Выставка современное искусство
В фонде поддержки визуальных искусств Елены Березкиной "Эра" открылась выставка-потлач Анны Желудь "Отдам в хорошие руки": на вернисаже художница раздавала свою живопись и живописную графику 2000-х всем желающим — друзьям, художникам, музеям, фондам, галеристам, частным коллекционерам, кураторам, критикам и просто "людям с улицы". Безвозмездно, то есть даром. Столь удивительной щедростью воспользовалась и АННА ТОЛСТОВА.
Холсты частью развешаны, частью стоят на полу, прислоненные к стенам, так и сяк, папки с рисунками разбросаны по столам — бери не хочу! В день открытия можно было выбрать понравившиеся и получить разрешение автора забрать их себе по окончании выставки. Часть холстов не раздавалась и будет уничтожена, то есть записана: Анна Желудь собирается прямо на выставке писать поверх старых картин новые — для будущего проекта. Кант, как известно, требовал от эстетического восприятия практической незаинтересованности, но тут горячая личная заинтересованность всех посетителей бросалась в глаза: трудно припомнить выставку, на которой каждый зритель с таким придирчивым вниманием рассматривал, а то и ощупывал работы.
Анна Желудь, участница основного проекта позапрошлой Венецианской биеннале и лауреат прошлой "Инновации", в свои тридцать — один из самых востребованных молодых художников, но востребована она по большому счету одной стороной своего творчества: объектами и инсталляциями из гнутого металлического прута, листов ДСП и бетона. Живопись ее, можно сказать, проглядели, что очень жаль: в этих вроде бы бесхитростных картинах — в пейзажах, деревенских и городских, с кубиками гаражей, вышками ЛЭП или главками церквей, в натюрмортах, в меланхолических собаках и кошках, в обнаженных, сделанных по-разному, где одним контуром, где минималистски однотонно, бело, серо или охристо, а где и в невероятно интенсивной, "кислотной" гамме,— есть благородство традиции. Не банальная школьная выучка, а ощущение причастности разветвленному генеалогическому древу, на разных ветвях которого — сдержанный ленинградский экспрессионизм и ньювейверская лихость, дикие всех мастей, старые и новые, Михаил Рогинский и Александр Батурин. Совершенно очевидно, что живопись эта одной пуповиной связана с контурами прутяных объектов, фактурой бетона и плоскостями ДСП, но в свои инсталляции Анна Желудь включает такие картины нечасто и весьма выборочно.
Радикальное расставание с собственным творческим прошлым — тема для московских художников поколения тридцатилетних острая. Можно вспомнить, например, Андрея Кузькина, год назад схоронившего все свое артистическое имущество в стальных ящиках-гробах, кочующих теперь с выставки на выставку. Но, освобождая таким образом мастерскую от старых вещей, Анна Желудь совсем не собирается отречься от прошлого и навсегда отложить кисть. Ничего театрального в этом потлаче нет. Жест ее, откровенно антирыночный, кажется тем более резким, что она раздает картины — самый ходовой товар на рынке, сколько бы критики ни говорили о смерти живописи и наступлении эры новых медиа. Наиболее ценное в этом жесте — искренность и полное пренебрежение конъюнктурой: никакого "левого дискурса", никаких разглагольствований о модной "партиципаторности". Невольно вспоминается, что Николай Тырса в начале 1920-х, опьяненный революционными идеями, предлагал раздавать рабочим и крестьянам картины из музеев на дом — на некоторое время, как дают книги в библиотеках. Анна Желудь проводит в жизнь лозунг "Искусство принадлежит народу" столь же просто, бесхитростно и тонко, как проста, бесхитростна и тонка ее живопись.