Это заметили в Петербурге
Гала-концертом в Мариинском театре открылись юбилейные торжества в честь 125-летия со дня рождения Федора Ивановича Шаляпина. Москву эта дата на фестиваль не вдохновила, и Петербург предъявил свои права на великого гражданина мира и подданного международного оперного государства.
Для этого у Петербурга есть веские основания. Сюда, в город, который Шаляпин представлял "стоящим на горе, белым, чистым, утопающим в зелени", а увидел трубы и дым, он приехал никому еще не известный в 1894 году с контрактом на выступления в антрепризе Лентовского (в саду "Аркадия"). Затем пел в Панаевском театре, и менее чем через год дебютировал в Мариинском — Мефистофелем в "Фаусте" Гуно. Отсюда через год, спев в Мариинке десяток партий, он уехал в Мамонтовскую оперу, с которой затем приезжал на гастроли.
Благодаря ему "Борис Годунов" укрепился в репертуаре Мариинки: возобновив в 1902 контракт с Теляковским на выступления в московском Большом и петербургском Мариинском, Шаляпин желал петь одну из своих коронных партий. В 1911 году он был Борисом в мариинском спектакле Мейерхольда, в 1913-м — в Народном доме, а в 1920-м — в летнем театре Путиловского завода; в 1922-м в партии Бориса он последний раз выступил на Мариинской сцене.
Здесь, в Петербурге, Шаляпина в 1918 году наградили подряд званием народного артиста (решением Совета народных комиссаров Союза коммун Северной области) и заслуженного артиста государственных театров (постановлением общего собрания артистов-солистов Мариинки). Здесь — для питерских рабочих — он дал последний в России концерт (уже в бывшем зале Дворянского собрания) и отсюда, с набережной лейтенанта Шмидта, 29 июня 1922 года отплыл за границу.
В Петербурге Шаляпину привелось — очевидно, единственный раз в жизни — остаться перед пустым залом: во время его второго выхода в партии короля Филиппа (в Народном доме) 25 октября 1917 года раздался залп Авроры.
В Петербурге у него появилась вторая семья, он сменил здесь несколько адресов и провел последние десять лет своей российской жизни в собственном особняке на Аптекарском острове на Пермской улице (ныне Графтио). И конечно, здесь были еще Большой зал консерватории, Михайловский и Эрмитажный театры, музыкальные вечера у Римского-Корсакова, Глазунова и Стасова, мастерская Головина.
Шаляпинские адреса и роли составили канву фестиваля, в котором участвовали петербургские музыкальные театры и концертные залы, солисты и хоры, открывающийся после реставрации музей Шаляпина и Троицкий собор Александро-Невской лавры.
Открывший фестиваль гала-концерт в Мариинке должен был сложить оду русским басам, выдвинув когорту современных, и прежде всего мариинских, носителей славного тембра. В параде шаляпинских партий — от Сусанина до Галицкого и от Дона Базилио до обоих (Гуно и Бойто) Мефистофелей — лидировали Борис Годунов и король Филипп. Бориса пели Владимир Ванеев и Паата Бурчуладзе, Филиппа — Сэмюэл Реми, специально по этому случаю прибывший из Нью-Йорка. Выступали Аскар Абдразаков, Сергей Алексашкин, Геннадий Беззубенков, Михаил Кит, Александр Морозов, Владимир Огновенко.
Теперь представим себе три часа басового пения, пусть даже самого выдающегося.
Приходится признать, что этот могучий поток не смогло разнообразить чередование оперных названий и авторов, вкрапления хора и соло Галины Горчаковой, тем более что при различии образовательных институтов большинство исполнителей объединяла единая школа, и при разнице оттенков выдавала схожая манера.
Правда, американского гостя выделяла явно иная культура, что и обеспечило один из самых увлекательных моментов концерта: сцену короля Филиппа и Великого Инквизитора — дуэль Сэмюэла Реми и Владимира Огновенко. Но главным контрастом вечера остался контраст между концертом и обрамлявшим его голосом Федора Ивановича Шаляпина: "Элегия" Массне и "Дубинушка" в записи прозвучали живее всех живых аналогов, и эту живую трепетную мощь не в состоянии был поддержать в долгой и торжественно-помпезной церемонии портрет героя торжеств кисти Головина, простоявший (при свечах) весь вечер на сцене.
ОЛЬГА Ъ-МАНУЛКИНА