Трудно оценить всю глубину неудачи
Торговый комплекс "Охотный ряд" на Манежной площади открывали на 850-летие Москвы Борис Ельцин с Юрием Лужковым. Открыли — и тут же закрыли. По новой комплекс открывали втихую, без всяких объявлений. Две недели назад посетителей пустили в два первых уровня, а на днях в последний — третий. Видимо, сознавая, что получилось не совсем хорошо, власти предпочли не акцентировать внимание на этом событии.
Принято считать, что все беды от Церетели. Возмущение по поводу "Охотного ряда" сконцентрировалось на фигуре малохудожественного медведя в Александровском саду. Но по сравнению с архитектурным решением Церетели — это не страшно. Это — "шерсть", ее можно и сбрить. С архитектурой уже ничего не сделаешь.
Представьте себе станцию метро, разделенную на два этажа. Это и будут пропорции залов "Охотного ряда". Входы вообще имеют характерные очертания подземных переходов, два "атриумных" пространства, прорезающих все подземные уровни, не снимают ощущения давящей тяжести — любой эскалаторный подъем на станции метро производит ощущение большей свободы и открытости, чем эти небольшие отверстия. Они кажутся техническими люками, которые для красоты покрыты синими стеклянными куполами Церетели. Красота не спасает.
Лазарь Каганович специально ставил перед советскими архитекторами задачу преодолеть в метро ощущение "подземности", и задача была выполнена. Юрий Лужков специально такой задачи не ставил, и, видимо, зря. Яма на Манежной кажется гаражом, бомбоубежищем, но не общественным пространством. Среди архитекторов это пространство называется странным словом "сервитутное". Вдумываясь, понимаешь, что это правильно — действительно сервитутное. По рассказам строителей, потолок первого (самого низкого по высоте) этажа начали закрывать белыми гипсолитовыми плитами, и когда Юрий Лужков увидел это, он лично распорядился плиты убрать и вместо них сделать покрытие из анодированного алюминия. Чтобы зеркальным эффектом несколько исправить эффект низкого потолка. Наверное, с плитами было бы еще хуже, но и сейчас ужасно.
Все приземистые пространства украшены дизайном Церетели по программе "археологического разнообразия". Самый нижний уровень — XVII век, далее классицизм, верхний уровень — ХХ век в виде стиля модерн, наверху — космос голубых куполов. По средствам, затраченным на строительство, комплекс "Охотный ряд" — один из самых дорогих в мире, цена приблизилась к $5 тыс. за метр, почти в два раза перекрыв то, что предлагали на тендере западные компании. Тем более поразительно, что благодаря Церетели весь комплекс выглядит дешевкой. Его исторический декор выполнен из пластика, пластмассы и прочих сомнительных материалов. Невысокие способности великого дизайнера всех времен и народов сымитировать исторический стиль хорошо известны. Вольные вариации на темы классики, древнерусских узоров или линий модерна поражают подзабытым привкусом дешевой пошлости эпохи кооперативов. На этом фоне очень дорогие товары в бутиках, обрамляющих общественные пространства, кажутся таким же фальшаком, как и "исторические" интерьеры.
А ведь как славно все начиналось! Был объявлен конкурс на застройку Манежной, его выиграл Борис Улькин. Он придумал подземное пространство, которое позволило бы сохранить площадь, и идея была принята. Но Улькина быстро оттерли от проекта, проектирование принял "Моспроект-2" во главе с Михаилом Посохиным (главный архитектор проекта — Дмитрий Лукаев). Всю культурную программу — театры, музеи и т. д. — сократили, осталась одна торговля. Заглубляться в землю, как предлагал Улькин, не стали, высота этажей сократилась, а один этаж "выпер" на поверхность, уничтожив Манежную площадь. Потом пришли строители и так подвесили все трубы, вентиляцию и т. д., что высота сократилась еще на два метра. Чтобы как-то "замазать" выпирание верхнего этажа, Михаил Посохин пригласил своего тестя Зураба Церетели прикрыть все это дизайном. Появились балюстрады и фонарики, имитирующие провинциальный сталинский Парк культуры. Заодно Церетели отдали и весь интерьер. Результат налицо.
На первый взгляд, проблема в том, что одни архитекторы оттирают других, те приводят своих родственников и в результате возникает грандиозная халтура. Но дело не совсем в этом. Та система проектирования и строительства в Москве, которая сложилась на сегодняшний день, видимо, и не могла произвести на свет ничего иного.
В цивилизованном мире для подобных "больших проектов" существует институт "прожект менеджмента". Специальные управленческие компании, которые устраивают тендеры, экспертизы, согласовывают усилия разнообразных специалистов и т. д. Метод управления — финансовый. От халтуры их удерживает экономический интерес. В советском обществе ту же функцию исполняли проектные институты и государственные строительные компании. Метод управления — орание чиновников друг на друга по нисходящей. От халтуры их удерживала партия и репрессивный аппарат. Москва — единственный из постсоветских городов, где чисто советская система строительства полностью сохранена и даже укреплена. Но ее уже ничего от халтуры не удерживает. В классические советские времена общая планировка комплекса была бы расценена как вредительство, а пластиковый декор — как воровство. За вредительство, конечно, посадили бы не Посохина, который получил бы партийный выговор, а Улькина, который вообще ни при чем, но страшно было бы всем. Сегодня же мы имеем дело с халтурой, которой ничего не страшно.
ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН