Выбор Игоря Гулина

"Призрачный снимок"

Эрве Гибер
Kolonna Publications — Митин журнал

"Я не смогу объяснить это проще: снимок, образ — это существо, сама суть желания, и, лишив этот образ сексуальности, мы сведем его к одной теории..."

Умерший в 1991 году Эрве Гибер — утонченный писатель, журналист и фотограф, одно время — возлюбленный Мишеля Фуко, ближайший друг Изабель Аджани и знакомый почти всех важных людей французской культуры 70-х — 80-х. В России он до сих пор был известен лишь как один из первых авторов, описавших опыт СПИДа. Спустя пару лет после смерти Гибера его поздний роман "Другу, который не спас мне жизнь" курьезным образом вышел здесь в серии бульварной эротической литературы. А систематически издавать его по-русски начали совсем недавно. В прошлом году появились две ранних книжки: повесть "Путешествие с двумя детьми" и сборник "Одинокие приключения". И то и другое — щемящая, воздушно-порочная любовная проза с ускользающей исповедальностью.

Переведенный сейчас, тоже ранний "Призрачный снимок" — сборник текстов Гибера о фотографии. Критические эссе, мемуарные и философические отрывки, фрагменты интимного дневника и небольшие рассказики здесь образуют эфемерную, сонную сеть суждений, отчетливо избегающих связности. Во Франции "Снимок" вышел в 1981 году — через год после другой очень личной книги о фотографии, "Camera Lucida" Ролана Барта — отчасти учителя, неудавшегося партнера и одного из персонажей Гибера. Скрытая полемика со старшим здесь, кажется, очень важна. Для Барта главная удача фотографии — заново обнаружить достоверность утраченного любимого лица. Для Гибера же о любви и смерти говорит по-настоящему лишь тот кадр, который не получается — остается в мире болью неудачи, а не предназначенной для разглядывания картинкой. "Призрачный снимок" описывает череду таких фотографических провалов как ряд любовных катастроф. Его книга — ответ фотографа потребителю фотографий: это искусство — не род изображений, а безнадежно-эротический строй отношений с миром. Единственная цель фотографии — сконструировать желанный образ другого человека, образ всегда обреченный — как обречена в других текстах Гибера сама любовь.

"Формулы страха. Введение в историю и теорию фильма ужасов"

Дмитрий Комм
БХВ-Петербург

Питерский кинокритик Дмитрий Комм пытается объяснить, что такое фильм ужасов, перебрать главные истоки жанра, описать его эволюцию — от первых картин о Фантомасе и немецкого экспрессионизма к "Звонку" и "Ведьме из Блэр", нащупать философию хоррора и основные его законы. Сделать все это в рамках небольшой книжки сложно, и разругать то, что вышло,— проще простого. "Формулы страха" до крайности неряшливы методологически и стилистически, в части, посвященной первой половине XX века,— слишком много необдуманных общих мест, а в том, что касается следующих десятилетий,— лакун и предвзятости. Комм вроде бы доводит рассказ до наших дней, но не говорит ни слова о сериале "Пила", об испанской готике Гильермо дель Торо и еще о куче всего важного. "Формулы страха" больше похожи не на взвешенную монографию, а на текст курса лекций — с чуть наивными теоретическими отступлениями, небрежно выписанным контекстом и вниманием к любимым темам в ущерб всем остальным. Комм недолюбливает социологические и политические объяснения природы хоррор-кинематографа, предпочитая им психологический подход — разговор о темной части личности любого человека. Поэтому самые проникновенные его страницы посвящены маргинальным мистикам-эротоманам, Марио Баве, Джессу Франко, Жану Роллену. И роль эксцентричного проповедника странностей идет Комму гораздо больше, чем обстоятельность историка. По-настоящему интересен он становится тогда, когда сбивается с выбранного в начале пути.

