О том, что и кто мешает России использовать в ее внешней политике "мягкую силу", спецкорреспонденту ИД "Коммерсантъ" Владимиру Соловьеву рассказал глава Федерального агентства по делам СНГ, соотечественников, проживающих за рубежом, и по международному гуманитарному сотрудничеству (Россотрудничество) Константин Косачев.
Когда в 2008 году создавалось Россотрудничество, предполагалось, что оно будет продвигать российское влияние в мире при помощи так называемой мягкой силы. Россия умеет пользоваться этой "мягкой силой"?
Пока не так эффективно, как многие наши соперники. Часто мы упрощенно понимаем определение "мягкая сила". Кто-то считает, что это набор инструментов для принуждения партнеров сделать что-то — только не прямых, а косвенных. Когда где-то аккуратно меняется регламентация экономического сотрудничества, где-то перекрывается вентиль. И вот такая полужесткая сила формально называется мягкой. Это одна радикальная трактовка этого понятия. Противоположное, но не менее ошибочное мнение заключается в том, что "мягкая сила" — это некие мероприятия: концерты, выставки, фуршеты. Когда за влияние выдается присутствие, и не более того. И обе эти трактовки я считаю в равной степени неправильными.
Термин "мягкая сила" придумал американский политолог Джозеф Най, который, если не ошибаюсь, определил его так: реализация собственных интересов через добровольное согласие на это союзников, их соучастие в такой реализации, а не принуждение к союзничеству. Такое добровольное согласие наших потенциальных партнеров, наших потенциальных союзников на взаимодействие с Россией и должно быть предметом реализации нашей страной концепции "мягкой силы". Но пока она находится в зачаточном состоянии, только начинает развиваться.
Эксперты выделяют несколько составляющих успешного применения "мягкой силы": культурная привлекательность страны, привлекательность ее политических ценностей и программ. С первым у России проблем вроде нет, а со вторым и третьим?
Это очень важная тема. И совершенно очевидно, что то, что происходит внутри страны, является первоосновой для ее внешнего образа, для ее имиджа. Не хотелось бы никого обижать, но, предположим, если бы сейчас Северная Корея потратила миллиарды долларов на улучшение своего образа за рубежом, я думаю, это были бы бесцельно потраченные деньги в силу специфики ситуации, которая сейчас существует в Северной Корее.
А Россия не в такой же ситуации?
Нет, мы, конечно же, не в такой ситуации. Если говорить об образе любой страны, то, на мой взгляд, он распадается на три составляющих. Это репутация страны — то, что о ней думают вовне. Это реальность — то, что страна собой представляет на самом деле. И это бренд — то, что сама страна хотела бы, чтобы о ней думали, и то, что она хотела бы продвигать в качестве своего образа за рубежом. Так вот, в идеале эти три позиции — репутация, реальность и бренд — должны совпадать. Когда реальность соответствует и тому, что сама страна о себе думает, и тому, что о ней думают за рубежом.
В России, увы, пока ситуация иная. Я считаю, что репутация России за рубежом занижена. Откровенно занижена. И о нас думают гораздо хуже, чем мы есть в реальности. Бренд, который мы бы хотели продвигать в окружающем мире, пока тоже отличается от реальности. Он искусственно завышается, мы продвигаем сильно приукрашенную картинку происходящего. Еще раз повторю — то, что происходит в нашей стране, имеет свои плюсы и свои минусы, свои достоинства и свои недостатки, но репутация России за рубежом радикально хуже того, что есть на самом деле. Выправление этого перекоса и есть задача Россотрудничества. Разумеется, наряду с другими задачами агентства, о которых шла речь выше.
Если почитать западную прессу и обобщить создаваемый ею образ российского государства, то оно предстает в виде жадного, коррумпированного чиновника с газовой трубой наперевес, который пугает своих соседей.
И это не так.
Разве это сильно отличается от реальности?
Конечно. Это радикально отличается от реальной ситуации. Напомню пример из другого прошлого. Вот Эриха Хонеккера в свое время привлекали к ответственности в ГДР по конкретной статье — гибель восточных немцев, которые пытались перелезть через Берлинскую стену. Если не ошибаюсь, в общей сложности за несколько десятилетий существования Берлинской стены погибло 49 человек. Это считалось самым кровавым преступлением режима, существовавшего в ГДР, за которое и судили Хонеккера. А если взглянуть на статистику, скажем, гибели мексиканцев, которые пытаются пересечь границу с США (там сейчас, кстати, строится аналог Берлинской стены), то окажется, что за последние несколько десятилетий погибло около 2 тыс. человек или даже больше. Но кто об этом говорит? Кто в мире пытается предъявить претензии американцам? Вот классический пример того, как подается та или иная ситуация.
