете, что упал самолет?
— Что? — от неожиданности переспросил Вадим.
— Да, на Иркутск упал самолет, и мне надо срочно ехать в центр города решать эту проблему.
— Ты что? — опять спросил Вадим.
Начальник быстро закрыл окошко, машина уехала. Теперь Вадим не может простить себе, что не запомнил номера. Ему даже все время кажется, что он вот-вот вспомнит, но все не получается. Когда Вадим вернулся, приехала "скорая", дядю Мишу забрали, и Вадим не знает, жив он или нет.
Вадим с перекошенным от ярости лицом рассказал мне все это и уехал с грузовиком, набитым добром, которое ему удалось вынести из сгоревшей и затопленной потом, когда тушили пожар, квартиры.
Я вспомнил, что оставил в 68-й квартире на Мира, 120 блокнот. Снова поднялся на второй этаж.
Меня встретил собачий лай из-за закрытой двери. Дверь открылась. На меня очень внимательно смотрел симпатичный эрдель.
— Лорка нашлась! — растерянно улыбался хозяин.— Сама прибежала. Подбежала к подъезду, спасатели ее поманили, она кинулась от них, я им закричал, чтобы не двигались и молчали, и сам позвал. Она ко мне и прибежала.
— А серой кошки вы не видели? — спросила нас какая-то женщина.— Мы ее в тот день привели к Чипу, чтобы Чип ее полюбил, уж очень он видный кот. И вот нет нигде. Пойду по другим квартирам поищу.
— Ася, Ася! — поднялась она на один этаж и стала звать свою серую кошку.
На следующий день днем я встретил ее на улице. Она увидела меня, обрадовалась и сама подошла.
— Нашли Асю! За холодильником сидела, прямо там, в квартире у Никуленко. Счастье у нас!
Я давно заметил четырех женщин, которые уже несколько часов неподвижно стояли в зоне оцепления, на углу 45-го дома, среди спасателей, там, где они разбирали самый страшный завал. Я подошел к ним.
— Это наша сестра,— тихо сказала мне одна из женщин и кивнула на другую, рядом.— Она на четвертом этаже жила, где черные балки торчат, это ее квартира. Она за полчаса до этого на дачу поехала, а муж дома остался. Видишь, она все время плачет. Говорит, что он как будто чувствовал, буквально вытолкал ее на эту дачу.
— А они,— так же тихо и незаметно кивнула другая на спасателей,— никак завал этот не разберут. Нет, работают-то хорошо, чего тут говорить. Просто завал большой. А надо бы найти и похоронить по-человечески. И еще беременную женщину с третьего этажа не откопали, ребеночку три месяца было. И мальчик на первом этаже остался. Где же они все?
Их так и не нашли. Ни вечером, ни ночью. Вечером следующего дня эмчеэсовцы завершили поисково-спасательные работы и уехали. На месте дома 45 по Гражданской улице осталась братская могила.
Что же произошло с бортом 82005? Из-за чего жизнь в этом дворе стала смертью?
Их всего летает около 50, этих "Русланов". Это очень прибыльные машины, их охотно используют во всем мире. Правда, те, кто эксплуатирует АН-124, всегда жалуются на двигатели. Двигатели делают в Запорожье, они очень мощные, дают 23 тонны тяги и, может быть, часто ломаются еще и потому, что ни у изготовителей, ни у эксплуатантов нет опыта использования таких мощных движков. Последние годы есть идея закупить хорошие английские движки такого типа, но нет денег.
"Русланы" падают.
16 октября 1992 года Ан-124 КБ им. Антонова упал во время испытательного полета под Киевом. Погибли восемь человек экипажа.
15 ноября 1993 года "Руслан", принадлежавший АО "Авиастар", упал в горах Ирана. Весь экипаж погиб.
8 октября 1996 года при повторном заходе на посадку Ан-124, принадлежащий "Аэрофлоту", задел постройки в аэропорту Турина. Погибли четверо, ранены 13 человек.
Этот "Руслан" был сдан в эксплуатацию в сентябре 1986 года. 1034 часа налета, 876 посадок. Все в пределах нормы.
Что же случилось?
Министр МЧС России Шойгу на последней пресс-конференции сказал, что работа по установлению причин аварии движется и из восьми версий, которые выдвигались вначале, остались уже только четыре. Министр не стал уточнять какие, сказал, что плохо помнит их все. Но работа идет.
Среди работников авиаобъединения, которое делает "сушки" и которое провожало борт 82005 в его последний путь над Иркутском, популярна единственная версия: два левых двигателя отказали из-за плохого топлива. Некачественный керосин стал причиной аварии. Так ли это? Говорят, довольно странно с самого начала вел себя экипаж: вместо того чтобы в штиль взлетать в сторону Ангары, борт взял курс на город, хотя это обычно делают только в ветреную погоду. Впрочем, в этом случае выбор всегда за командиром.
Все московские начальники страшно раздражаются, стоит завести с ними разговор о причинах. В ответ на мою просьбу рассказать, какая версия из четырех представляется ему наиболее предпочтительной, Шойгу сказал, что в личной беседе он сделал бы это с удовольствием, но как официальное лицо не уполномочен. "Не торопитесь,— успокаивает он,— ведь речь идет о человеческих судьбах".
А я вспоминаю иркутскую больницу и рыдающую женщину с обгоревшим лицом, которая вынесла из пылающего дома 45 пятилетнего сына Макара. У него сгорело 50 процентов кожи, он лежит в реанимации и третий день не приходит в сознание. Врачи говорят, что у него есть небольшой шанс, потому что маленький организм Макара борется.
Я вспоминаю все это, и мне хочется торопиться.