Среди спектаклей фестиваля "Русские сезоны XXI века", организованного благотворительным фондом имени Мариса Лиепы, особый интерес вызывала мировая премьера балета "Павильон Армиды". Означенный павильон в Михайловском театре тщетно пыталась найти ОЛЬГА ФЕДОРЧЕНКО.
Балет Николая Черепнина "Павильон Армиды" в хореографии Михаила Фокина и сценографии Александра Бенуа в 1909 году открывал знаменитые "Русские сезоны" в Париже. Танцевали Анна Павлова и Вацлав Нижинский. Балет этот всегда считался сложным для восстановления: если роскошную сценографию Бенуа еще можно повторить по многочисленным эскизам и зарисовкам, то с хореографией сложнее — в телесной памяти танцовщиков сохранились микроскопические фрагменты (вариация главной героини и трио наперсниц). И практически невозможно воспроизвести атмосферу, которой был пронизан балет: "Павильон Армиды" воспевал темы роковой красоты, гибельных соблазнов, бессилия человека перед неотвратимостью судьбы и крах иллюзий. Однако Андрис Лиепа, набивший руку на воспроизводстве фокинских балетов, и хореограф Юриюс Сморигинас рискнули создать свою версию по мотивам фокинского спектакля, который, в свою очередь, являлся танцевальной стилизацией эпохи Людовика XIV.
После краткой увертюры занавес поднялся, обнаружив ядовито-зеленые деревья, очертания замка и два версальских фонтана. Это парк, вероятно, перед вынесенным в заголовок балета павильоном. Но сам павильон на сцене так и не появился. Как вообще не появилось многого из написанного в программе. Обещали грозу, заставшую Рене де Божанси ночью у замка — ярко светило театральное солнце. Описали портрет роковой красавицы на стене павильона — ни портрета, ни павильона не было. Пообещали заснувшего в павильоне виконта — ничего подобного, бегал и прыгал, как заводной. Главный эффект балета — оживающий гобелен, когда "один за другим появляются двенадцать гениев часов с горящими фонариками". Но в "Кремлевском балете" на кордебалет-то с трудом наскребли восемь разнокалиберных пар, где им еще 12 человек найти?! Сплошной обман: и про гениев, и про фонарики, и про таинственный свет гобелена, я уж не говорю об отсутствии самого тканого изделия, — а, между прочим, первое название "Павильона Армиды" — "Оживленный гобелен".
Господин Сморигинас как не озаботился тем, чтобы либретто совпало с происходящим на сцене, так и не удосужился придать хореографии хоть какой-то флер загадочности и зачарованности, поиграть в стилизацию, как это веком раньше сделал Фокин. Стилизация выражалась в том, что движения и позы танцовщиков перекликались или прямо копировали сохранившиеся хореографические образы великого балетмейстера-реформатора, и не только его. То женский кордебалет, вскочив на пальцы в эшапе, воспроизведет знакомый силуэт Балерины из "Петрушки", то Армида встанет в профильную позу на манер Клеопатры из "Египетских ночей", то она же, привольно взмахнув руками, опрокинется на руки Ринальдо, аки Жар-птица.
Александра Тимофеева в главной партии танцевала вполне жизнерадостно и убедительно, но ее земное обаяние и кокетство более подходили простушке Лизе из "Тщетной предосторожности", нежели воплощению "жуткого впечатления жизни, навсегда отравленной тоской по исчезнувшей красоте" (как писали об Армиде дореволюционные критики). Виконт де Божанси (Андрей Меркурьев) как вышел в условном костюме балетного премьера, так и остался им до конца. В безукоризненно правильных танцах премьера было совершенно невозможно понять, где здесь Рене — путешественник начала XIX века, а где он превращается в средневекового рыцаря Ринальдо, одурманенного чарами волшебницы Армиды. С темными чарами вообще было плохо: "Павильон Армиды" господина Сморигинаса получился лучезарным и солнечным — этакое барбекю в святилище Аполлона.