"Дневник"

Витольд Гомбрович
Издательство Ивана Лимбаха

Гомбрович писал и публиковал "Дневник" в 1950-е --1960-е годы, это главная и лучшая его книга. О ее русском переводе можно без преувеличения сказать — долгожданный. Все романы Гомбровича — "Фердидурке", "Порнография", "Транс-Атлантик", "Космос" — вышли по-русски в 1990-е годы, но культурным событием не стали, то есть те, кто сам не читал Гомбровича, о нем представления не имеют. Это плохо не потому, что мы в очередной раз не оценили и не усвоили какое-то сокровище мировой культуры, а потому, что Гомбрович — прямо-таки необходимая здесь фигура. Во всех своих книгах он разоблачал и высмеивал духовную несвободу — не в своих противниках, а в своих друзьях и в себе самом, не щадя ничьих чувств и идей, какими бы благородными они ни были. У нас есть своя традиция борьбы с порабощающим "высоким и прекрасным", но она идет от подпольного человека Достоевского, и что-то подпольное есть чуть не во всех продолжателях этой традиции. А Гомбрович сиянию идеалов противопоставляет не подпольный сумрак, а блеск остроумия, и о своем несовершенстве говорит не с надрывом или усмешечкой, а со смехом облегчения. В "Дневнике" множество умнейших соображений и наблюдений, но читать его стоит прежде всего ради этого блеска и этого смеха, которых так здесь не хватает.

Григорий Дашевский

Гектор и секреты любви

Франсуа Лелорд
Corpus

Популярный французский романист и психиатр Франсуа Лелорд пишет то ли притчи об отношениях, то ли беллетризованные инструкции жизни с разными полезными и в меру глубокими советами. Эта книжка — второй роман из серии о приключениях коллеги автора, Гектора (первый, "Путешествия Гектора, или поиски счастья", вышел по-русски в прошлом году). Тема на этот раз, как можно догадаться, любовь. Гектор консультирует клиентов с амурными неурядицами, выясняет отношения со своей собственной возлюбленной Кларой и по всему свету ищет пропавшего друга, открывшего "молекулу любви".

Подземный корабль

Екатерина Шерга
Ключ-С

Дебютная книга московской журналистки преподносится ею как плутовской роман о Москве середины 2000-х годов. В центре — два персонажа: герой по имени Мстислав Молохов, в одиночестве проживающий в огромном элитном жилищном комплексе "Мадагаскар" и общающийся с местными призраками, и менеджер Александр, невзначай ввязывающийся в темные дела руководителей интерьер-бутика "Британская империя". Расточительный на похвалы Дмитрий Быков уже называл книгу Екатерины Шерги русским "Великим Гэтсби".

Пассажи. Этюды о Бодлере

Сергей Фокин
Machina

Письма

Шарль Бодлер
Machina

Сергей Фокин — заметный толкователь и переводчик французской литературы и философии XX века, он занимался Сартром, Камю, Батаем, Роб-Грийе и еще кучей авторов, а в недавно вышедшей книжке двинулся назад во времени. Впрочем, Бодлер здесь тестируется всем опытом современной философии — от Маркса до Мориса Бланшо, и ставится во все возможные неожиданные контексты, так что это никак не академическое литературоведение. Почти сразу Фокин выпустил большой том бодлеровской переписки со знакомыми, писателями и родственниками.

Видение

Владимир Гандельсман
Пушкинский фонд

Читающий расписание

Владимир Гандельсман
Пушкинский фонд

Сразу две новых книжки, или даже скорее больших цикла одного из самых авторитетных русскоязычных поэтов-эмигрантов старшего поколения. Уехавший в Америку в 1989 году и с тех пор выпустивший около 20 книг, Гандельсман — поэт чрезвычайной формальной отточенности, немного старомодный экспериментатор и одновременно — хранитель ностальгической ноты. Большая часть его стихов — лирическая панорама непарадного СССР 1950-60-х со смиренным выводом о том, что у этой неказистой, но милой сердцу жизни нет продолжения. "Не смерть страшна, а расставание // с отдельно взятым человеком, // я космосу шлю завывание, // его рассыпанным в ночи аптекам, // пусть вышлет мне в ответ лекарствие, // я буду принимать по горсточке, // чтоб в Божье перейти мне Царствие, // как лужу в детствии, по досточке".