16 апреля в Нью-Йорке объявлены лауреаты Пулитцеровской премии. Главная писательская награда Америки не нашла себе победителя в номинации "Лучшее художественное произведение", но традиционно воспела хорошую журналистику.
Пулитцеровскую премию часто критикуют за то, что новостные мейджоры награждаются здесь гораздо чаще, чем маленькие независимые газеты и журналы. Но на самом деле достается и тем и этим. Так, газета The Philadelphia Inquirer получила приз "За служение обществу" за серию репортажей о филадельфийских школах, корреспонденты The Associated Press были награждены за истории о том, как нью-йоркская полиция искала террористов в мусульманских общинах, а алабамская газета The Tuscaloosa News — за статьи о последствиях торнадо и помощь в поисках пропавших людей. Уэсли Моррис из The Boston Globe был награжден за кинокритику, Массуд Хоссейни из France-Presse — за фотографию плачущей от страха девочки после взрыва в Кабуле, Дэвид Коченевски из The New York Times — за серию статей о том, как американские богачи и корпорации уходят от налогов, и корреспондент того же издания Джеффри Джентльмен — за репортажи из Судана и Сомали. Иными словами, где-то есть хорошая журналистика, помогает людям, пишет о разном, грех не наградить. Но это как-то история не про нас. Нам должны быть гораздо интереснее более литературные номинации.
Здесь главным событием премии стала неврученная награда за фикшн. За пределами страны, возможно, она большого влияния не имеет — в этом, наверное, стоит благодарить формулировку "за литературное произведение, предпочтительно об американской жизни". Но в Америке Пулитцер в итоге все равно остается премией о романе, значимо, между прочим, влияющей на продажи. На русский лауреатов до сих пор переводят со скрипом: из номинантов последних лет переведена, например, "Оливия Киттеридж" Элизабет Страут, "Дорога" Кормака Маккарти, "Средний пол" Джеффри Евгенидиса и выйдет к осени Дженнифер Иган, и на этом, в общем, все. Так и нет прекрасного американско-доминиканского романа Хуно Диаса "Короткая удивительная жизнь Оскара Вао" или "Ремесленников" Пола Хардинга, романов между тем вовсе не ограниченных одной Америкой. Если заглядывать в прошлое, то там сплошная благодать: и Джон Апдайк, и Тони Моррисон, и Каннингем, и Филип Рот, и "Унесенные ветром" с "Убить пересмешника". Уже из короткого трехкнижного списка очевидно, почему романа за 2011 год не нашлось: выбирать, по сути, надо было между милым дебютом про крокодилов ("Swamplandia!" Карен Рассел) и недописанным романом "Бледный король" умершего в 2008 году Дэвида Фостера Уоллеса. В ситуации, когда Уоллеса невозможно было не выбрать, жюри предпочло просто не выбирать.
Тем более бледно этот финальный список смотрится на фоне двух больших биографий, победивших в номинациях "История" и "Биография". Книга покойного профессора Мэннинга Марабла о Малкольме Икс, несомненно, одна из важнейших книг прошлого года, вошла в том числе в топ-2011 газеты The New York Times и совершенно заслуженно получила премию как лучшее историческое исследование. То есть понятно, что в годы президентства Обамы любая книга о лидерах черного движения будет читаться ужасно актуальной. Но писать Марабл начал еще в 90-х, использовал море неизвестных до него источников и не особенно лакировал героя: тут есть и про юношеские связи с криминалом (в автобиографии намеренно преувеличенные), и про взрослые гомосексуальные связи (от которых сам герой в автобиографии как раз открещивался), а еще об убийстве и убийцах, которых автор называет по имени, прямо обвиняя в связях с ФБР (так, один из них позже фигурировал в деле о вооруженном ограблении, но таинственным образом пропал из списка обвиняемых). Сила биографии как раз в том, что автору удается и восхищаться своим героем, и относиться к нему критически, и признавать его несомненную роль в черном националистическом движении, и видеть в нем человека, измученного собственными демонами. Полнота портрета, объясняемая только одержимостью биографа.
Лучшей биографией стала книга Джона Льюиса Геддиса о Джордже Ф. Кеннане. Кеннан, бывший послом США в СССР в 1952-м, а затем в Югославии в 1961–1963 годах, интересует своего биографа, ну а нас тем более, прежде всего как стратег советско-американских отношений времен холодной войны, инициатор политики сдерживания и один из создателей плана Маршалла. Йельский историк Геддис начал писать о Кеннане 30 лет назад, брал у него бесконечные интервью и имел неограниченный доступ к его архиву. Кеннан умер в 2005 году, автор по изначальной договоренности с героем выждал еще шесть лет до публикации биографии. Потому что книга получилась прежде всего о сомнениях, в том числе тех связанных с Россией страхах, которые, судя по популярности объемной биографии, американцы не перестают испытывать до сих пор (сравни леденящие душу описания полузаброшенных советских военных объектов с оставшимися почти без присмотра ядерными боеголовками, посещенных Обамой в бытность сенатором).
Ну а премию за лучший нон-фикшн получил выдающийся американский шекспировед Стивен Гринблатт за книгу "Поворот: как мир стал современным" о монастырях, истории книги и коллекционирования и о том, как 600 лет назад была найдена последняя копия "О природе вещей" Лукреция. Во всех книгах Гринблатта история начинается с культуры: не было бы Лукреция, не было бы и Возрождения, не было бы Возрождения, не было бы и Шекспира, и мира во всей своей современности не было бы тоже. Так что, начавшись за повседневное, то есть с документальной журналистики, Пулитцеровская премия в итоге все равно оказывается и про вечное тоже: книги, культура, Шекспир.