"Тираннозавр" (Tyrannosaur) Падди Консидайна, лучший британский дебют прошлого года по версии киноакадемии BAFTA, пытается организовать финальный катарсис и просветление путем нагнетания бессмысленной жестокости, сквозь которую, как росток к свету, пробивается взаимная симпатия между двумя немолодыми людьми. Очередную артхаусную байку о том, что страданиями душа совершенствуется, выслушала ЛИДИЯ МАСЛОВА.
Для актеров такой фильм, как "Тираннозавр", — сущий подарок: шотландец Питер Муллан с наслаждением, как в прорубь после бани, окунается в роль психопата, обиженного на весь мир. За первые несколько минут фильма он успевает многое: бьет ногами в живот свою собаку, задирает подростков в пабе и разгоняет их бильярдным кием, злобно троллит клерка-пакистанца, который в окошечке какой-то конторы выдает ему какие-то деньги, а когда его просят больше в учреждение не приходить, разбивает витрину. После очередного своего подвига, чтобы его не нашли, он заходит в первую попавшуюся дверь, за которой оказывается благотворительный комиссионный магазин с портретом Иисуса в красном углу, и забивается под вешалку с одеждой. Тут между героем и благожелательной хозяйкой магазина (Оливия Колман) происходит показательный в плане общей стилистики и идеологии фильма диалог: "Как ваше имя?" — "Роберт Де Ниро". — "Не хотите ли чашку чая, Роберт?" — "Иди на..." — "Тогда я за вас помолюсь". Во время молитвы с героя как бы неожиданно спадает вся его зверская брутальность, и он тихонько плачет, утирая слезы рукавами чужих рубашек.
После того как и ему самому в темном переулке прилетает в лоб от хулиганов, раненый псих снова приползает к дверям комиссионки и со своей стороны быстро доводит новую знакомую до слез, обкладывая Бога матом и вменяя ей в вину то, что она живет в хорошем районе и не знает горя, а потому такая добрая. Он, однако, жестоко заблуждается: когда дело доходит до описания домашнего быта набожной героини, выясняется, что при таком муже (Эдди Марсан), как у нее, кроме как на милосердие Божие надеяться особо не на что.
Патентованного гуманиста часто можно опознать по тому, что он не может сочинить историю, в которой необязательно убивать какое-нибудь животное для пущего эмоционального воздействия. Режиссер Консидайн, сразу видно, по гуманистической дорожке далеко пойдет: в "Тираннозавре" герой не только убивает двух собак — одну, свою любимую, сгоряча в начале, а другую, соседскую злую, для рифмы в конце, — но и рефлексирует по этому поводу закадровым голосом: "Вот и еще одну маленькую собачку я убил, а ведь я так люблю собак..." Аналогичным образом он бьет себя в грудь, вспоминая об умершей пять лет назад жене, которую он называл в шутку тираннозавром (под влиянием "Парка юрского периода"): женщина была крупная и громко топала, аж ложечка в чашке дрожала. Теперь, в задушевном разговоре с хозяйкой комиссионного, покойный тираннозавр видится, конечно, совсем в других красках: "На самом деле она была полна любви и всепрощения, а я сволочь, обращался с ней, как с собакой".
Режиссерское манипулирование зрительскими эмоциями достигает апогея, когда лучший друг героя умирает от рака, и это становится прекрасным поводом исполнить гимн силе человеческого духа на поминках, где родные и близкие покойного поют приличествующие случаю песни примерно с такими словами: "Мы станем сильнее или упадем..." В общем, как отмечают восторженные англоязычные рецензенты, "даже сцена похорон полна жизни".
Однако для "жизненного", бескомпромиссного в своей жестокой правдивости произведения "Тираннозавр" слишком полон каких-то символических, демонстративных и, в сущности, театральных жестов. Герой, например, в какой-то момент показывает голый зад с криком "Свобода!", а героиня, доведенная мужем-садистом до отчаяния, бросает предметы в портрет Иисуса, который начинает висеть криво. И уж подавно неискренним и ненатуральным выглядит финал, когда герой уходит куда-то по асфальтированной дороге под жизнеутверждающую песню, жалко, что без своей любимой бейсбольной биты под мышкой, ведь в других населенных пунктах наверняка еще полно собачек, которых надо отправить в рай.