То же самое касается России. Вот случилась — я тоже употреблю это слово — "трагедия" в российско-украинских отношениях несколько лет назад, когда мы не договорились по поводу газа и был перекрыт вентиль. Да, все, кому этого хотелось или кому это было выгодно, представили конфликт как демонстрацию того, что Россия использует энергетику в качестве политического оружия. А это был чисто хозяйственный спор. В качестве примера могу привести поставки нашего газа в страны Балтии. Политические отношения у России с ними гораздо хуже, чем с той же Украиной,— достаточно посмотреть, что там происходит с нашими соотечественниками. Но мы когда-нибудь вентиль на трубе в Балтию перекрывали? Нет. Война с Грузией — август 2008 года. Пушки стреляют, танки ездят. Но газ — идет! Газ шел все это время по трубам, мы его не перекрывали ни на секунду! Та ситуация с Украиной была специально подана соответствующим образом, чтобы дискредитировать Россию. Образ России, как и образ любой другой страны,— это фактор конкурентной борьбы. И образ России искусственно ухудшают — в том числе для того, чтобы ослабить наши конкурентные преимущества в естественных для России областях.
Получается, в этой конкурентной борьбе Россия проигрывает.
С точки зрения информационных войн очевидно проигрывает.
И чья это вина?
Наша. Да, против России действуют осознанно и целенаправленно. Но на это нельзя обижаться, нужно понимать, что так будет, потому что мы являемся сильным конкурентом для многих других стран. И нас будут искусственным образом ограничивать и загонять куда-то подальше в Сибирь и на Дальний Восток, подальше от тех реальных и уже освоенных источников процветания, которые существуют на Западе. Нас будут от этого всегда стремиться отодвинуть.
Итак, с тем, кто виноват, определились. А что с этим делать?
Нужно менять подход. Обращать внимание в первую очередь на то, как воспринимаются наши действия за рубежом. Иногда действия, которые мы считаем правильными и которые, по сути, правильными и являются, с нашей точки зрения, не требуют никакой дополнительной защиты. Например, наши специалисты из Роспотребнадзора пытаются защитить российский рынок от некачественной продукции из-за рубежа, последний пример — история с украинскими сырами. Я уверен, что в качестве украинских сыров действительно заключается определенная проблема, у меня нет оснований не доверять нашим специалистам. Но когда мы просто закрываем путь этим некачественным сырам или каким-то другим видам продовольствия, не объяснив, что называется, на пальцах простому обывателю (подчеркну — не специалисту, а именно обывателю), что это не политика, а элементарная защита рынка от некачественной продукции, если мы дополнительно не осуществляем информационное сопровождение наших действий, по сути правильных и адекватных, эти действия в глазах того же обывателя будут интерпретироваться ложным образом и дискредитироваться.
Как показывает практика, Роспотребнадзор встает на защиту российского рынка именно в те моменты, когда у России портятся политические отношения с той или иной страной.
Это впечатление такое сложилось, и оно последовательно навязывается. Если бы в этом был элемент политики, я лично был бы против. Но я убежден, что там политики значительно меньше, чем пытаются приписать Роспотребнадзору, а вслед за ним и России. А может, политики там нет в принципе. Но еще и еще раз повторяю: до тех пор пока мы не начнем уделять должного внимания информационному сопровождению наших действий, мы так и будем сталкиваться с проблемами вольной интерпретации образа России за рубежом.
А нет ощущения, что в плане привлекательности России прежде всего следует поработать над собой? Уровень коррупции высокий, и это факт. Из сводок новостей видно, что творится полицейский беспредел. Эти вещи не спрячешь. Как можно привлечь партнеров к более тесному сотрудничеству, когда внутри самой России происходят такие вещи?
Первое — конечно, нам нужно гораздо больше работать над собой, и мы это делаем. Идет политреформа, была реформа полиции. К последней разное отношение, но цель была в любом случае заложена благородная — решить в том числе проблему коррупции. Предпринимается огромная масса усилий, чтобы изменить ситуацию внутри России.
Но есть и второе. Есть наш, наверное, специфический феномен, когда Россию начинают последовательно дискредитировать не только извне, но и изнутри. Я имею в виду отечественных оппозиционных политиков. Я работал с наблюдателями Парламентской ассамблеи Совета Европы, приезжавшими на последние парламентские и президентские выборы. Многие из них после встреч с нашими оппозиционерами, в том числе внесистемными, с распахнутыми от изумления глазами говорили мне, что они нигде не видели, чтобы перед иностранцами так поливали грязью свою страну. Это была абсолютно искренняя реакция недоумения и непонимания: как такое может быть? Так что здесь тоже есть определенная проблема. Когда дискредитация наших выборов, дискредитация нашей политической системы становится инструментом политической борьбы — это плохо. Это переход за красную линию, и это бремя, с которым нам предстоит жить предстоящие годы.